Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого

Фавье Жан

Поскольку графы не прибыли, коннетабль, который руководил проведением встречи, поскольку король был болен, начал переговоры с присутствовавшими представителями городов и знати, «при большом скоплении доброго люда». В число выступавших тогда «людей нашего сеньора короля» Мариньи, без сомнения, не входил, так как нотариусу было известно его имя и, несомненно, он упомянул бы его; этих ораторов он, по всей видимости, не знал. Они рассказали о недавно произошедших событиях: о мнимой ссоре Роберта Бетюнского и Людовика Неверского, с целью ввести в заблуждение Мариньи и его коллег, которые

«…благоразумно сознавая, какой вред могла нанести графу, его сыну и всей Фландрии эта ссора…»

постарались примирить их; короля предложили в качестве посредника, и граф Эно согласился с этим, хотя и не являлся королевским вассалом, потому что

«…гораздо хуже было бы, если бы пэр Франции, вассал короля

за графство Фландрию, который каждодневно находил короля не только хранителем его прав, но милостивым и снисходительным к нему, отказался бы принять посредничество короля…»

– представители городов и даже советники графа поддерживали выбор короля в качестве третейского судьи, но Роберт все равно действовал «по своему разумению». Нетрудно заметить, что высказывания «королевских людей» во многом совпали со словами Мариньи, который, конечно же, принимал действенное участие в составлении их речи.

Затем был зачитан текст обращения, с которым Мариньи обратился к аудитории 13 сентября, и коннетабль Гоше де Шатильон «сказал, что эти слова очень понравились королю». Это и было ответом на сомнения Людовика Неверского.

Вслед за этим присутствующих, наконец, оповестили о том, что Роберт Бетюнский и Людовик Неверский вызваны к королю, и после объяснения причин того, почему их присутствие было желательно, представителям городов, которые того потребовали, предъявили копию вызова с королевской печатью. Цель этого была ясна: обнародовать претензии короля к графу и факт неявки последнего. Также им предъявили копии ордонанса, запрещающего ношение оружия и частные войны.

Под конец заседания 15 октября для представителей коммун разъяснили понятие суверенной власти короля и то, какие преимущества они могли получить, подчинившись ей. Они:

«…были обязаны суверенной и правовой защитой королю, поскольку если самый бедный житель Фландрии, пострадавший от графа, жаловался королю, король всенепременно призывал графа к порядку и к праву, а если он не желал подчиниться, король и все его королевство боролись с ним, в случае необходимости, с оружием в руках». [1210]

Эти слова неизвестного оратора, безусловно, прозвучали из уст Мариньи. Мы так полагаем вместе с Фанк-Брентано. [1211] Искусство убеждать, которым, по свидетельствам хронистов, обладал Ангерран, практичный смысл, отличавший всю его политическую деятельность, – все это нашло отражение в этом выступлении: король обещал горожанам, которых многое отдаляло от графа, творить правосудие, не останавливаться ни перед чем, чтобы сдержать свое слово и защитить их права. Экономическая выгода побуждала их на заключение мирного договора; в этом им препятствовал один лишь граф. За недостаточную лояльность по отношению к королю ему бы полагалось такое же наказание, как любому другому подданному, такое же, какое прежде претерпели герцог Нормандии и граф Тулузский. А граф Неверский за соблюдение мирного договора поручился своими земельными владениями; он разорвал договор, и земли оказались в руках у короля… Тот человек, который написал эту последнюю, обращенную к фламандцам речь, и тот, кто составил воззвание, оглашенное Мариньи перед жителями Парижа 1 августа 1314 г., – одно и то же лицо.

1210

Archives du Nord, В 225, Godeiroy 4794.

1211

Philippe le Bel en Flandre,p. 602.

Графа тогда вызвали в Париж 3 февраля 1312 г., чтобы с его помощью уладить разногласия по поводу арбитража между Фландрией и Эно. Поскольку король в то время был болен, пригласить графа решил Мариньи, выславший королевский вызов на 29 ноября, [1212] а также его копию, заверенную королем, которая была обнародована 5 октября в Крее. [1213]

Мы уже упоминали о том, что в промежутке между двумя заседаниями в Турне королевские посланники ездили по французской Фландрии, верша по пути справедливый суд, о чем свидетельствует прошение о помиловании, составленное Мариньи в Лилле практически сразу после заседания 15 октября, но все же по окончании расследования, во время которого искали подтверждение невиновности предполагаемого убийцы, Жана Ле Неве. [1214]

1212

1311 г., 15 октября. – Турне; Bibl. nat., M'el. Colbert 347, № 72.

