Англичанка
Шрифт:
Есть в разведке одна азбучная истина: вопреки расхожему мнению, большинство шпионов любят говорить, особенно когда карьере конец. Тогда правда из них сыплется как горох из мешка; им лишь бы доказать, что они не винтики в тайной машине, что они важные персоны, даже если справедливо обратное.
Потому-то Габриель нисколько не удивился, когда Павел Жиров сделался заметно словоохотливей после купания в озере. Его переодели в сухую одежду и напоили сладким чаем с капелькой бренди; потом он начал рассказ — правда, не с похищения Мадлен, а с себя самого. Он был ребенком номенклатуры, коммунистической элиты, сыном высокопоставленного чиновника, служившего в Министерстве иностранных дел при Андрее Громыко. Юный Павлик Жиров ходил в привилегированные школы для детей элиты, его родители отоваривались в особых магазинах, где работникам партии предлагались роскошества, о которых большинство населения Союза могло только мечтать. Была в его жизни и неслыханная радость — заграничные поездки. Жиров почти все детство провел за пределами СССР: главным образом в вассальных республиках Восточной Европы, на работе в которых специализировался его отец. Позже он целых полгода прожил в Штатах, когда его командировали в Америку. Обученный презирать Штаты, Жиров — как примерный гражданин СССР — возненавидел их.
— Мы не понимали, что такого заманчивого в американском буржуйстве, — признался он. — Нам оно казались идеальным оружием в борьбе против самой Америки.
Несмотря на прохладное отношение к учебе — а порой и хулиганские выходки, — Жиров получил допуск в престижный Московский институт иностранных языков. Предполагалось, что после юный Павел поступит на службу в МИД, но тут к Жировым на квартиру пришел вербовщик из Комитета государственной безопасности, более известного как КГБ. Вербовщик сообщил, что за Павликом с самого детства приглядывал Комитет и что у него все задатки идеального шпиона.
— Он невероятно польстил мне, — признался Жиров. — Был 1975 год. В Хельсинки Форд и Брежнев мило беседовали о безопасности, однако за этим фасадом благополучия кипела борьба Востока и Запада, капитализма и социализма. Мне предложили стать ее частью.
Впрочем, для начала предстояло отучиться в другом вузе — Краснознаменном имени Андропова институте КГБ СССР. В московской учебке Жиров почерпнул основы шпионского ремесла, главным образом его учили вербовке. Для КГБ вербовка была мучительно медленным, тщательно контролируемым процессом длительностью в год или два. По завершению курса Жирова приписали к Пятому отделу Первого главного управления и откомандировали в Брюссель. Потом было еще несколько назначений в Восточной Европе, пока наконец начальство не разглядело в Жирове талант к более темным аспектам работы. Его перевели в Отдел С, наблюдающий за «нелегально» живущими за границей советскими агентами. Позднее Жиров работал в Отделе В, связанным с «мокрыми делами». (Жиров так и сказал: «Mokriye dela».)
— Мокруха, — подсказал Габриель.
Жиров кивнул.
— Я сам не жал на курок, как ты, Аллон. Я все планировал и устраивал.
— Операции под чужим флагом проводил?
— Только этим и занимался. Операция под чужим флагом — стандартная процедура. Мы не брались за объект, не создав убедительной легенды.
— Сколько ты прослужил в Отделе В?
— До самого конца.
То есть до распада СССР в декабре 1991 года. Практически за одну ночь некогда всесильная сверхдержава распалась на пятьдесят отдельных государств, и Россия — сердце Союза — стала первой среди равных. КГБ тоже распался на отдельные службы. Вскоре для Московского центра, святилища разведки, наступили тяжкие времена. Стены крепости пошли трещинами, а вестибюль наполнился мусором. По коридорам, полупьяные, бродили небритые офицеры в мятых костюмах.
— В туалетах даже бумаги не было, — с отвращением произнес Жиров. — Все здание превратилось в свинарник. Мы остались без головы.
Все изменилось с приходом Бориса Ельцина, когда власть в Кремле захватили работники службы безопасности. («Siloviki», — назвал их Жиров.) Практически сразу же они велели СВР развернуть деятельность против США и Великобритании, хотя обе державы номинально считались союзниками новорожденной Российской Федерации. Жирова назначили шефом вашингтонской резидентуры СВР, и он автоматически сделался одним из глав внешней разведки. В день отправки в Америку его вызвал в Кремль президент. Бывший коллега-шпион предлагал побеседовать.
— Я-то думал, он хочет дать на прощание совет, как лучше справляться с работой, — произнес Жиров. — Выяснилось, что у него на меня иные виды.
— «Волгатек», — подсказал Габриель.
Жиров кивнул.
— «Волгатек».
Размах президентских планов, предупредил Жиров, можно понять, лишь уяснив, как важна для России нефть. И он объяснил: десятилетиями Россия по уровню нефтедобычи уступала одной только Саудовской Аравии и Эмиратам в Персидском заливе, где хозяйничали американцы. Нефтяные шоки 1970-х и 1980-х выправили неустойчивое положение российской экономики. Они, по словам Жирова, как аппарат искусственной вентиляции легких, немного продлили жизнь пациенту, чей мозг давно перестал функционировать. Новый президент уяснил то, чего не сумел понять Борис Ельцин: нефть вернет России статус сверхдержавы. Тогда он указал на дверь олигархам вроде Виктора Орлова, переведя сектор энергетики под чуткий контроль Кремля. А после основал собственную нефтяную компанию.
— «КГБ-Нефтегаз», — догадался Габриель.
— Можно и так сказать, — медленно кивнул Жиров. — Новая компания должна была стать действительно новой: нам поручили скупить права на бурение скважин за пределами России. Мы работали на КГБ, от и до. Существенный процент дохода шел прямиком в казну Ясенево.
— А куда остальное?
— Включи воображение.
— В карман президенту?
— Комитетская пенсия не сделала его богатейшим человеком Европы. Наш президент стоит сорок миллиардов долларов, и большая часть его дохода — от «Волгатека».
— Чья идея — бурить в Северном море?
— Президента, — сказал Жиров. — Для него это личное дело. Президент сказал, что хочет воткнуть соломинку в британские территориальные воды и выпить их досуха. Для протокола: я с самого начала был против этого проекта.
— Почему?
— Часть моей работы как начальника охраны и оперативного управления заключалась в разведке местности, анализе ситуации. Результаты не сулили ничего хорошего: трения между Лондоном и Москвой не позволяли получить разрешение на разработку месторождений у Гебридов.
— Президент, я так понимаю, остался недоволен.
— Злился как никогда. Главным образом потому, что подозревал Виктора Орлова — мол, он вставил нам палки в колеса. Тогда президент вызвал меня в Кремль и приказал добиться контракта всеми правдами и неправдами.
— И ты положил глаз на Джереми Фэллона.
Жиров ответил не сразу.
— У тебя и правда хорошие источники, Аллон.
— Пять миллионов евро на счет в швейцарском банке — и Джереми Фэллон обеспечил вам разрешение.
— Переговоры выдались нелегкие, — добавил Жиров. — Само собой, мы расстроились, когда Фэллон ничего не добился. Сказал, что тут он бессилен, что Ланкастер и министр энергетики настроены решительно против нас. Надо было как-то добиться перевеса сил в нашу пользу.
— И так ты похитил любовницу премьер-министра.
Жиров не ответил.
— Скажи, — велел Габриель, — или тебя ждет еще один ночной заплыв.
— Да, — сказал Жиров, глядя прямо в камеру, — я похитил любовницу премьер-министра.