Ангелы не умирают
Шрифт:
Воспользовавшись случаем, присела, но в кресло, оставив низенький квадратный чёрный столик разделять их.
– Зачем ты притащил меня сюда?
Энджел сидел, развалившись на диване как пресыщенный жизнью падишах перед наложницами, то ли лениво, то ли задумчиво вертя в длинной узкой ладони бокал с красным вином.
– Зависит во многом от тебя, Фиалка. Я могу попытаться тебя соблазнить. Или изнасиловать. Тоже вариант.
Ирис фыркнула, насмешливо, испуганно и сердито.
– А другие варианты есть?
Он
– А какие ещё варианты могут быть между мужчиной и женщиной. Рано или поздно всё сводится к одному.
– Всё так банально?
– Банально? А это уже во многом зависит от процесса.
– Я не готова ни к какому процессу. Особенно – с тобой.
– И кого здесь кроме тебя это интересует?
Ирис снова начала злиться.
На самом деле злиться она ни на минуту не переставала:
– Ну, если так, чего ты ждёшь? Давай, насилуй! И я пойду уже, да?
– А куда ты так торопишься? В данном действие процесс порою куда интереснее, чем результат.
– Игра затягивается. Мне становится скучно.
Энджел покачал головой:
– Ты меня провоцируешь? Уверенна, что действительно хочешь начать именно с этого?
Он поднялся на ноги легко, одним движением.
Ирис тоже вскочила, попятившись, выставляя в защитном жесте руку:
– Не подходи ко мне.
Его пальцы, сомкнулись на пальцах Ирис.
Крутанув девушку, как в танце, Энджел подтянул её к себе, обнимая со спины, прижимая к себе.
– Как мелодраматично. Есть женщины, которые из всего готовы устроить мелодраму. Почему-то в первый момент я подумал, что ты другая. Я вообще плохо разбираюсь в характере женщин. Одних – переоцениваю, других – наоборот, недооцениваю.
– А ты не пытался перестать вешать ценники? – огрызнулась Ирис.
– Все вешают ценники. Куда уж без них? Тебе же, ты знаешь, бояться оценок не стоит. Такие, как ты, никогда не продешевят и всегда падают на четыре лапы.
Горячие ладони Энджела скользнули по талии Ирис, вновь вертанув её на месте.
Теперь они стояли лицом к лицу.
– Если только кто-то эти лапы им не оторвёт.
– И ты мнишь себя тем, у кого это получится?
Он склонил голову к плечу, глядя на неё задумчиво, словно взвешивая про себя что-то.
– На самом деле нет. Ты мне нравишься такая, какая есть.
Пальцы Энджела легко пробежались по предплечьям Ирис, заставляя кожу покрываться лёгкой сетью мурашек.
– Со всей твоей злостью, самомнением и самоуверенностью. В тебе есть огонь. А для ночных мотыльков это так привлекательно.
У Ирис занялось дыхание, когда его руки крепко, почти до хруста в костях, сжали вокруг неё в кольцо.
Ей было тесно и душно в этих объятиях, как кролику в сомкнувшемся кольцом теле удава.
И в тоже время ей не хотелось, чтобы он её отпустил.
Нет, ей, конечно, хотелось. Вернее, она хотела этого разумом.
А тело наслаждалось его прикосновениями, едва уловимым запахом одеколона, теплом.
– Ты можешь противиться, если хочешь. Так будет даже интереснее. Но станешь ты мне противиться или покориться, ты всё равно будешь моей. И в глубине души, я знаю, ты этого хочешь.
– Я хочу не этого. И не так! – возмутилась Ирис.
Когда она смотрела в глаза Энджелу, у неё было такое чувство, что она стоит на краю пропасти, отчаянно балансируя из последних сил.
В глубине души зная, что вот-вот упадёт.
5. Альберт. Между двух огней
Обе мои красавицы удалились, одна разгневаннее другой. Можно больше не прятаться за газетой.
Я с облегчением её отбросил.
Ну и ночка выдалась. От начала до конца чистый блеск.
А Катрин-то какова? Вот и не верь после этого в народную мудрость: «В тихом омуте черти водятся». Не знаю, можно ли полный своеобразия нрав моей невестушки назвать чертом, но то, что она не так проста, как кажется с первого взгляда, я догадывался и раньше.
Теперь вот убедился.
Правда, что Кэтти станет мужественно молчать о попытках Синтия её прикончить я и помыслить не мог.
Да я много о чём помыслить не мог – не хотелось.
Неприятно, гадко, мерзко.
Что творится в голове у Синтии?
Может, не смотря на внешнюю молодость, у неё старческий маразм? Как ещё объяснить её веру в то, что я беспрекословно стану играть в её дурацкие игры с ритуальными жертвоприношениями? И, словно телёнок, покорно пойду за верёвочкой в её руке? Позволю ей убивать людей и дальше? А то ещё и сам начну танцы с бубном вокруг горы трупов?
Но Катрин не уставала меня удивлять. Всё это время она знала обо мне куда больше, чем я мог себе вообразить.
Откуда, кстати? Синтия разболтала? С неё станется. Носится со своей загадочностью, как красавица с зеркальцем. Научилась бы ещё хвастаться и трепаться поменьше, может быть и вытянула бы роль древней ведьмы, которую она столь успешно пытается играть.
А может быть уже и не играет? Я вижу прежнюю Синтию, но та Синтия, которую я знал, хоть и была полна недостатков (а кто из Элленджайтов без греха), но она не была убийцей.
Память услужливо напомнила о первой смерти. Повлекшей за собой всё остальное. Была ли та смерть Ирэны действительно самоубийством? Конечно, она была потрясена вскрывшейся правдой о своём обожаемом Ральфе, но она была одной из нас. А мы так просто не сдаёмся.
«А ты сам?», – гадко шепнул внутренний голос.
Я мысленно на него рявкнул, заставляя заткнуться.