1213

1311 г., 15 октября. – Турне; Archives communales de Gand, charte № 273.

1214

Arch, nat, JJ 46,№ 129, f. 78 r.

Но

в Дуэ они действовали особенно любопытным образом. Жителей поделили на два лагеря, в зависимости от того, на чьей стороне они были во время войны, и жизнь в городе практически остановилась. Действуя в качестве посредника, Мариньи вынудил представителей обоих лагерей прийти к согласию и полностью преобразовал городскую администрацию. Конечно же, к заключению согласия приложили руку и все остальные королевские посланники. Но даже то, как сформулированы сами королевские грамоты от 18 октября 1311 г., является доказательством тому, что главную роль в этом деле сыграл Мариньи:

«Это соглашение было заключено с помощью Ангеррана, сеньора де Мариньи, нашего камергера, Жана де Гре, маршала, Арпена д'Аркери, хлебодара, Пьера де Галара, командира арбалетчиков Франции, рыцаря, и мэтра Жирара де Куртона, парижского каноника, нашего писца, наших возлюбленных и верных посланников, направленных нами во Фландрию, то есть трудами Ангеррана и его компаньонов». [1215]

Мариньи основал временный совет эшевенов, включавший в себя представителей обоих лагерей, для руководства городом вплоть до 29 сентября 1312 г. [1216] К этому моменту совет должны были преобразовать в соответствии с одной из статей обычного права, то есть по системе кооптации, утвержденной хартией Феррана в 1228 г. [1217] Таким образом, прежде всего это была миротворческая, посредническая мера, принятие которой должно было несколько успокоить сторонников графа, но и вместе с тем ободрить тех, кто поддерживал короля. Их присутствие в совете должно было уменьшить [1218] злоупотребления.

1215

1311 г., 18 октября. – Лилль; or. sc. Arch, munie, de Douai. AA 17; copies: Arch, munie, de Douai, AA 84, f. 6 v.; Arch. nat… JJ 46, № 130, f. 78 r. 79 г.; 'ed.: Ordonnances…,t. XI, p. 423–425; P. Cl'ement, Trois«(rames… p. 353–355. с неправильно указанной датой и источником (декабрь; J J 46,N» 150).

1216

Соглашение, возможно, было заключено 29 сентября 1311 г.

1217

G. Espinas, Les finances de la commune deDou^at, p. 30, 33–40 et 73

1218

Фанк-Брентано проанализировал ее состав; Funek-Brentano, op. cit.,p. 605.

Творение Мариньи имело отношение по большей части к области финансов, что, впрочем, неудивительно. «Ордонанс 1311 г… – это в первую очередь финансовый документ», справедливо заметил Эспина. [1219] Прежде всего необходимо было упорядочить систему городских финансов путем преобразования муниципальной системы, в частности, поровну распределив налоговые повинности между всеми жителями города. Довольно значительный долг поделили поровну между двумя партиями, исключая возмещение военных издержек, которые вменялись фламандскому лагерю, то есть тем из него, кто остался в Дуэ. Для руководства городским финансовым ведомством была организована комиссия из шестнадцати человек, состав которой подлежал обновлению каждый год; первоначально в нее вошли восемь человек с каждой стороны, которые впоследствии должны были назвать своих преемников. В их обязанности входило контролировать поступления в муниципальную казну и их расходование, распределять налоги и хранить городскую печать. Во избежание злоупотреблений со стороны эшевенов они должны были отчитываться в своих действиях членам комиссии.

1219

G. Espinas, op. cit…p. 84 et 87–88.

Желая усмирить брожение умов и увеличить благосостояние города, Мариньи тем не менее не забывал о своем служении королю: отождествляя интересы города с государственной выгодой, он, по выражению Жоржа Эспина, «объединил город и взял его под опеку».

Мы засвидетельствовали то, как с 1308 по 1311 г. возрастало влияние Мариньи во фламандской политике. Мы видели, как он использовал свою все возрастающую осведомленность для того, чтобы обрести право голоса во время обсуждений и переговоров, относившихся к проблемам Фландрии. Но в течение 1311 г. произошло несколько событий, значимость которых мы хотели бы подчеркнуть, подводя итог нашим рассуждениям. Прежде всего в 1311 г Мариньи превратился из личного советника короля по фламандским вопросам в его официального «наместника»; отныне он не просто оказывал влияние на королевскую политику, он отправился приводить ее в исполнение, управляя этим процессом на местах; в частности, он стал появляться среди фламандцев.