Ангелы отпевают всех подряд. Боевик
Шрифт:
– Товарищи! Да вы не бойтесь меня, не бойтесь! Я не террорист! Я заложник! – он стал с силой стучать себя пистолетом в грудь. – Я защищался. Они ТРЕБУЮТ с меня двести миллионов! Они украли меня и спрятали в свинарнике! Богом клянусь, я никого не хотел убивать! Они пытали меня водой, совали шланг в задний проход! Я сдаюсь! Зовите милицию! Я сдаюсь!
Только теперь пассажиры стали вскакивать с мест… Заложник выволок в проход лысого братка, прикованного наручниками к его левой руке, и поднял вверх правую руку с невероятно белым пистолетом.
– Эй, кто-нибудь! Берите же
Лысый бандит поднялся на четвереньки. Потряс окровавленной головой. Перепуганный заложник стал дубасить рэкетира пистолетом по затылку…
– Берите же меня в плен! Я сдаюсь! Дайте кто-нибудь веревочку. Этих живоглотов надо связать.
Едва опасность миновала, мужики первыми бросились прочь из салона. В дверях возникла дикая давка. Трещала раздираемая одежда, несколько женщин грохнулись в обморок, и завалили узкий проход. Последние беглецы уже не смогли через них перепрыгнуть. Они осатанело карабкались по бесчувственным телам. Самолет клюнул носом и, разбрасывая тела пассажиров, стал подозрительно раскачиваться.
Все это произошло в считанные секунды. Тимофей в одно мгновение одеревенел настолько, что ему показалось – он совсем не испугался. Он еще ни разу не видел настоящее убийство и настоящую панику озверевших людей. Подлинный ужас, охвативший пассажиров, совсем не выглядел "настоящим ужасом". Имитация подобного ужаса в кинофильме была куда страшнее по выразительности. Подлинный страх оказался более слабым режиссером паники, чем режиссер кино.
Васса хмуро смотрела на побледневшего Тимофея, он на нее… Они остались одни перед вооруженным чудиком… Свет погас, но тут же зажегся снова… Пахло гнилыми яблоками и человеческим потом…
– Я так и знала, – выдохнула обреченно Василиса.
– Делать нечего, голубушка, придется и нам лечь на пол… Хотя бедняга этого не требует… А вдруг опять начнет пулять… Он же свихнулся от страха…
– Нас это не касается, – процедила пианистка сквозь стиснутые зубы. – Я не лягу…
Свет погас во второй раз и на этот раз надолго. Под потолком тлели только аварийные светильники.
– Ой! Только не это! Больше смерти боюсь темноты… Тимофей Савельевич, где вы!?
Васса пошарила по коленям Тима… И не только по коленям… Нашарила его руку на подлокотнике и сильно стиснула. Выделения человеческого пота забивали кислый запах сгоревшего пороха…
Заложник, наступив поверженному бандиту на грудь, пытался сорвать с его руки наручники, хотя бы и вместе с рукой. В светлой ветровке при тусклом свете аварийных светильников, парень казался безумствующим привидением.
– Да что же это такое! – орал он плачущим голосом. – Хоть кто-нибудь! Отцепите же меня от этого ублюдка!
Заложник потащил полуживого блатного охранника к пилотской кабине…
– Где вы там попрятались, тараканы аэрофлотские. Откройте человеку дверь… Васса фыркнула.
– Это конец. Охранник убит. Командир боится нос высунуть… Давайте Тимофей Савельевич, попрощаемся. На всякий случай… Выпить бы напоследок.
Губы Вассы были рядом. Сочные полуоткрытые губы весьма сексапильной
– Я не против… Помирать, так с музыкой… – Василиса поежилась. – Но у тебя такие холодные губы. Не обижайся, – как у мертвеца… – Она крепко обняла голову Тимофея и поцеловала его в макушку…
– Надо что-то делать! – произнесла она совершенно трезвым голосом. – Какие же вы мужчины олухи! Никто не помог несчастному…
И тут Вассу прорвало. Она оттолкнула Тимофея. Она колотила Тимофея кулачками по плечам… Он же, отвернувшись к иллюминатору, очумело вглядывался в далекую, такую неопасную с высоты землю. Тимофей с фатальной покорностью ожидал момент, когда земля начнет стремительно приближаться, страшно увеличиваясь в размерах и подробностях.
Командир корабля по громкой связи выпалил запоздалые призывы к спокойствию… Он требовал, чтобы перепуганные пассажиры освободили перегруженное хвостовое отделение лайнера. Рыдающие женщины отказывались возвращаться в забрызганный кровью салон. Вспоминая взаимные обиды, нанесенные друг другу во время давки, возникшей в первые минуты паники, пассажиры переругались. Изгоняя демона смертного страха, орали все и во все горло.
Когда включили полный свет, тело Кровача разом обмякло. Им овладело тупое безразличие. Смерть надругалась над ним, вынудив стать невольным свидетелем убийства…
Самолет продолжал полет, но это уже не могло вернуть душевного равновесия. Что-то в нем надломилось. Став свидетелем бесчинства Настоящей Смерти, он словно потерял некую духовную невинность. Смерть развязно растоптала в нем безусловную веру в неприкосновенность его личной человеческой жизни. Она наглядно продемонстрировала, что он весь во власти ее произвола… И постарается выбрать для визита именно тот момент, когда ее каверзы ожидаешь меньше всего.
Василиса истерично икала, отчужденно уткнувшись в платочек. Кровач положил ее голову себе на грудь и стал гладить "по головке". Вскоре икота Вассы кончилась. Она достала косметичку, и оцепенело, уставилась на свое зареванное лицо. Больше ни словом не обмолвились они до конца полета.
– Пропусти меня, пожалуйста… – Тихо сказала Васса когда, содрогнувшись, самолет выпустил шасси.
Васса поспешно прошла в туалет. "Как тихо в салоне… Пристыженные пережитым страхом, мы сами себе противны. Как будто, возвращаемся с похорон, издевательски закончившихся фарсом воскрешения покойника", – подумал Кровач.
Басистая москвичка успела пообщаться с проводницами и теперь рассказывала, что белый пистолет у бандитов был немецкий, фарфоровый, незаметный для рентген-контроля. В аэропорту самолет, будто бы, встречает целая шайка бандитов и пока прибудет омоновцам подкрепление, самолет будет кружить над Москвой…