Ангелы не умирают
Шрифт:
По крайней мере верили, что видят. Им большего и не нужно.
– Сохраняйте спокойствие. На мосту ожидается теракт.
– Да что ты несёшь?!
Мередит схватила Катрин за руку, вынуждая замолчать.
– Все выходите из машин и идите в сторону берега.
Тоскливый звук скрежещущего металла повторился, делая мои слова куда более весомыми.
К моему облегчению люди выбирались из автомобилей и направлялись в сторону более близкого берега.
– Что за каприз выставлять себя посмешищем? – фырчала
– Ты можешь помолчать хотя бы минуту? Бери пример со своей молчаливой подруги.
Мередит тихо засмеялась:
– В кои то веки меня назвали молчаливой. С ума сойти.
Мы не прошли и половины того отрезка, что отделял нас от спасительной черты, как мост принялся крениться к центру.
Вернее, он и без того до этого провисал, но теперь это стало заметно невооружённым взглядом – ровная дорога превращалась в горку, по которой приходилось взбираться снизу-вверх.
Со всех сторон доносились возгласы, взволнованные, испуганные, гневные. Машины, оставленные хозяевами, медленно катились.
Пока ещё медленно.
Я почувствовал, как ледяные пальчики Катрин крепче сжали мою правую руку:
– Так ты это серьёзно насчёт терракта? – выдохнула она.
– Куда уж серьёзней?
– Но откуда ты…
– Я это вижу. Чувствую. Не знаю откуда, просто… просто это так.
– Но теракт? Откуда ты о нём знаешь?
Она меня теперь в подрывной деятельности подозревать станет.
– Катрин, людям нужно было как-то объяснить необходимость убраться оттуда. Я ляпнул первое, что пришло в голову…
Я судорожно пытался придумать, что делать. Судя по моим ощущениям, добраться до безопасного места мы не успевали.
Внизу, в ста футах под нами была ледяная вода. При ударе с такой высоты в ледяную воду выплыть шансов у людей нет. У них просто займётся дыхание и дальше кто угодно камнем пойдёт под воду, если только спасатели не будут поблизости.
А с чего бы им быть?
Хотя, судя по мельтешению огней, по звуку сирены спасатели уже спешили на помощь несчастным, застрявшим в воздушной ловушке.
Как я сам не догадался позвонить в 911? Правда, потом бы пришлось объясняться и оправдываться, но это могло бы спасти кому-то жизнь.
– Быстрее! Быстрее! – поторапливал я девушек.
Обеих-то мне точно не вытащить. Чтобы держаться на воде, нужна хотя бы одна свободная рука.
Мередит побежала первой, лавируя между машинами, поставленными почти впритык одна к другой. Иногда промежуток между ними был чуть шире, что позволяло передвигаться быстрее, иногда приходилось буквально протискиваться.
Ужасный звук раздался в третий раз.
«Как в театре, после третьего звонка», – промелькнула шальная мысль.
И начался ад.
Я… я правда не хочу это вспоминать.
Когда я видел картину мысленно, они ужасали. Но в реальности видеть, как огромное количество людей, пытаясь спастись, предпринимает отчаянные попытки, изначально обречённые на поражение хуже, чем просто страшно. Тогда слово «трагедия» обретает подлинное своё значение.
Как всегда, как бывает в минуту Х все маски с людей были сорваны. Кто-то спасался сам, готовый идти по трупам. Кто-то до последнего пытался спасти близких, протягивая руку помощи даже незнакомым людям.
К слову сказать, последних, сохранявших человеческое лицо было больше. Люди сбивались в нечто маленьких стаек, пытаясь прорваться к спасению.
Вместе со всеми мы то бежали, то скользили, то пытались удержаться за металлические перила моста.
Потом, когда металлические опоры рухнули и ветер засвистел в ушах, защищая от стуков и криков. В носу стоял запах гари.
Потом всё смыла вода.
Я изо всех сил старался не выпускать рук Мередит и Катрин. Прилагал все усилия к тому, чтобы не потерять сознание.
Нам повезло. Будь мы в роковой момент чуть ближе к берегу, мы разбились бы, чуть дальше – скорее всего выплыть удалось бы вряд ли. А так нас подхватили спасательные шлюпки, как только головы показались над водой.
Я не могу вспомнить кого из девушек подняли первой. Кажется, Мередит.
Она, как и я, была в сознании и дрожала, когда полицейский набрасывал на плечи теплое одеяло.
На самом деле оно не грело. Я чувствовал тот же холод, что, казалось, навечно поселяется в каждой клеточке тела и его никаким одеялом не изгнать.
– Вы в порядке, сэр?
Я даже не сразу понял, что усатый полицейский обращается ко мне.
– Вот, выпейте, станет легче.
В закрытой пластикой чашке он протягивал мне суррогат, который в Макдональдсе продают под видом кофе. Важно то, что он был горячим.
Я взял его в руки, не рискуя подносить ко рту. Если начну сейчас захлёбываться кровью меня точно с миром не отпустят – начнут лечить. И, боюсь, слишком много сюрпризов ждёт в моём организме современную медицину. Лучше не рисковать.
Катрин была бледная до синевы, и не приходила в себя, хотя я мог поклясться, никаких повреждений у неё не было.
Глядя снизу-вверх на остов того, что несколькими часами раньше было мостом, на отблески пламени, бросающие оранжевые всполохи на небо и дробящееся отражения пожара в воде, я не мог не думать о бренности всего живого.
И о том, что совсем не знаю жизни.
Мы, Элленджайты, привыкли смотреть на людей свысока, как человек порой смотрит на собаку. Он может даже очень её любить, но при этом она всё равно остаётся для него всего лишь собакой – партнёрство, далёкое от равенства. Сама хрупкость человеческой жизни впервые предстала передо мной в таком ракурсе. И мне этот ракурс не нравился.