Анна Каренина. Черновые редакции и варианты
Шрифт:
Анна Аркадьевна пожала руку Удашеву. Онъ ей напомнилъ свое знакомство.
— Какже, я помню. Ваша матушка слишкомъ добра. Я благодаря ей не видла времени. Надюсь васъ видть.
Она говорила это просто, мило, но въ глазахъ ея было больше чмъ обыкновенное вниманіе. [227]
Ея поразила вся фигура Удашева. И поразила пріятно. Она не помнила, видла ли она когда-нибудь такихъ маленькихъ, крпкихъ съ черной щеткой бороды, спокойныхъ и джентельменовъ. Что то особенное было въ немъ.
227
На полях против
«А вотъ какіе бываютъ, — сказала она. — Онъ славный, долженъ быть. И что сдлалось съ нимъ?» Онъ вдругъ смшался и покраснлъ и заторопился искать двушку матери.
Къ Анн Аркадьевн тоже подошла ея дьушка въ шляп.
— Ну, Аннушка, ты уже устрой багажъ и прізжай, — сказала она, доставая билетъ, и положила руку на руку брата.
— Послушай, любезный, вещи сестры, — сказалъ онъ служащему, кивнувъ пальцемъ, и прошелъ съ ней.
Они уже стали отходить, какъ вдругъ толпа хлынула имъ на встрчу, и, какъ это бываетъ, ужасъ неизвстно о чемъ распространился на всхъ лицахъ.
— Что такое, что? Гд бросился? Задавили?
Степанъ Аркадьичъ съ сестрой и Удашевъ одинъ сошлись вмст у конца платформы, гд жандармъ, кондукторъ и артельщикъ тащили что-то. Это [228] былъ старый мужикъ въ сапогахъ.
Какой то чиновникъ разсказывалъ, что онъ самъ бросился, когда стали отводить поздъ.
— Ахъ, какой ужасъ! — проговорилъ Степан Аркадьичъ. — Пойдемъ.
Но Анна Аркадьевна не шла.
— Что? гд?
Она увидала, и блдность, строгость разлилась по ея прелестному лицу. Она обратилась къ брату, но онъ не могъ отвчать. Онъ, какъ ребенокъ, готовъ былъ плакать и закрывалъ лицо руками. Она обратилась къ Удашеву, крпко, нервно взявъ его за локоть.
228
Зачеркнуто: было тло молодаго человка въ пальто съ собачьимъ воротникомъ и лиловыхъ панталонахъ.
— Узнайте, кто, отчего?
Удашевъ пробился въ толпу и принесъ ей извстіе, что [229] это мужикъ, вроятно, [230] пьяный, онъ отчищалъ снгъ.
— Чтожъ, умеръ?
— Умеръ. Вдь это мгновенная смерть.
— Мгновенная?
Странно, несмотря на силу впечатлнія отъ этой смерти, а можетъ быть, и вслдствіе ея, совсмъ другое чувство, независимое, чувство симпатіи и близости промелькнуло въ глазахъ у обоихъ. [231]
229
Зач.: молодой человкъ
230
Зач.: помшанный, цлый день былъ на станціи и бросился.
231
Против этого абзаца на полях написано: Гагинъ вдругъ разчувствовался. Она внимательно смотритъ на него. И далъ денегъ.
— Благодарю васъ, — сказала она. — Ахъ, какъ ужасно, — и они опять разошлись.
— Это дурной знакъ, — сказала она, и, несмотря на веселость Степана Аркадьича, возвратившуюся къ нему тотчасъ посл того, какъ онъ потерялъ изъ вида трупъ, она была молчалива и грустна половину дороги. Только подъзжая къ дому, она вдругъ очнулась, отворила окно.
— Ну, оставимъ мертвымъ хоронить
Степанъ Аркадьичъ сталъ разсказывать, стараясь быть великодушнымъ и осуждая себя, но тонъ его говорилъ, что онъ не можетъ винить себя.
