Анна навсегда
Шрифт:
Арис начинал допускать обидные промашки, когда я уже начинала откликаться на чужое имя и принимать чужую жизнь. Он делал это случайно, допуская ошибку, приравнивая всех девушек к несуществующему идеалу? Или же он делал это нарочно, не принимая моей веры в Анну? Моя вера в Анну могла оборвать его фантазии. Я не знала его конечной цели, и от этого было так страшно дать ему фору и оборвать моё существование, пускай и в большой коробке, ограниченной бетоном.
Мы смотрели очередную сопливую историю о любви тех, кому не суждено быть вместе. Костюмы прошлого века должны были придать картине колорита и прикрыть блеском искусственных бриллиантов сэкономленные на сценарии деньги. Такие фильмы заставляли утирать меня скупую слезу сожаления о бывшем кинематографе, который мог собрать кассу только за счет сценария и актерской игры. От блеска искусственных камней у меня сводило скулы. Но Арис упорно приносил мне исключительно розовые сопли. Я несколько раз пыталась поднять тему действительно стоящего фильма, но всё было бесполезно. По его глупому уразумению данные экранизации должны были разбудить во мне что - то такое неведомое, что жило только в его реальности.
– Это была экранизация известного романа. Что скажешь?
Ему было важно моё одинаковое мнение после каждого одинакового фильма, что он мне преподносил. Порой мне казалось, что вся моя жизнь здесь - это какой - то наиглупейший эксперимент по превращению человека в овощ с ядром грецкого ореха вместо мозга.
– Пятичасовой фильм. Я прекрасно выспалась, спасибо, Арис, - ответила я ему.
– Ты сегодня снова ядовита. Интересно, когда-нибудь я привыкну к твоим переменам настроения?
– он снова задавал риторические вопросы. Да, моё настроение менялось чаще, чем мне самой того бы хотелось, но, возможно, дело было в том, что я заперта в подвале, где плесень по стенам разрастается со скоростью света, грозясь скоро пустить свои корни внутри меня? Я устала. От запаха. От сырости. От постоянного холода. От невольной зависимости. От невозможности принимать решения. От себя... Я надоела самой себе. Мне нужно было вложиться в другого человека, чтобы получить взамен чужой энергии, с которой я смогла бы идти вперед. Я не знаю, как выживали люди, которых запирали на долгие годы в одиночных камерах. Я бы сошла с ума за месяц.
– А я по - прежнему продолжаю надеяться на хороший кинематограф от тебя. Что ты пытаешься сказать мне этой сладенькой вкусняшкой?
– Почему, Анна? Ты разлюбила легкое кино?
– Я никогда не смотрела его и не жалею ни о чем. Я люблю тяжелые фильмы. Те, которые несут в себе какой - то груз размышлений. Я люблю грязные фильмы, после которых ты осознаешь, что на самом - то деле в твоей жизни всё куда лучше, чем тебе кажется. Я люблю драмы, после которых ты начинаешь ценить то, что имеешь. Люблю фильмы, основанные на реальных событиях, после которых хочется стать лучше. Я люблю мрачное кино. Я люблю темные оттенки и саундтреки, от которых мурашки ползут по спине. Мне нужен смысл.
– Изначально кинематограф был просто развлечением.
– Спасибо моим родителям, что я родилась на век позже. Я не терплю легкие фильмы. Принеси мне груз, который вызовет у меня хоть какие - то эмоции. Я хочу атмосферности. Хочу полного погружения. Хочу переживать и радоваться вместе с актерами. Я хочу такое кино, в котором растворяешься. От которого теряется связь с реальностью.
И он раздобыл такой фильм. Я не знаю, как он его отыскал, но, похоже, что чьи - то рекомендации сыграли мне на руку. Вполне возможно, что это были мои собственные рекомендации. Я много писала в Сети. Статьи, отзывы, комментарии. Забив в поиск "НикНикиНиколь" можно было получить максимум информации обо мне. Везде, на каждом сайте, я представлялась этим именем, и за долгие годы оно успело примелькаться и даже полюбиться некоторым читателям.
