Ангелы не умирают
Шрифт:
– Очень может быть. Только и тёмные лошадки не все опасны, если уметь ими правильно пользоваться. Успокойся, Линда. Я не замечала в обращенных на меня взглядах никакой заинтересованности. Я ему не интересна. А Катрин я не брошу, потому что она очень одинокий человечек.
– Твоя одинокая и несчастная Катрин самый богатый человек в мире!
– Но что толку в деньгах, если нет ни одного человека, который относился бы к тебе по-человечески. Вот тебе есть дела до её денег, ты ими и занимайся. А для меня Катрин просто чудесный добрый
– Я…
– Не пытайся мене переубедить, Линда. Катрин мой друг. И пока она не совершит поступка, заставившего меня в ней разочароваться, другом она мне и останется. Приобретёт ли завтра она ещё один миллион в наследство или утратит последний доллар – мне не это в ней важно. Её сумасшедший жених, её вредная красавица кузина, проклятое прошлое её семьи – всё не её заслуга и не её вина. Это всё не она сама. Я дружу с Катрин Клойс. Про неё ты что-то плохое сказать можешь?
– Нет.
– Тема закрыта, – улыбнулась Мередит, снова потянувшись к сестре за поцелуем. – Я люблю тебя, Линда. Очень-очень сильно. Я буду считаться с твоим мнением всегда. Но только если это мнение не будет идти вразрез со здравым смыслом.
– Ты невыносима. Но я тоже тебя люблю.
Линда вышла, помахав рукой у порога на прощание.
Мередит ответила ей тем же.
Линда ушла.
Но долго в одиночестве Мередит не пробыла.
Свет, по-прежнему падающий из коридора, загородила тень. На этот раз силуэт был мужской.
– Кто здесь? – испуганно приподнялась на локтях Мередит.
Час был явно не для визитов.
Она с замиранием сердца наблюдала за тем, как фигура, качнувшись, перешагнула порог, приближаясь.
Широкие плечи, длинные ноги, темная шапка волос.
– Не пугайся. Я просто решил зайти, – раздался низкий хрипловатый голос. – Узнать, как ты себя чувствуешь?
– Ливиан? – не веря своим глазам, протянула Мередит. – Что ты здесь делаешь? Как прошёл? Час слишком уж неурочный, – со смешком, на сей раз скорее нервным, чем весёлым, закончила она.
– Я в этой больнице, увы, частый гость. Меня здесь, как говорится, каждая собака знает.
– Ты мог бы прийти и завтра.
Уголки губ скривились, не в усмешке, скорее нервно:
– Мне хотелось бы выглядеть романтиком, прилетевшим на крыльях любви и дружбы. Но на самом деле я узнал о том, что ты здесь, не до того, а после, как приехал.
Мередит натянула одеяло под подбородок. Не из скромности, здешние рубашки были верхом целомудрия. Их крой и расцветка у кого угодно отобьют греховные мысли.
Просто ей всё ещё было холодно.
– Никак не согреюсь после ванн в заливе, – передёрнула она плечами.
– Мне жаль, что ты оказалась в ненужном месте в ненужный час. Это, наверное, и в самом деле было страшно.
– Благодарю бога, что я была в то мгновение не одна. Иначе, наверное, не выжила бы.
Тень скрывала лицо ночного посетителя. Мередит могла видеть лишь общие очертания, но не выражения его лица.
– Можно присесть? – вежливо поинтересовался Ливиан, подойдя к стулу, на котором совсем недавно сидела Линда.
– Садись. Возражений не имею.
Ливиан сел.
Свет за его спиной окутывал фигуру тёплым мягким сиянием.
– Дай мне руку.
– Зачем? – насторожилась Мередит, но руку уже протянула.
– Хочу проверить нет ли у тебя жара.
Мередит вздрогнула, когда ладонь Ливиана обернулась вокруг её тонких пальчиков. По спине поползли мурашки, не леденящие, напротив – горячие, прогоняющие холод и жуткие видения.
– Чему ты улыбаешься?
– Ты видишь моё лицо? Я твоё – нет.
– Удивительно, правда? – лица Ливиана Мередит по-прежнему видеть не могла, зато слышала улыбку в его голосе. – С учетом того, что ты, в отличие от меня, сидишь лицом к свету?
– Видок у меня, наверное, такой, что лучше нам с тобой местами поменяться, – смущенно потянулась Мередит к взлохмаченным кудряшкам свободной рукой.
Ту, которую держал в своей Ливиан она отнимать и не думала.
– С учетом обстоятельств и расцветки хламиды, в которую тебя впихнули, лучше выглядеть нельзя, – заверил он её.
– Это ту меня сейчас успокоить пытаешься? Или критику на дизайн больничных рубашек наводишь?
– Просто констатирую факт. Жара у тебя нет. И простуды не предвидится. Просто переохлаждение. И его бы могло не быть, если бы сразу в одеяло укуталась. Чего ты, конечно же, не сделала?
– Конечно. Я всего лишь вымокла. А там знаешь, сколько людей пострадало.
– Всего лишь вымокла в ледяной воде при температуре около нуля. Ну, да. Конечно, всего лишь. Ну и какой прок был от твоего самопожертвования?
– Большой. Я вообще-то на третьем курсе медицинского университета учусь, и успеваемость у меня не из худших. Я клятву спасать людям жизнь давала.
– Рискуя собственной?
Голос Ливиана звучал мягко. Судя по тону, он не подтрунивал, не насмехался, не то, чтобы одобрял или не одобрял – просто спрашивал.
– В том числе. Это часть выбранной мной профессии. Мой долг.
– За который заплатишь затяжным насморком, – усмешка в голосе Ливиана была такой же теплой, как его ладонь.
Она грела душу так же, как его рука согревала руку Мередит.
Мередит затихла.
Она понимала, что молодой человек, сидящий рядом с ней, он тёмный. И, наверное, опасный. Но рядом с ним отчего-то чувствовала себя уютно, как у горящего камина.
– Значит, ты в порядке?
– Да. Всё хорошо.
– Я бы не был в этом так уверен, Мери. Есть раны, которые чувствуешь не сразу. Поначалу ощущения такие, словно бы и нет никаких повреждений, зато потом становится резко хуже. Смерть, проходящая рядом, всегда накладывает свой след.