Ангельский облик

Иден Дороти

Ганс был очень беден и не мог себе позволить купить приличную мебель или отремонтировать дом, который буквально рассыпался. Помощь он принимал только от эксцентричной пожилой мисс Борт, которая не требовала денег, пока у неё и её кошки была крыша над головой.

Прибирала и готовила мисс Барт, мягко говоря, небрежно. Одолеваемая навязчивой идеей, что она может ослепнуть, она поддерживала во всех комнатах полумрак и никогда не выходила на улицу в ясную погоду. Кроме добряка Ганса в целом свете о ней никто не стал бы беспокоиться.

— Пусть

бедная старуха живет, как ей нравится. Она мне не мешает. Если ей хочется поваляться в постели, я сам справлюсь.

Дженни это тоже устраивало. Ведь это означало, что мисс Барт не станет подглядывать из любопытства, и если Ганс решит её поцеловать, когда закончит работу, их никто не побеспокоит.

Дженни опять заерзала на стуле.

— Милый, ну разреши мне слезть отсюда, пока я не упала в обморок.

— Еще чуть-чуть. Который час?

— Почти пять вечера. Пора открывать библиотеку.

Ганс бросил кисть.

— Придется закончить, потому что сейчас прибудет поезд.

— Поезд? А кто приезжает?

— Клайв с новой секретаршей.

— Ты не говорил мне, что он собрался взять новую. А что с прежней?

— От неё не было никакого толку. Ни головы, ни внешности.

Дженни удивленно подняла брови.

— По-моему, она даже не умела печатать. А эта умеет? Или он забыл спросить? И почему он привез её домой?

— Разумеется, чтобы работать.

— Но прежних он никогда не привозил.

— Теперь он собирается больше работать дома, чтобы быть ближе к жене. Прежняя секретарша для этого не годилась.

— Но пока Луиза в больнице, они закрутят роман!

— Да никаких романов, одна работа!

Ганс был слишком наивен. Или только притворялся. На его мрачном лице застыло какое-то странное выражение. Возбуждение? Предчувствие чего-то?

— Ты видел эту девушку? Она хорошенькая? — ревниво спросила Дженни.

— Да, видел. Она действительно хорошенькая. Голубоглазая блондинка. И кажется совсем невинной, хотя все может быть совсем не так.

— Держу пари, что не так. Как её зовут?

— Маргарет Берни. Мэг. Но что случилось, дорогая? Почему рассердилась? Ревнуешь Клайва к новой секретарше?

— Но ведь не Клайв спешит к поезду, а ты.

Ганса виновато потупился.

— Прости, ты права. Меня всегда волнует появление нового лица, ты же знаешь. Но это ничего не означает, просто мне хочется запечатлеть его на холсте. Я плохой художник, но очень стараюсь. И ты должна меня простить, Дженни, а не сердиться. Ну как меня может привлекать чье-то смазливое личико? Мне нравятся брюнетки с черными глазами. Иди сюда, малышка…

— Нет, подожди! Сначала нужно выбраться из этого платья, а то вообразишь себя Генрихом VIII…

— Я мог бы, — Ганс шутя схватил её за горло.

— Раздвинь ширму, — велела Дженни. — И подожди, пока я переоденусь.

Хоть голос девушки звучал спокойно, её пробрал озноб, отчасти от возбуждения,

отчасти от страха. Невозможно было отрицать, что Ганс производил на неё впечатление. Другие мужчины казались ей скучными. Дженни тянуло в этот мрачный дом, хотя он вызывал в ней странную необъяснимую тревогу.

Пока Дженни расшнуровывала тяжелое парчовое платье, зазвонил телефон. Она насторожилась, потому что Ганс поcпешно вышел из комнаты, не извинившись, словно ждал этого звонка. Дженни, уже переодевшись в просторный свитер и юбку, беспокойно расхаживала взад-вперед. Потом украдкой бросила взгляд на портрет. Лицо получилось странным и несовременным. Глаза сильно навыкате, а нос очень тонкий. В жизни она совсем не такая. Бедный Ганс! Художник из него действительно никудышний. Нечего удивляться его нежеланию показывать ей работу. У него накопилась куча картин, которые никто не хотел покупать. На что он жил?

Дженни просмотрела пыльные холсты, прислоненные к стене. Никогда раньше она не оставалась в мастерской одна, и вот теперь появилась возможность осмотреться. Из любопытства Дженни отодвинула одну из штор и увидела, что та скрывала не окно, а дверь. Интересно, что том — шкаф или другая комната? Девушка повернула ручку, но дверь оказалась заперта. Или её заклинило от пыли и сырости.

— Что ты делаешь?

Громкий голос Ганса заставил её быстро обернуться. В сгущающихся сумерках лица не было толком видно, но оно показалось ей темным и зловещим. У Дженни перехватило дыхание.

— Ничего. Просто интересно, куда ведет эта дверь.

— За ней спуск в подвал. Будешь плохо себя вести, спущу тебя по этой лестнице.

— Ганс! — Дженни была потрясена и напугана.

Но Ганс уже улыбался.

— Старый дом полон всяких сюрпризов, в том числе и неприятных. Здесь сыро, все изъедено червями, на лестницах легко сломать себе шею. А теперь иди ко мне, милая, я хочу тебя поцеловать.

Дженни охотно послушалась. Ганс был уже немолод — не меньше сорока. Обычно Дженни увлекалась мужчинами помоложе. Даже Саймон Саммерс, так и оставшийся равнодушным к её попыткам сблизиться, был моложе. Но было что-то совершенно особенное в поцелуях Ганса, в его настойчивости, в волнении, которое вызывали его прикосновения. И ещё его желание видеть её в средневековых нарядах, его странные чарующие слова… Дженни понимала, что долго не устоит.

— Кто звонил?

— Клайв.

— Привез он девушку?

— Ты хочешь знать, привез ли он домой новую секретаршу?

— Не слишком это прилично с его стороны, пока Луиза в больнице, — заметила Дженни. — Я полагаю, тебе не терпится её увидеть?

— Сегодня вечером я приглашен к Клайву.

Дженни отстранилась.

— Вот как! Тебе действительно не терпится!

— Клайву наконец удалось продать мою картину. Причем за приличные деньги. Это нужно отметить.

— Поздравляю, — угрюмо буркнула Дженни.