— Почему же ты думаешь, что я все могу сдлать? Я не могу, и, правду теб сказать, Долли права.
— Да, но если бы Михаилъ Михайлычъ сдлалъ теб неврность.
— Вопервыхъ, это немыслимо, а вовторыхъ, я бы.... я бы не бросила [232] сына, да; но...
— Но ты, я знаю, устроишь.
— Я, вопервыхъ, ничего не знаю. Я ничего не буду говорить, пока Долли сама не начнетъ.
— Ну, я знаю, ты все сдлаешь, [233] — сказалъ Степанъ Аркадьичъ, входя въ переднюю и переминаясь съ ноги на ногу.
232
Зачеркнуто: его
233
Зач.: <Первая встрча.> <— Я пройду къ себ, ты лучше одна...> — Ну, такъ я поду въ присутствіе. В конце рукописи на полях карандашом написано: Разумъ. Ужъ не Ордынцевъ. Я теперь никогда не выйду. Отецъ понялъ, что Ордынцевъ пропалъ, и глупо придрался къ Гагину.
Анна Аркадьевна только улыбнулась улыбкой, выражающей воспоминаніе о дтскихъ временахъ, о той же слабой черт характера и любовь ко всему Степана Аркадьича, со всми его слабостями, и, скинувъ шубку, быстрыми, неслышными шагами вошла въ гостиную.
Когда Анна вошла въ комнату, Долли сидла въ маленькой гостиной, и сухіе съ толстыми костями пальцы ея, какъ у всхъ несчастныхъ [?] женщинъ, сердито, нервно вязали, въ то время какъ Таня, сидя подл нея у круглаго стола, читала по французски.
Услыхавъ шумъ платья больше, чмъ чуть слышные быстрые шаги, она оглянулась, и на измученномъ лиц ея выразилась улыбка однихъ губъ, одной учтивости; но свтъ глазъ, простой, искренній, не улыбающійся, но любящій взглядъ Анны Аркадьевны преодоллъ ея холодность.
— Какъ, ужъ пріхала? — Она встала. — Ну, я все таки рада теб.
— За что жъ ты мн не была бы рада, Долли?
— Нтъ, я рада, пойдемъ въ твою комнату.
— Нтъ, позволь никуда не ходить.
Она сняла шляпу и, зацпивъ за прядь волосъ, мотнувъ головой, отцпляла черные волосы. Двочка, любуясь и улыбаясь, смотрла на нее. «Вотъ такая я буду, когда выросту большая», говорила она себ.
— Боже мой, Таня. Ровесница Сережи.
Ну, она сдержала что общала. Она взяла ее за руки.
— Можно, можно мн присядать?
Таня закраснлась и засмялась.
Мать услала дочь, и посл вопросовъ о ея муж и сын за кофеемъ начался разговоръ.
— Ну, разумется, я ни о чемъ не могу и не хочу говорить, прежде чмъ не узнаю все твое горе. Онъ говорилъ мн.
Лицо Долли приняло сухое, ненавидящее выраженіе. Она посмотрла на Анну Аркадьевну съ ироническимъ выраженіемъ.
— Долли милая, я хотла говорить теб за него, утшать. Но, душенька, я вижу, какъ ты страдаешь, и мн просто жалко, жалко тебя.
И на маленькихъ глазахъ съ огромными рсницами показались слезы. Она прижалась къ невстк. Долли сейчасъ же дала цловать себя, но не плакала. Она сказала:
— По крайней мр, ты понимаешь, что все, все потеряно посл этаго, все пропало.
И какъ только она сказала это, она зарыдала. Анна Аркадьевна взяла ее руку и поцловала.
— Не думай, Долли, чтобы я, потому что онъ мой братъ, могла смотрть легко на это, не понимаю весь ужасъ твоего положенія. Но чтожъ длать, чтожъ длать? Онъ гадокъ, но онъ жалокъ. Это я сказала ему.