Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

Толстой Лев Николаевич

Она противурчила себ, но она говорила правду. Несмотря на то, что она ласкова была съ нимъ, онъ былъ невыносимо противенъ ей.

— Да, это ужасно. Что жъ говорить, — заговорила Долли. — Все кончено. И хуже всего то, ты пойми, что я не могу его бросить. Дти — я связана. А между прочимъ съ нимъ жить мн мука. Именно потому мука, что я, что я все таки... Мн совстно признаться, но я люблю свою любовь къ нему, люблю его.

И она разрыдалась.

— Долли, голубчикъ. Онъ говорилъ мн, но я отъ тебя хочу слышать. Скажи мн все.

И въ самомъ дл случилось то, чего ожидала Анна Аркадьевна. Она какъ бы успокоилась, похолодла и съ злобой начала говорить:

— Изволь! Ты знаешь, какъ я вышла замужъ. Я съ воспитаніемъ maman нетолько была невинна, но я была глупа. Я ничего не знала. Говорятъ, я знаю, мужья разсказываютъ женамъ свою прежнюю

жизнь, но Стива, — она поправила, — Степанъ Аркадьичъ ничего не сказалъ мн. Ты не повришь, но я до сей поры думала, что я одна женщина, которую онъ зналъ. И тутъ эта гадкая женщина Н. стала мн длать намеки на то, что онъ мн невренъ. Я слышала и не понимала, я понимала, что онъ ухаживаетъ за ней. Но тутъ вдругъ это письмо. Я сидла, занималась съ Петей. Она приходитъ и говоритъ: «вотъ вы не врили, прочтите». Онъ пишетъ: «обожаемый другъ, я не могу пріхать нынче». Я разорвала, но помню все письмо. Я понимаю еще увлеченье, но эта подлость — лгать, обманывать, продолжать быть моимъ мужемъ вмст съ нею. Это ужасно.

— Я все понимаю, и оправдывать его нтъ словъ и даже, правду сказать, простить его не могло быть и мысли, если бы это было годъ посл женитьбы, еслибъ у васъ не было дтей; но теперь, видя его положеніе, его раскаянье, я понимаю, что....

— Но есть ли раскаянье? — перебила Долли. — Если бы было, — перебила она съ [234] жадностью.

Это есть, я его знаю, я вижу этотъ стыдъ и не могу, правду сказать, безъ жалости смотрть на него. Мы его об знаемъ. Онъ добръ, главное — честенъ, боится быть дуренъ, стыдится страсти, онъ гордъ и теперь такъ униженъ. Главное, что меня тронуло, — и тутъ Анна Аркадьевна угадала главное, что могло тронуть ее. — Его мучаютъ двњ вещи: то, что ему стыдно дтей — онъ говорилъ мн это, — и то, что онъ, любя тебя — да, да, любя больше всего на свт, сдлалъ теб больно, убилъ тебя. «Нтъ, нтъ, она не проститъ», все говоритъ онъ. Ты знаешь его манеру.

234

Зачеркнуто: радостью и

И Анна Аркадьевна представила такъ живо манеру брата, что Долли, казалось, видла передъ собой своего мужа. Долли задумчиво смотрла мимо золовки, слушая ея слова, и въ губахъ выраженіе ее смягчилось.

— Да, я понимаю, что положеніе его ужасно, виноватому хуже, чмъ невинному, если онъ чувствуетъ, что отъ вины его — несчастія; но какже простить, какъ мн опять быть его женою посл нея? [235] Мн жить съ нимъ теперь будетъ величайшая мука именно потому, что я любила его, какъ любила! что я люблю свою прошедшую любовь къ нему...

235

Зач.: Вдь они говорили

И рыданья прервали ея слова. Но какъ будто нарочно всякій разъ, какъ она смягчалась, она нарочно начинала говорить о томъ, что раздражало ее.

— Она вдь молода, вдь она красива, — начала она. — Ты понимаешь ли, Анна, что у меня моя молодость, красота взяты кмъ? Имъ, дтьми. Я отслужила ему, и на этой служб ушло все мое, и ему теперь, разумется, свжее, пошлое существо пріятне. Они, врно, говорили между собой обо мн или, еще хуже, умалчивали, потому что не о чемъ говорить.

Опять ненавистью зажглись ея глаза.

