Ангелы не умирают
Шрифт:
Он прошептал, положив руки на грудь противника:
– Ты такой же зверь, как и наш отец. Тебе это нравится. Чужая боль тебя заводит, правда? Или тебя заводит моя боль? Хоть ты это и отрицаешь, ты ведь хочешь меня.
– Ты придурок, Энджел. Придурок с поломанной психикой и перевёрнутыми ценностями.
– Конечно. Я не стану отрицать то, что всем известно. Я же не ты. Я такой, какой есть.
– И, похоже, гордишься этим? – презрительно протянул Ливиан. – Хотя было бы чем?
– А ты себя стыдишься. Но что это меняет? Ничего! Мы оба барахтаемся в одной и той же луже. И в итоге
– Мечтай.
– О чём ты предлагаешь мне помечтать? О нас с тобой? О, милый, я прекрасно понимаю, что этой мечте не суждено осуществиться. И даже знаю, почему. Хочешь, расскажу?
Ирис уже сто раз пожалела, что не заявила о своём присутствии сразу. Ей вовсе не нравилось то, что приходилось слушать. Было такое чувство, словно кто-то занимается любовью, а она подглядывает в замочную скважину.
Горькое чувство, будто во рту полынь, усиливалось с каждой новой репликой Энджела. Ирис не хотела быть свидетелем этой неприятной беседы.
Вот ведь так всегда! Если день не задаётся, он не задаётся с самого начала.
Для себя Ирис решила, что, если разговор начнёт перерастать в нечто более интимное, придётся встать и гордо удалиться.
«Хорошо бы ещё кулаком сломать нос этой двуличной скотине! – В гневе подумала девушка. – Зачем он пудрил мне мозги? Приглашал на свидание?».
Обида колола горло комом, подозрительно напоминающим подступающие слёзы.
– Нет. Не хочу я твоих рассказов, – прозвучал голос Ливиана, отрезвляюще здравомысляще.
– А я всё равно расскажу.
«Он всё-таки пьян, – поняла Ирис. – Или, того хуже, под кайфом. Они все тут в этой школе не в себе, чёртовы идиоты. А тот, на которого я исхитрилась запасть – самый большой идиот».
– Мы оба знаем истинную причину, яблоко раздора и причину твоей воздержанности, – голос Энджела звучал шелковистой удавкой, гладкой и приятной на ощупь, но таящей за собой угрозу. – И ты не будешь рад услышать его имя.
– Конечно не буду, – на сей раз голос Ливиана звучал со злостью. – Ты находишь эту тему поводом для шуток?
– Поводом для шуток? Дайка подумать? Пожалуй, нет. Да и разве я шучу? Я серьёзен.
– Заканчивай кривляться. Это отвратительно.
И Ирис на этот раз была с Ливианом согласна.
– Стоишь тут, ломаешься, – неприязненно поморщился Ливиан. – Смотреть тошно. Чего ты добиваешься, Эндж?
– Хочу, чтобы ты наконец отбросил на фик свою напускную сдержанность и показал свой истинный норов.
– И на кой чёрт тебе это надо?
– Хороший вопрос. Ладно, сочтём это личным бзиком и капризом. Ну что? Не решаешься? А минутой назад мне показалось, что ты уже близок к тому, что можно назвать искренностью? Но ты, похоже, во всём двуличный притворщик.
– Слушай, а тебе на уроки не пора?
– Не пора, – засмеялся Энджел. – Как не крутись, а я всё равно заставлю говорить на неприятную тему, которую ты с таким старанием избегаешь.
– Ты хочешь поговорить об Артуре? Отлично. Давай поговорим. Возможно я даже сочту, что ты не такая глупая, бесчувственная и бессовестная скотина, какой хочешь казаться.
Энджел снова рассмеялся.
На этот раз в его смехе звучали почти истеричные нотки:
– Проблема-то в том, что я не хочу казаться бесчувственной и бессовестной, а уж тем более глупой скотиной. Просто я такой и есть. Ну да не об это речь. Вернёмся к нашим баранам. Вернее, к одному бедному барашку. Тебя бесит или удивляет, что я не интересуюсь твоим драгоценным младшим братцем, Ливиан, так?
– Нашим братцем, если уж на то пошло. И да, так. Меня в данном конкретном случае бесит абсолютно всё. Начиная с того, что ты запудрил ему мозги, заставив влюбиться в тебя. Ваше общение привело к тому, что, окончательно свихнувшись, он решил свести счёты с жизнью.
– Я вообще-то предупреждал, что ни черта у него не выйдет, – жест, с каким Энджел пожал плечами, можно одинаково было счесть нервным или легкомысленным. – Но он меня не послушал.
– А ты не мог заставить его себя послушать?! Но ты же ведь и не пытался? Не удивлюсь, если идея сигануть с небоскреба принадлежала тебе.
– Ну… он всё ныл и ныл, что ничего не действует. Ни яды, ни пистолеты, ни кинжалы. Я действительно подкинул идейку, что прыжок без парашюта с трехсотфутовой высоты может оказаться решением проблемы.
– Ах ты… – руки Ливиана схватили за ворот пальто и сжались с такой яростью, словно хотели удушить стоявшего перед ним кривляющегося паяца. – Решением проблемы?! Вот бы и прыгал сам!
– Убери руки. Сам же знаешь, жест эффектный, но толку – пшик.
– Если ты такой смелый и наглый, что же ни разу за все эти месяцы не зашёл навестить бывшего любовника, с которым был не разлей вода? Уверен, Артур был бы рад тебя повидать. Ему не хватает общества, ведь кроме меня желающих теперь с ним общаться нет.
– А в чём проблема? Ты же хотел получить его в полное пользование? Вот и забирай!
– Ах ты мразь!
– Есть новость поновее?
– Всё играешь?! Это для тебя игры? Ты, малодушный подонок, вот ты кто такой, Энджел. За всё это время у тебя не хватило духу прийти и посмотреть Артуру в глаза. И ты прав. Зрелище, доложу тебе, паскудное. То, что удалось отскрести от асфальта, не умирает, но и не живёт.
Полудохлая кукла, не способная без моей помощи перевернуться с бока на бок, совсем как простые смертные, которых ты так презираешь – жалкий паралитик. Его кости не желает срастаться, а внутренние органы – функционировать. Пытаются, раз за разом, восстановиться, но ничего не выходит, кроме непрекращающейся ни днём, ни ночью боли. Обезболивающие и наркотики не действуют.
Так что твой нежный и отзывчивый на идиотские затеи любовник заперт в своём теле, как в личном аду. И я с ним, заодно, тоже.
Я вынужден наблюдать эту агонию раз за разом, осознавая, что помочь ничем не могу.
И чем дольше я это наблюдаю, тем да, больше тебя ненавижу.
Это несправедливо! Почему с тебя всё как с гуся вода? Развлекался ты, а платим мы.
И в такие моменты я испытываю по отношению к тебе очень горячее желание: взять, сжать пальцами твоё горло и душить. Душить до тех пор, пока не вытрясу твою грязную душу из твоего тела. Или не сверну к чёртовой матери шею. Чтобы ты свалился рядом с Артуром, такой же поломанной куклой.