Ангелы отпевают всех подряд. Боевик
Шрифт:
– О, да! Мечты настоящего мужчины…
–Ай, перестаньте, девушка… Остается пуститься в разбой. Да вот убить, не способен, да и таланта воровского нет. Не способен, по большому счету, оттяпать у государства приличный кусок… Эх, ма! Выше начальника отдела мне никогда не подняться. Хлебные места достаются родственникам хозяев, а гений из меня уже не вылупится… Дали бы хотя бы подхалтурить, так нет, выжимают хозяева все соки до капли. А свистнуть для продажи в нашем институте нечего Все ценное давно растащили наши новые институтские воротилы. Загнать разве на толчке мой компьютер? Да
– Попробуйте стать хакером. Ограбление банка с помощью компьютера, это так модно…
– Признаться, – я не прочь бы взломать какой-нибудь банчишко. И, наверное, смог бы поживиться, но трусишка я. Панически побаиваюсь играть в эти игры. Уж слишком увлекательное развлечение.
– А мой Сеня ничего не боится. Он проворачивает такие делишки… Миллионами ворочает. Я с ума схожу, неужели он останется инвалидом на всю жизнь…
Тимофей вытянулся в кресле, запрокинул голову, смежил веки. Васса отвернулась к иллюминатору и беззвучно заплакала… То и дело промокала глаза платочком.
– Сусанна стоически переносит нашу нищету. – Мечтательно продолжил Кровач, не открывая глаз. – Голубка часто шепчет мне: я верю в тебя! Любовь Сусанны, конечно же, вдохновляет, я работаю как проклятый, но удовлетворение от моих трудов я получаю один и то, в основном, моральное. Что дает мой трудоголизм Сусанне? Да что там! Паразитом себя чувствуешь… Получается, я обкрадываю Сусанну. Сердце томится. Сердце понимает – красота жены это единственный праздник, который, будем считать, – для тебя одного. Праздник, а я едва способен обеспечить Красоте жены скромные совковские будни… Ей богу противно!
– Она вас любит? – спросила Василиса мокрым голосом и шмыгнула носом.
– Надеюсь. Время покажет.
– Да уж, рядом с вашей прелестницей… нелегко загадывать о будущем…
Кровач почувствовал, как дернулась Васса, зачем-то надела очки. Она поздновато сообразила, что допустила бестактность и ждала возражений. Но Кровач промолчал. Время вновь налилось тяжелой неподвижностью. Лайнер как прилип к этой тундре… От горизонта до горизонта – одни мутные воронки озер… Как после бомбежки…
– Мне приснился в гостинице перед рассветом нехороший сон. – Неожиданно Васса схватила Тимофея за локоть и щекой прижалась к его плечу. – Это вещий сон. Он приходит, как добрый прорицатель, предупредить меня, а я его до смерти боюсь.
– Не надо, не надо, голубушка, – Тимофей погладил руку Вассы. – Страхи как магнитом притягивают к нам несчастья. Я это по себе знаю…
– Мне приснился рояль. Да, да, мой старый домашний рояль… Он был на четырех ножках, а черные диезы были желтыми…
– И это все? – усмехнулся Кровач.
– Но это же страшно! – воскликнула Васса, зажимая рот ладошкой. – А еще этот бродяга… Смотрите, он все озирается… Сегодня обязательно случится несчастье. Вспомните, Наш самолет держали на взлетной полосе лишних двадцать минут. Я проверила по своим часам. Это ненормально… Я такая трусиха…
– Хватит каркать, женщина! Вы здесь не одна. – Пробасила собеседница вологжанки.
Василиса достала сильно надушенный лавандой платочек.
– Посмотрите, вон впереди встал еще один неприятный тип. Прилизанный. Маленькие
По проходу, прижимая руку к низу живота, быстро прошел невысокий толстяк, без пиджака, в синей рубашке, с красными подтяжками. Круглое, страдающее лицо его было скорее забавным, чем отталкивающим…
– Не понял. У колобка, похоже,
– Я про другого, что крайний в первом ряду слева от прохода. Он следит за толстяком. Поверьте мне, это бандит.
Стюардесса, позванивая пустыми бутылками, уже подкатывала столик к своей кухоньке, когда из кресла первого ряда поднялся заросший щетиной, замызганный парень в светлой драной ветровке, принятый Вассой за бомжа. Он схватил с самокатного столика полупустую бутылку шампанского. Хрястнул ею по лысой макушке своего соседа в хромовой кожанке… Розовая лысина, в венчике золотистого пушка, как тонзура у католического монаха, сначала поседела от вскипевшей пены шампанского… Потом заалела от крови как маков цвет. Бомж хищно смотрел на остаток бутылки в своей руке, напоминавший стеклянный трезубец. Оскал острых стеклянных зубьев был действительно ужасен.
– Что случилось? – дремавшая Василиса вопросительно посмотрела на не менее сонного Тимофея. Он пожал плечами и вновь погрузился в нирвану воспоминаний о своей Сусанне.
Спортивного склада мелкоглазый гражданин, сидевший через проход слева от бомжа, явно что-то проворонил. Движения его были несколько суетливы, когда он надевал тесноватый никелированный кастет. Он бросился к оборванцу, занося для смертельного удара свой увесистый кулак, но бомж выставил перед собой стеклянный трезубец и спортсмен отскочил. В дверях он столкнулся с упитанным низкорослым мужиком. Судя по повадке, это был переодетый в гражданское охранник, Тремя ударами спортсмен вырубил охранника, превратив его физиономию в кровавое месиво.
A бомж не дремал. Не размахиваясь, бомж ткнул стеклянным трезубцем спортсмену в глаза. Когда, обливаясь кровью, с животным ревом спортсмен переломился пополам от боли, бомж, размахнувшись, воткнул горлышко бутылки ему в шею. Из прорванной вены кровь ударила на пластиковую стену фонтаном. . Подтеки крови немедленно создали фантастический авангардистский рисунок красных джунглей на какой-нибудь выдуманной футурологами планете…
Обалдевшие пассажиры все еще соблюдали тишину. Бомж вырвал у лысого внутренний карман кожанки вместе с подкладкой…
_– Он вооружен! – Единодушно выдохнули в ужасе пассажиры.
Из хвостового отделения, из туалета, обеими руками придерживая брюки, бежал колобок.
– На пол! На пол, скотина! – заорал бомж на толстяка. Он выставил пред собой пистолет… Белого цвета пистолет… Кто бы мог подумать – пистолет белого цвета!?
Пузан не поверил угрозе и навалился на бомжа всем телом. Бомж выстрелил в упор. Толстяк не ослабил объятий. Оборванец стрельнул еще раз и оттолкнул от себя тушу колобка.
Обильные внутренности толстяка приглушили выстрелы и, тем не менее, паника началась сразу во всех салонах воздушного судна… Женщины не успели довести визг до пронзительности сирены, а бомж уже, брызгая слюной, завопил.