— И посл этаго онъ будетъ говорить мн. Чтожъ, я буду врить ему? Никогда. Нтъ, ужъ кончено все, все, что составляло утшенье, награду труда, мукъ. Нтъ, это ужасно. Ужасно то, что вдругъ душа моя перевернулась, и вмсто любви, нжности у меня къ нему одна злоба, да, злоба. Я бы убила его, ее...

Лицо Анны выражало такое страданье, сочувствіе, что Долли смягчилась, увидавъ ее. Она помолчала.

— Но чтоже длать, придумай. Я все передумала и ничего не вижу.

Анна ничего не придумывала и не могла придумать, но сердце ее прямо и готово отзывалось на каждое слово, на каждое выраженіе лица невстки. Она видла, что воспоминанье о ней и въ особенности разговоръ о ней возбуждаютъ все боле и боле Долли и что

надо дать ей наговориться. [236] Теперь она наговорилась, и надо было говорить, но что? Анна прямо отдалась голосу сердца, [237] и то, что она говорила, нельзя было лучше придумать.

236

Зачеркнуто: и иначе самой говорить о ней и иначе дать понять ей.

237

Зач.: и стала говорить:

— Чтоже я могу говорить теб, я, вполн счастливая [238] жена? Я скажу теб одно, что мы вс слабы и поддаемся впечатлнію минуты.

— Ну, нтъ.

— Да я не въ томъ смысл говорю. Когда онъ говорилъ мн, я, признаюсь теб, ршительно не понимала всего ужаса положенія. Я видла только то, что семья разстроена. Мн это жалко было, и мн его жалко было, но, поговоривъ съ тобой, я, какъ женщина, вижу другое: я вижу твои страданія, и мн, не могу теб сказать, какъ жалко тебя. Долли, другъ мой, но если можно простить, — прости. — И сама Анна заплакала. — Постой, — она прервала ее, цлуя ея руку. — Я больше тебя, хоть и моложе, знаю свтъ. Я знаю этихъ людей, какъ Стива, какъ они смотрятъ на это. Ты говоришь, напримръ, что онъ съ ней говорилъ о теб. Этаго не было. Эти люди v'en`erent [239] свой домашній очагъ и жену и, какъ хорошій обдъ, позволяютъ себ удовольствіе женщины, но какъ то у нихъ эти женщины остаются въ презрніи и не мшаютъ семь. Они какую то черту проводятъ непереходимую между семьей и этимъ.

238

Зач.: спокойная за мужа, уважающая и уважаемая

239

[уважают]

— Да, но онъ цловалъ ее...

— Долли, постой, душенька. Я видла Стиву, когда онъ былъ влюбленъ въ тебя, я помню это время, когда онъ прізжалъ ко мн и плакалъ, и какая поэзія и высота была ты для него, и я знаю, что ты въ этомъ смысл росла для него. Вдь мы смялись бывало надъ нимъ. «Долли — удивительная женщина», а это увлеченье не его души. [240]

— Но если это увлеченье повторится?

— Оно не можетъ, какъ я его понимаю.

— Да, но ты простила бы?

240

Зачеркнуто: гадость

— Не знаю. Я не могу судить. Нтъ, могу, — сказала она, подумавъ, и, видимо, уловивъ мыслью положеніе и свсивъ его на внутреннихъ всахъ, прибавила: — Нтъ, могу, могу. Нтъ, я простила бы. Я не была бы тою же, да, но простила бы, и такъ, что какъ будто этаго не было, совсмъ не было.

— Ну, разумется, — чуть улыбаясь, сказала Долли, — иначе бы это не было прощенье. Ну, пойдемъ, я тебя проведу въ твою комнату, — сказала она вставая. И по дорог Долли обняла Анну. — Милая моя, какъ я рада, что ты пріхала, какъ я рада. Мн легче, гораздо легче стало.

—————

Весь день этотъ Анна провела дома, т. е. у Алабиныхъ, и съ радостью видла, что Стива обдалъ дома, что жена говорила съ нимъ, что посл обда у нихъ было объясненье, посл котораго Степанъ Аркадьичъ вышелъ красный и мокрый, а Долли, какъ она всегда бывала, вышла холодная и насмшливая. Кити въ этотъ день обдала у сестры, и она тотчасъ же нетолько сблизилась съ Анной, но влюбилась въ нее, какъ способны влюбляться молодыя двушки въ [241] замужнихъ и старшихъ дамъ. Она такъ влюбилась въ нее въ этотъ разъ (она прежде раза два видла ее), что сдлала ей свои признанія, переполнявшiя ея сердце.

241

Зачеркнуто: очень красивыхъ