Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого

Фавье Жан

«Сир граф, – сказал Мариньи, [1200] – вы не должны ничуть удивляться заключению союза между королем и графом Эно, который они и их наследники считают союзом против монсеньора Ги, вашего отца, и его детей. Ведь монсеньор Га, ваш. отец, принеся оммаж и поклявшись в верности королю Франции, чьим вассалом он был за графство Фландрии, без какой бы то ни было на то причины и без всякого неправого суда или ущерба своим правам со стороны короля, заключил союз против короля и вступил в сговор с королем Англии, который в то время являлся врагом Франции и находился в состоянии войны с ней, и принял его в королевстве, [1201] на земле Фландрии, и оказал помощь и содействие королю Англии, а также многим другим, которые открыто и юридически были врагами и воевали против упомянутого короля Франции.

И после этого этот монсеньор Ги, ваш отец, через некоего аббата, ставшего

его посланником, передал королю открытое письмо, скрепленное его собственной печатью, в котором заявил, что полностью отказывается от верности и от подданства королю Франции, чего он никак не мог сделать, поскольку силой, подняв мятеж, удерживал в своем владении фьеф и земли Фландрии; но в глазах короля он лишился доверия, которое ранее испытывал к нему король как к своему вассалу, и поэтому король стал оказывать помощь и всевозможное содействие графу Эно, и вступил с ним в союз, чтобы подавить мятеж, поднятый вашим отцом, который направлял все вышеуказанные действия также и против его детей; да будет известно вам, сир граф, при том что вы явились вместе с вашим отцом основным зачинщиком смуты, и вашим братьям, которые также участвовали в этих делах и находили их удобными для себя, что вам не следует удивляться тому, что король вступил в подобный союз, поскольку если он это сделал, он нашел это правильным и справедливым, как сказано выше».

1200

Мы предпочли привести здесь текст оригинала в прекрасном переводе Фанк-Брентамо; op. cit…p. 597–598. Тем не менее все это – слова нотариуса, а не Мариньи.

1201

Принял его на земле, вассальной короне.

Затем, обратившись ко времени проведения предварительных переговоров о мире, Мариньи процитировал те формулировки договора, которые звучали на протяжении всего предыдущего обсуждения этого вопроса. Ранее до него дошли слова Роберта Бетюнского о том, что король применял к нему «довольно суровые меры», [1202] и поэтому Ангерран добавил, что мир заключался на вполне приемлемых для всех условиях и что король уже продемонстрировал свое милосердие:

«Сир граф, ни вы, ни ваш сын, граф Неверский, не должны упоминать о каких бы то ни было действиях короля без должного уважения или с упреком, и даже давать случай народу в это верить, поскольку ни вы, ни кто-либо другой не может сказать, что король не добр и не лоялен. К тому же он оказал вам столько милостей, за которые вы должны быть ему безмерно благодарны, а не упрекать его; ведь когда вы и ваш отец, и другие дети находились в тюрьме за измену, и он мог в полном согласии с законом лишить вас головы или как-нибудь по-другому отомстить вам, особенно если бы он таил злобу на вас, ваших братьев и ваших людей в то время, когда вы находились в заключении, но он избрал путь закона и справедливости, которого вы чуждались, даже имея перед глазами пример истинного милосердия и стремления к справедливости. Он усмирил желание оставить графство Фландрии в своем домене, причем не многие богатые люди согласились бы выпустить из рук подобные владения, обладая на них правами, выпустил вас из тюрьмы, вновь принял у вас клятву верности и оммаж, позволил вам обосноваться во Франции на такой прекрасной территории, какой является графство Фландрии, только лишь его собственной милостью, при том что вы не имели на него никакого права; есть ли где-нибудь государь любезнее короля Франции, который так милосердно с вами обошелся, и как удивительно, что вы упрекаете короля, при том что вы ни в коем случае не должны были бы его упрекать, поскольку должны понимать, что он, если и не жизнь, то состояние и земли передал вам единственно лишь собственной милостью».

1202

«По поводу услышанного им о том, что данный граф жаловался на своей земле на то, что король, как он говорил, применял к нему довольно суровые меры»: Arch, du Nord, В 225, Godefroy 4794.

После этого Мариньи призвал фламандцев уважать принятый ими самими договор, который они поклялись защищать. Его перебили оба графа. Роберт Бетюнский возразил, что он находился в тюрьме не по своей воле и тем более не как преступник, как сказал Мариньи. Людовик Неверский высказался гораздо более резко, поставив под сомнение то, что королевский камергер выступал как официальное лицо:

«Он предположил, что заявление сеньора де Мариньи не соответствовало тому, что хотел бы передать и думал сам король».

Мариньи ответил, что ни в коем случае не откажется от своих слов и что сможет в качестве доказательства продемонстрировать графу королевские грамоты; Роберт Бетюнский поставил под сомнение их подлинность, на что Мариньи заявил, что не считаться с их существованием невозможно:

«Король и его совет – это не канцлер ваш»! [1203]

Представители городов, утомленные этими бесконечными спорами, заявили, что примут условия этого мира, несмотря на то что они очень тяжелы. Мариньи, не сложивший оружия, вновь взял слово и ответил:

1203

Arch, du Nord. В 225. Godefroy 4794

«…что условия мирного договора не тяжелы, а снисходительны и милосердны, и так должно казаться всем из этой страны, учитывая то, сколько зла они причинили».

