Анна Каренина

Толстой Лев Николаевич

Кити заметила, что Анна знала, какой последует ответ.

– Оттого, что вы всегда лучше всех.

Анна имела способность краснеть. Она покраснела и сказала:

– Во-первых, никогда; а во-вторых, если б это и было, то зачем мне это?

– Вы поедете на этот бал?
– спросила Кити.

– Я думаю, что нельзя будет не ехать. Вот это возьми, - сказала она

Тане, которая стаскивала легко сходившее кольцо с ее белого, тонкого в конце

пальца.

– Я очень

рада буду, если вы поедете - Я бы так хотела вас видеть на

бале.

– По крайней мере, если придется ехать, я буду утешаться мыслью, что

это сделает вам удовольствие... Гриша, не тереби, пожалуйста, они и так все

растрепались, - сказала она, поправляя выбившуюся прядь волос, которою играл

Гриша.

– Я вас воображаю на бале в лиловом.

– Отчего же непременно в лиловом?
– улыбаясь, спросила Анна. - Ну,

дети, идите, идите. Слышите ли? Мисс Гуль зовет чай пить, - сказала она,

отрывая от себя детей и отправляя их в столовую.

– А я знаю, отчего вы зовете меня на бал. Вы ждете много от этого бала,

и вам хочется, чтобы все тут были, все принимали участие.

– Почем вы знаете? Да.

– О! как хорошо ваше время, - продолжала Анна. - Помню и знаю этот

голубой туман, вроде того, что на горах в Швейцарии. Этот туман, который

покрывает все в блаженное то время, когда вот-вот кончится детство, и из

этого огромного круга, счастливого, веселого, делается путь все уже и уже, и

весело и жутко входить в эту анфиладу, хотя она кажется и светлая и

прекрасная... Кто не прошел через это?

Кити молча улыбалась. "Но как же она прошла через это? Как бы я желала

знать весь ее роман", - подумала Кити, вспоминая непоэтическую наружность

Алексея Александровича, ее мужа.

– Я знаю кое-что. Стива мне говорил, и поздравляю вас, он мне очень

нравится, - продолжала Анна, - я встретила Вронского на железной дороге.

– Ах, он был там?
– опросила Кити покраснев.
– Что же Стива сказал вам?

– Стива мне все разболтал. И я очень была бы рада. Я ехала вчера с

матерью Вронского, - продолжала она, - и мать, не умолкая, говорила мне про

него; это ее любимец; я знаю, как матери пристрастны, но....

– Что ж мать рассказывала вам?

– Ах, много! И я знаю, что он ее любимец, но все-таки видно, что это

рыцарь... Ну, например, она рассказывала, что он хотел отдать все состояние

брату, что он в детстве еще что-то необыкновенное сделал, спас женщину из

воды. Словом, герой, - сказала Анна, улыбаясь и вспоминая про эти двести

рублей, которые он дал на станции.

Но она не рассказала про эти двести рублей. Почему -то

ей неприятно

было вспоминать об этом. Она чувствовала, что в этом было что-то касающееся

до нее и такое, чего не должно было быть.

– Она очень просила меня поехать к ней, - продолжала Анна, - и я рада

повидать старушку и завтра поеду к ней. Однако, слава богу, Стива долго

остается у Долли в кабинете, - прибавила Анна, переменяя разговор и вставая,

как показалось Кити, чем-то недовольная,

– Нет, я прежде! нет, я!
– кричали дети, окончив чай и выбегая к тете

Анне.

– Все вместе!
– сказала Анна и, смеясь, побежала им навстречу и обняла

и повалила всю эту кучу копошащихся и визжащих от восторга детей...

XXI

К чаю больших Долли вышла из своей комнаты. Степан Аркадьич не выходил.

Он, должно быть, вышел из комнаты жены задним ходом.

– Я боюсь, что тебе холодно будет наверху, - заметила Долли, обращаясь

к Анне, - мне хочется перевести тебя вниз, и мы ближе будем.

– Ах, уж, пожалуйста, обо мне не заботьтесь, - отвечала Анна,

вглядываясь в лицо Долли и стараясь понять, было или не было примирения.

– Тебе светло будет здесь, - отвечала невестка.

– Я тебе говорю, что я сплю везде и всегда, как сурок.

– О чем это?
– спросил Степан Аркадьич, выходя из кабинета и обращаясь

к жене.

По тону его и Кити и Анна сейчас поняли, что примирение состоялось.

– Я Анну хочу перевести вниз, но надо гардины перевесить. Никто не

сумеет сделать, надо самой, - отвечала Долли, обращаясь к нему.

"Бог знает, вполне ли помирились?" - подумала Анна, услышав ее тон,

холодный и спокойный.

– Ах, полно, Долли, все делать трудности, - сказал муж.
– Ну, хочешь, я

все сделаю...

"Да, должно быть помирились", - подумала Анна.,

– Знаю, как ты все сделаешь, - отвечала Долли, - скажешь Матвею сделать

то, чего нельзя сделать, а сам уедешь, а он все перепутает, - и привычная

насмешливая улыбка морщила концы губ Долли, когда она говорила это.

"Полное, полное примиренье, полное, - подумала Анна, - слава богу!" -

и, радуясь тому, что она была причиной этого, она подошла к Долли и

поцеловала ее.

– Совсем нет, отчего ты так презираешь нас с Матвеем?
– сказал Степан

Аркадьич, улыбаясь чуть заметно и обращаясь к жене.

Весь вечер, как всегда, Долли была слегка насмешлива по отношению к

мужу, а Степан Аркадьич доволен и весел, но настолько, чтобы не показать,