Английские эротические новеллы

Новиков Алекс

— Пить! — Простонала несчастная, открыв глаза.

— Сейчас, сейчас! — Джейн поднесла к ее губам кружку свежего пива. — Пей! Это тебе Линда велела передать! Самое лучшее пиво! В свое время я научила Линду варить прекрасное пиво!

— Когда я умру, молитесь за упокой моей бедной души, — зубы Катрины стучали об оловянную кружку. — А то, боюсь, как бы мне не пришлось скверно в чистилище. В Рай меня вряд ли за мои грехи пустят!

— Договорились! Сейчас Линде не до тебя! — Вздохнула матушка повариха. — Ей теперь надо как следует удовлетворить нашего гостя! Эх, грехи наши тяжкие! И все из-за священной реликвии. Одной порка, а другой — постелька!

Хотя, я ведь эту Линду совсем юной девушкой помню!

«Не только из-за реликвии, — думала Катрина, — это наказание мне за ту ночь в склепе!» Напившись, Катрина снова без сил упала на подушку.

Каждое движение давалось несчастной с трудом: попа и бедра предательски болели, тело вздрагивало от пережитого унижения.

«Когда-то и я была красива, — подумала Джейн подошла к окну и открыла его. Ветерок стал трепать рано поседевшие волосы. — Когда-то и мое тело было желанным!» Ветер разогнал темные тучки, и Луна озарила келью.

— Эх, Катрина, грехи наши тяжкие! Проклятие на всем нашем женском племени! — На глаза Джейн навернулась слеза. — Инквизиторы обвинили мою матушку в колдовстве только из-за того, что она редко посещала церковь. Сожгли и все! И меня бы вздернул сэр Шелли, отец нашего приора, но не успел!

В ответ Катрина только тяжело дышала.

— Тебе еще повезло, одной поркой отделалась, а мне за мои грехи такое пережить пришлось! — вздохнула монашка и посмотрела на свои длинные седые пряди, — вот и поседела до срока! А ведь были, как крыло нашего ворона, не к ночи он будет помянут! Впрочем, о покойных птичках плохо не говорят! На, вот, съешь кусочек окорока! Сама готовила, для особо важных монастырских гостей. Это конечно не хамон, но есть вполне можно. Нет тут ни черных свиней, ни испанских дубов, но, если постараться…

— Не хочу! — простонала Катрина, но из уважения к сиделке съела кусочек.

Вкус оказался просто восхитительным.

Катрина лежала на животе и тихо стонала. Сил плакать, и шептать молитвы у нее не было.

«Похоже, лихорадка вот-вот превратится в Антонов огонь! [190] — думала Джейн, меняя на Катрине очередной компресс. Конечно, есть способ спасти ей жизнь, но будет ли эта девочка молчать? В конце концов, ведьма я или нет!»

На прекрасное, щедро украшенное следами от плетки тело падал свет от появившейся на небе Луны. Казалось, он отражает всю прелесть измученной, забитой до полусмерти женщины.

190

Так называли заражение крови. Смертельное в те времена заболевание. — Прим. переводчика.]

Джейн, села так, чтобы лунный свет на нее не падал, и решила разговорами об испанском окороке хоть немного отвлечь Катрину от грустных мыслей.

— Меня мой дедушка Карл учил готовить много вкусных вещей, а когда я плохо усваивала уроки, устраивал настоящую испанскую бастонаду с помощью ужасного ремня! Бывало чуть, что не так… и долго сесть не могла!

Так вот, он рассказывал, что для приготовления настоящего хамона, так в Испании зовут знаменитый на весь мир окорок, чтобы черная иберийская свинья была откормлена в основном желудями пробкового дуба.

— А чем наши дубы не подходят? — Катрина поморщилась от боли.

Если честно, ни о каких дубах думать не хотелось, но болтовня сиделки хоть немого отвлекала избитую монашку от мрачных мыслей

в голове и боли в теле.

— Испанский дуб — уникальное дерево, спасенного когда-то испанцами от вырубок и исчезновения. В желудях содержится большое количество олеиновой кислоты, поэтому и в хамоне, или испанском окороке, некоторые люди с тонким вкусом при первой пробе ощущают оливковый привкус. По правилам эстремадурских кулинаров, на одном акре леса пасется не более 15 свиней-ибериек. Постоянные передвижения по пастбищам также делают мясо «пата негро» мечтой лакомок: жир не скапливается на загривке, как у наших свиней, а проникает в мышечную ткань. [191]

191

Это — уникальная генетическая характеристика иберийской свиньи, выращенной по античным рецептам Прим. перев.

«А ведь она не так давно блистала красотой! — Подумала Катрина. — А волосы седые, как у древней старухи! Со зрачками мне от боли почудилось!»

«Подумать только, как быстро я состарилась, — Джейн посмотрела на себя, на стонущую Катрину, — а ведь мне всего лишь двадцать пять лет! Лицом мое покрыто мелкими морщинками, а тело навсегда скрыто от посторонних глаз бесформенным монашеским одеянием! Ну, что же, за грехи и награда!»

После пережитого кошмара в душе Джейн не было ни зависти, ни обиды к молоденьким монашкам, проводившим время не только в молитвах, но и в греховных удовольствиях.

«Что со мной происходит?» — она стыдилась предательства и желаний поротого тела. Краска стыда залила ее щеки, но боль в ягодицах напомнила о порке, полученной накануне.

По жилам заструился огонь, она почувствовала себя достаточно здоровой, чтобы раздвинуть ноги.

— А теперь, вставай на четвереньки, — Джейн почти насильно влила в Катрину добрую пинту лучшего монастырского пива, — вставай, кому говорят!

— Да ты что, — Катрина с трудом шевельнулась своей кровати. — Куда мне вставать!

— Вставай, — Джейн скинула с себя монашеское одеяние, — снимай крест и делай, как я!

— Fiat voluntas tua! [192] — Катрина с трудом подчинилась.

Оказалось, ночная сиделка без труда могла сдержать с нею все что угодно. Катрина даже не заметила, как за нежными словами Джейн пропала вдруг воля, и она уже ничего не могла поделать. Она просто слепо подчинялась каждому слову. Чарующий лунный свет был единственным свидетелем колдовского сеанса.

Джейн стала целовать полосы от плетки, пальцы заскользили по телу несчастной исследуя каждый дюйм.

192

Да будет воля твоя! — Лат.

«Какая же Катрина вкусная, хоть и высекли ее сверх всякой меры! Чтоб этому отцу Джону с лошади упасть и пропасть!» — Джейн легла на спину, скользнула под живот Катрины и нежно поцеловала соски, затвердевшие от возбуждения.

— Не надо! — Катрина шаталась на четвереньках от слабости, но не могла оказать никакого сопротивления.

Она уже догадалась, что хочет от нее Джейн, но желания ласкаться не было: тело жег огонь, но не страсти, а болезни.

— Ты моя сладкая! Ляг на спинку. А ноги согни в коленках! — Джейн, перевернула Катрину на спину.