Затем, в ответ на возражение Людовика Неверского, он уверил всех в том,

«…что сказанные им слова он произнес от имени короля, а не Ангеррана де Мариньи, и что в намерения короля как раз входило передать именно эти слова, поскольку они являются чистой правдой».

Чтобы подтвердить свои полномочия, он заставил громко и членораздельно зачитать верительные грамоты, составленные 20 июня, согласно которым он и его коллеги были направлены во Фландрию с целью добиться исполнения и дальнейшего соблюдения условий мирного договора, причем король предписывал графу, своей семье, всем лицам знатного происхождения и городским общинам повиноваться им как ему самому. [1204] В заключение он сказал, что фламандцы все же должны согласиться соблюдать условия этого договора. Роберт Бетюнский и Людовик Неверский дали обещания, на что Мариньи, желая оставить за собой последнее слово, заявил, что одних, слов недостаточно и что он надеялся в дальнейшем увидеть эти обещания на бумаге. [1205] На этом совещание закончилось.

1204

Arch, nat., J 559, № 14; Funck-Brentano, Philippe le Bel…,p 594–595.

1205

«Слов недостаточно к вашему удовлетворению, нужен акт» («Quod ad eorum complementum verba non sufficiebat sed effectus»); Arch, hat., J 559. № 14.

Чем был занят Ангерран между 13 сентября и 14 октября, когда он уже оказался в Турне? Поскольку, по всей видимости, он не возвращался в Париж, он, естественно, ездил по Фландрии. Он отправился в Дуэ и подготовил там соглашение, о котором мы упомянем чуть позже, так как, на наш взгляд, учитывая, что король заверил его в Лилле 18 октября, вряд ли тщательная подготовка столь важного документа могла занять менее двух дней. К тому же это соглашение, по выражению короля, которое он употребил в одном из писем, было детищем Мариньи, Жана де Гре, Арпена д'Аркери, Галара и Куртона, [1206] то есть всех тех, кто присутствовал в Турне 13 сентября. Было бы странно, если бы после 15 октября к ним не присоединились также и остальные королевские советники.

1206

Arch, nat., JJ 46, № 130, f. 78 г.

Затем Мариньи и его коллеги вернулись в Турне, где к ним присоединились Филипп Красивый, Гоше де Шатильон, Гильом де Ногаре и Рауль де Прель. Графа Фландрии попросили присутствовать на заседании 14 октября. Но он не появился. Пятнадцатого октября прибыл гонец: оба графа, Роберт Бетюнский и Людовик Неверский, находились на расстоянии четырех лье от места назначения, но отказывались ехать дальше без охранной грамоты.

Несмотря на присутствие короля, коннетабля и хранителя печати, этой проблемой занялся Мариньи. Он выслал графу Фландрии охранную грамоту, запечатанную его личной печатью, включив в текст этого документа доказательство того, что король наделил его такими полномочиями:

«Сеньор де Мариньи отправил ему эту сопроводительную грамоту, включив в ее текст данное королем подтверждение его полномочиям». [1207]

Есть искушение расценить эту 'подробность как достаточно важный и интригующий факт, который мог бы зародить сомнения по поводу истинности протокола, впрочем, вполне правдоподобного. Мог ли королевский камергер, хотя и по приказу короля, но от собственного имени предоставить охранную грамоту пэру Франции? Тем не менее приходится допустить такую возможность – и, таким образом, признать невероятное могущество Ангеррана, – поскольку мы обнаружили охранную грамоту, абсолютно идентичную той, которая упоминается в протоколе, выданную 14 сентября некоему горожанину Брюгге. [1208] В этом документе, адресованном Ангерраном всем судьям королевства, с печатью на простом шнурке содержался текст королевского приказа от 20 августа, согласно которому Мариньи получал

1207

Arch du Nord. В 225, Godefroy 4794.

1208

Оригинал. печать сильно повреждена, Arch, g'en'erales du royaume de Belgique. Tr'esor des chartes de Flandree. № 2250. см. Cartulaire, actes, №6.

«…все полномочия, власть и специальное указание предоставлять охранные грамоты… всем тем, кто проживает на землях графства Фландрии… чтобы они могли приехать к нему и к другим посланникам, чтобы говорить с ними, обсуждать нужные вопросы и заниматься другими делами с ним и с теми, кто вместе с ним были посланы, со всеми вместе или с каждым по отдельности, согласно пожеланиям Ангеррана…»

Обладая возможностью вызвать кого угодно на свое усмотрение, вполне вероятно, и, поскольку об этом свидетельствуют данные протокола, даже очевидно, что Мариньи отправил эти грамоты, в сопровождении двух сержантов, Роберту Бетюнскому и Людовику Неверскому. [1209]

1209

Arch, du Nord, В 225, Godefroy 4794.