Ангелы не умирают

Оленева Екатерина Александровна

– Да кто ты такая, чтобы раздавать мне шансы?

Голос Альберт не повысил, но было такое чувство, что он на неё наорал.

– И кто тебе сказал, что я в них нуждаюсь?

– Ты даже отрицать ничего не будешь? – растерялась Катрин.

– Нет. Я не в восторге от того, что ты знаешь правду, но так даже лучше.

Теперь было такое чувство, словно её ударили. Наградили оплеухой.

Катрин сжала пальцы с такой силой, что они хрустнули.

Альберт невольно поморщился.

– Лучше? Для кого – лучше? Ты ведь не передумал на мне жениться, правда?

Челюсть блондина сжалась, выражая то ли гнев, то ли ещё какаю эмоцию. Вряд ли позитивную?

– Конечно же не передумал. Я ведь как денежный мешок, от которого не уходят. Тебе приходилось бы мне лгать. Какое-то время. До того, как твоя психанутая сестрёнка уговорила бы тебя меня убить!

На этот раз у него вполне видимо дёрнулся желвак на щеке.

– А так ведь всё прекрасно, да? Даже обманывать ненужно? Я кто, по-твоему? Кукла с глазами. Не человек, а функция. Удобная до поры, до времени серая мышь, с чувствами которой можно не считаться?

– Катрин…

– Что? Что «Катрин»?! Я не права? Я читала твой чертов дневник и приблизительно могу понять твой ход мыслей. И твой, и её. Вы богатые, красивые, бессмертные. Что для вас другие люди? Мусор. Расходный материал. Тебе плевать на меня. И это бы полбеды. Но зачем ты делал вид, что я что-то значу для тебя? Зачем говорил о чувствах? О будущем?

– Катрин, я не ангел, не стану отрицать очевидное. Но я не лгун. Я говорил о будущем, потому что хотел, чтобы это будущее у нас с тобой было.

– А если бы ты сразу знал, что твоя сестра жива?

Он опустил голову, втянув через зубы воздух.

– Ты мне не ответишь? – напомнила о себе Катрин, поняв, что пауза рискует затянуться надолго.

Альберт посмотрел на неё исподлобья взглядом, каким смотрят загнанные охотниками волки:

– Ты правильно сделала, что не сказала мне о ней. Признаю.

– Почему?

– Что – почему? Почему «правильно»? Или «почему признаю»?

– И то, и другое.

– Потому что я успел узнать тебя и привязаться. Теперь ей будет не так просто мной манипулировать.

– Ты даже не станешь отрицать того факта, что сидишь под каблуком у этой ведьмы?!

Альберт поморщился.

– Да неужели ты такая тряпка?..

– Ну хватит. Довольно, милая моя. На сегодня с оскорблениями явный перебор.

«Да я ещё и не начинала», – хотелось крикнуть в лучшей манере Ирис.

– Мне сложно было бы противостоять Синтии в этом новом для меня мире.

– Как будто в старом это у тебя получалось лучше?

Под ледяным взглядом Альберта гнев Катрин скукожился, воинственность куда-то испарилась.

– Я понимаю, что, с учётом обстоятельств, ты не можешь относиться к Синтии лояльно. Но ты далеко не всё знаешь. Поэтому не стоит судить её.

– Ты вот это сейчас серьёзно, да?! Не судить её? Да она хотела меня убить! И, возможно, даже скорее всего, это идеи не оставила. А я её любить должна? Знаешь, что? Есть предел любой лояльности. Мой близок.

Я прекрасно понимаю, что тебя ко мне привязывает. Давай поженимся, если уж без этого никак. А потом забирайте ваши долбанные миллионы, хрустальные замки, родовые тайны и убирайтесь к чёртовой матери со всем своим добром! Видеть тебя больше не хочу. Уходи.

Катрин было тяжело под придавливающим взглядом потемневших, как у разозлённого зверя, глаз Альберта. Но она заставила себя твёрдо глядеть в его лицо.

Это несправедливо, что у человека с такой чёрной душой, с такими дурными склонностями такая красивая внешность. От одного взгляда душа щемит, а сердце захлёбывается кровью.

– Чего ты ждёшь? Я всё сказала. Если есть что добавить, говори. Нет? Разговор закончен.

Альберт опустил руки, которые до сих пор держал скрещенными на груди и, не произнося ни слова, тихо вышел, беззвучно прикрыв за собой дверь.

Катрин осталась стоять посредине комнаты, бессильно глядя ему во след.

Она не знала, чего ожидала в ответ на свою тираду. Но явно не этого.

Как не крепилась, а слёзы всё-таки хлынули.

Вот ведь гад! Ну хоть что-нибудь бы сказал в ответ. Всё лучше, чем эта безысходная неопределённость.

И кто говори, что любовь – это счастье?

Да никогда в жизни ей не было так тошно, как сейчас.

3. Ирис. Подслушанные разговоры

Бросив сто десятый взгляд на себя в зеркало, Ирис осталась довольна увиденным.

Ну, почти.

Бессонная ночь не могла не сказаться на цвете лица, и она сказалась. Кожа выглядела бледнее обычного, глаза, по контрасту, темнее. Но ничего. Так даже интереснее.

Поправив локон якобы небрежно отбившийся от своих собратьев, а на деле непроизвольность была тщательно выверенной, Ирис, наконец-то, позволила себе отойти от зеркала и спуститься в обеденный зал Гранд Отеля.

Обычно она приходила последней, но сегодня Катрин тоже не спешила.

– Доброе утро, – кивнула кузине Ирис, окинув ту взглядом. – Ты вообще сегодня спать ложилась? Выглядишь ужасно.

И это было правдой.

Если бледность самой Ирис была фарфоровой, то в случае с Катрин она приобрела пергаментный оттенок.

Глаза – красные, воспалённые, как у белой мыши. Под ними тени столь глубокие, что впору о синяках вспомнить. Бледные губы вытянулись в ниточку. Волосы прямой соломой висели вдоль запавших щёк.

– Спасибо за ценное замечание. Ты, как всегда, добра, – буркнула Катрин, первой юркнув в распахнувший двери лифта.

Зеркала в ярком освещении немилосердно отразили её бледный вид.