Анна навсегда
Шрифт:
– Наивная девчонка, всё не так просто. Не забывай, у меня есть еще группа, которая лишится своего создателя, если я покину её. Ты хочешь быть создателем чуда за кадром, я являюсь создателем чуда в плеере. Это тоже часть меня. Так бывает. Что люди любят сразу несколько вещей. И любая из них может делать их счастливыми.
– Самолеты, - кивнула я.
Арис меня не понял и вопросительно вскинул брови.
– Самолеты сделали бы меня счастливой наравне с работой за кадром.
– Летчица?
– Стюардесса.
Я помню, как впервые в своей жизни увидела самолет в одном стареньком русском фильме, где один из героев заткнул собой выбитый
Арис улыбался, слушая меня. А я захлебывалась воспоминаниями первого взлета. Это было настоящее волшебство, испытать которое у меня не получится больше никогда. И не потому, что я хороню себя заживо за четырьмя бетонными стенами. Нет. Наоборот, я была более чем уверена, что всё это еще далеко не конец, и я обязательно выберусь отсюда. Просто я давно уже не испытывала той радости, которая была в детстве. В одной своей статье я вывела формулу окончания детства: ты становишься взрослым в тот момент, когда понимаешь, что больше не ждешь Нового года и лета. Новый год становится слишком затратным, а летняя поездка в теплые страны - обыденностью. Я перестала испытывать чувство волшебности примерно в семнадцать лет. И через год я уже сознательно вышла замуж. Вот такая печальная история. Не знаю, что должно случиться в двадцать восемь лет, чтобы ты обрадовался как ребенок, так чисто и искренне, аж до мурашек.
На этом грустном моменте монолога у меня по щеке покатилась слеза, и я предпочла отвернуться от Ариса. Я наивно ожидала, что он дотронется до меня. Или скажет хоть что - то. Но этого не произошло. Через мгновение я услышала, как хлопнула дверь за моей спиной. Он снова ушел, чтобы не видеть моих слёз. Впрочем, как обычно. Я уже не удивлялась.
Порой мне и вовсе казалось, что он не знаком с такими понятиями, как жалость и сострадание. Эта манера поведения меня ошеломляла. Каким образом Арис комбинировал запредельную внимательность с абсолютным пофигизмом? Он знал, что происходит в моей голове каждую секунду нашего совместного времяпрепровождения. И он никогда даже не попытался вытереть мне слёзы. Я не ждала от него поцелуев в макушку и фраз ободрения, нет. Меня просто крайне удивляло, как можно предугадывать моё настроение и не предпринимать попыток обнять меня в момент огорчения.
Зато утром Арис сумел меня удивить. Еще не открывая глаз, я поняла, что в моей бетонной коробке что - то изменилось. Было полное ощущение того, что я сплю не в подвале, а на лугу, окутанном ароматом цветущих растений. В предвкушении сюрприза я открыла глаза и огляделась. На полу, в большой пятилитровой бутылке стоял букет разноцветных гербер. Они были такие яркие, такие ароматные и живые, что мне захотелось плакать от переизбытка чувств. Я не знаю, как описать ту гамму эмоций, что я пережила при виде настоящего букета. Здесь, в подземелье, где есть только я, четыре бетонные стены и Арис,
Я попыталась сесть спиной к стене, чтобы любоваться этой красотой из соседней реальности как можно дольше. Чтобы впитать в себя их аромат и дышать им, когда их не станет. Но, уткнувшись в Ариса, я вскрикнула от неожиданности.
– Ты что тут делаешь?
– возмутилась я, глядя, как он потеплее укрывается моим пледом.
– Сплю, не видишь?
– проворчал он сонно.
– Там твой корабль часом не пришвартован на заднем дворе, Мистер Очевидность? Я вижу, что ты спишь! Почему здесь? У тебя есть своя комната, там и спи!
– я старалась говорить как можно нахальнее, но, видимо, у меня ничего не вышло. Внутри меня бурлила целая тонна счастья от увиденного, поэтому злиться на Ариса у меня уже не было ни сил, ни желания.
– Анна?
– он открыл глаза и приподнялся над подушкой.
– Я давно не видел тебя такой. Откуда столько нежности ко мне? Неужели девять гербер на тебя так влияют? Я могу подарить тебе их тысячу, лишь бы ты снова могла любить меня, как раньше.
– Моя любовь не продается.
– А я и не пытаюсь её купить. Я пытаюсь договориться с твоими воспоминаниями.
Арис стянул с себя плед, обнажив рельефный торс, от которого у меня снова по телу прокатилась тёплая волна электричества. Мне нравилось его тело. С таким телом и глянцевой внешностью он бы мог играть героев - любовников в бесконечных мыльных операх по телику.
– Ты не ответил мне. Почему мы снова спим вместе?
– Потому что я не хочу спать без тебя, Анна, разве это не очевидно?
Я согласилась с ним. Он и правда старался не оставлять меня одну надолго. Может, он боялся, что я найду способ бежать. Или же его действительно тянуло ко мне.
– К цветам в комплекте не шел завтрак?
– спросила я его.
Арис улыбнулся. Перегнувшись через меня, он вытащил из - за моей спины небольшой термос с горячим кофе и пластиковую тарелку с холодными круассанами.
– Пластиковые тарелки. Пластиковые стаканчики. И горячий кофе в термосе. Не боишься, что я могу плеснуть тебе его в лицо?
Он покачал головой и протянул мне круассан. Я взяла его и уселась поудобнее, приготовившись снова разговаривать обо всем на свете. В последнее время это получалось так легко, будто мы действительно были с ним одной семьей и у нас никогда не было секретов друг от друга. Больше всего меня пугало то, что порой я забывала, где нахожусь и вела себя с ним так, как обычно вела себя только со своим мужем.
Арис подвинул мне тарелку, а сам сделал глоток кофе из стаканчика.
– Хочу с тобой сидеть вот так в кафе в перерыве между съемками. Муж никогда не ел вместе со мной. Даже если наши перерывы совпадали. Даже если это были выходные. Я всегда сидела за столом одна.
Не знаю, что на меня нашло, если я вдруг стала такой откровенной. Скорее всего, так на меня подействовали яркие живые герберы.
– Знаешь, Анна, ты так часто говоришь о муже из той, другой, своей жизни, о собаке, но никогда не говоришь о друзьях. Почему? Там у тебя их не было?