Кино было прошлого десятилетия, но, как следует, настоявшись, с годами оно приобрело еще более терпкое послевкусие. Я посмотрела его с упоением. Во - первых, главную роль в нем блестяще отыграл мой любимый актер, который отдавал музыке всё свое свободное время, поэтому снимался не так много, как мне этого хотелось бы. Но я, тем не менее, любила его как актера чуть больше, чем как музыканта. Во - вторых, фильм оставил ощущение "как обухом по голове". Титры давно закончились, а я всё сидела и смотрела в черный экран.
– Анна, я вижу, что смог угодить.
– Более чем, - ответила я ему абсолютно искренне.
– Арис, знаешь, кем я мечтала стать в детстве? Хотя, я приврала, не только в детстве. Эта мечта до сих пор со мной.
Он покачал головой. Я не сомневалась. Естественно, что он не мог этого знать. Настолько откровенна я была только со своим мужчиной. С этой стороны меня знал только он. Но не потому, что ему было интересно. Просто мне хотелось быть искренней со своим родным человеком. Арис же действительно желал услышать ответ. Я видела, как он напрягся и смотрел на меня снова так пронзительно, как на меня не смотрел никто и никогда.
– Я всегда мечтала работать за кадром. Участвовать в съемочном процессе. Я никогда не была по ту сторону экрана и понятия не имею, как это происходит, но, если бы я могла хоть на секунду увидеть, кто чем занят позади камеры, я бы сразу сказала тебе, кем я хочу стать. После просмотра любого фильма я сразу пыталась найти и прочесть его сценарий, посмотреть кадры со съемок, интервью с создателями и, если повезет, найти неудачные дубли. Если когда-нибудь мне удастся выбраться отсюда, то я разведусь с мужем и уеду туда, где рождается чудо.
Арис долго молчал, глядя на меня таким пронзительным взглядом, каким на меня не смотрел, кроме него, никто и никогда. Тем самым, который чувствуется где - то на подсознании и передается импульсами в тело.
– Почему за кадром, а не в нем?
– спросил он абсолютно серьезно.
– Потому что актеры люди подневольные. Они не могут отвлечься от того, что уже произошло в голове у Маэстро. Именно он зарождает чудо. А актеры его только воспроизводят. Это не интересно для меня. Я хочу быть создателем. Или поджигателем искры в голове создателя. Тем более, я никогда не стремилась к славе. Хоть в какой - то степени и обрела её. Я один из самых известных журналистов в нашем городе. Часто ко мне обращаются люди со своими проблемами, вдруг узнав меня на улице. Не могу сказать, что это мне не льстит. Но я к этому не стремлюсь.
– Анна, ты не журналист, - устало вздохнул Арис, и я постаралась перебить его до того, как он испортит момент откровенности.
– Ты ведь тоже мечтал в детстве стать кем - то?
– Патологоанатомом, - ответил он после секундной паузы.
– Моя мама, твоя свекровь, лучший хирург в нашем городе. В детстве я любил бывать у неё на работе и однажды по ошибке забрел в морг. Там с топориком в руке стоял огромных размеров мужик в клеенчатом фартуке, забрызганном бурой кровью. Он курил прямо над вскрытым телом девочки примерно моего возраста. Через всё тело у неё был разрез в форме буквы "игрек", а ребра торчали наружу. Я остановился прямо напротив него и смотрел, как он курит, держа сигарету длинным блестящим зажимом. На руках у него были огромные закатанные резиновые перчатки длиной по локоть. Я смотрел то на него, как он прищуривается, выдыхая едкий дым. То на девочку, чьи светлые волосы разметались по столу. То на него. То снова на нее. "Ты не боишься?" - спросил меня доктор. Я помотал головой и спросил, отчего она умерла. "Сердце" - ответил он мне. И с тех пор я понял, что тоже хочу быть доктором для тех, кому доктор уже не понадобится больше никогда.
– Почему же в итоге программер?
– А почему в итоге филолог?
– ответил он снова вопросом на вопрос.
– У меня так сложились жизненные обстоятельства. А вот что остановило тебя? Мама-главврач не дала бы тебе пропасть с медицинским образованием.
– По образованию я хирург, - ответил Арис.
– Тогда я не понимаю, в чем дело.
– Дело в том, что мечтал я быть патологоанатомом.
– Это не одно и то же? Оба режут людей. Только одни живых, а другие мертвых.
Арис рассмеялся.