Анна навсегда
Шрифт:
– Наивная девчонка, всё не так просто. Не забывай, у меня есть еще группа, которая лишится своего создателя, если я покину её. Ты хочешь быть создателем чуда за кадром, я являюсь создателем чуда в плеере. Это тоже часть меня. Так бывает. Что люди любят сразу несколько вещей. И любая из них может делать их счастливыми.
– Самолеты, - кивнула я.
Арис меня не понял и вопросительно вскинул брови.
– Самолеты сделали бы меня счастливой наравне с работой за кадром.
– Летчица?
– Стюардесса.
Я помню, как впервые в своей жизни увидела самолет в одном стареньком русском фильме, где один из героев заткнул собой выбитый иллюминатор. Я заболела полетом уже тогда. А потом, уже в сознательном возрасте, тётя вывезла меня и братьев на море. Мы летели так долго, несколько часов, но я помню каждую мелочь, которая звучала тогда. Помню прекрасных улыбчивых стюардесс, холод из кондиционера, момент отрыва от земли, мерный гул во время полета. Тетушка боялась летать, потому что больше всего на свете она боялась умереть. Но я влюбилась в эту огромную машину всей душой, и если бы мне было суждено выбрать свой дальнейший путь, в тот период жизни, я бы осталась жить в аэропорту и работать улыбчивой стюардессой. Риска хватает в любой профессии. Люди умирают каждый день пачками. А самолет - это стихия.
Арис улыбался, слушая меня. А я захлебывалась воспоминаниями первого взлета. Это было настоящее волшебство, испытать которое у меня не получится больше никогда. И не потому, что я хороню себя заживо за четырьмя бетонными стенами. Нет. Наоборот, я была более чем уверена, что всё это еще далеко не конец, и я обязательно выберусь отсюда. Просто я давно уже не испытывала той радости, которая была в детстве. В одной своей статье я вывела формулу окончания детства: ты становишься взрослым в тот момент, когда понимаешь, что больше не ждешь Нового года и лета. Новый год становится слишком затратным, а летняя поездка в теплые страны - обыденностью. Я перестала испытывать чувство волшебности примерно в семнадцать лет. И через год я уже сознательно вышла замуж. Вот такая печальная история. Не знаю, что должно случиться в двадцать восемь лет, чтобы ты обрадовался как ребенок, так чисто и искренне, аж до мурашек.
На этом грустном моменте монолога у меня по щеке покатилась слеза, и я предпочла отвернуться от Ариса. Я наивно ожидала, что он дотронется до меня. Или скажет хоть что - то. Но этого не произошло. Через мгновение я услышала, как хлопнула дверь за моей спиной. Он снова ушел, чтобы не видеть моих слёз. Впрочем, как обычно. Я уже не удивлялась.
Порой мне и вовсе казалось, что он не знаком с такими понятиями, как жалость и сострадание. Эта манера поведения меня ошеломляла. Каким образом Арис комбинировал запредельную внимательность с абсолютным пофигизмом? Он знал, что происходит в моей голове каждую секунду нашего совместного времяпрепровождения. И он никогда даже не попытался вытереть мне слёзы. Я не ждала от него поцелуев в макушку и фраз ободрения, нет. Меня просто крайне удивляло, как можно предугадывать моё настроение и не предпринимать попыток обнять меня в момент огорчения.
Зато утром Арис сумел меня удивить. Еще не открывая глаз, я поняла, что в моей бетонной коробке что - то изменилось. Было полное ощущение того, что я сплю не в подвале, а на лугу, окутанном ароматом цветущих растений. В предвкушении сюрприза я открыла глаза и огляделась. На полу, в большой пятилитровой бутылке стоял букет разноцветных гербер. Они были такие яркие, такие ароматные и живые, что мне захотелось плакать от переизбытка чувств. Я не знаю, как описать ту гамму эмоций, что я пережила при виде настоящего букета. Здесь, в подземелье, где есть только я, четыре бетонные стены и Арис, человек - праздник, который появлялся, когда хотел и уходил так внезапно, словно каждый раз навсегда, мне безумно хотелось увидеть что - то из того, другого, мира. С которым нас разделял фундамент и слой земли. Я до слез бессилия устала быть похороненной заживо. А сейчас здесь были живые цветы. Пусть ненадолго, но они были прямо передо мной. На какой - то очень короткий миг я почувствовала себя бесконечно счастливой.
Я попыталась сесть спиной к стене, чтобы любоваться этой красотой из соседней реальности как можно дольше. Чтобы впитать в себя их аромат и дышать им, когда их не станет. Но, уткнувшись в Ариса, я вскрикнула от неожиданности.
– Ты что тут делаешь?
– возмутилась я, глядя, как он потеплее укрывается моим пледом.
– Сплю, не видишь?
– проворчал он сонно.
– Там твой корабль часом не пришвартован на заднем дворе, Мистер Очевидность? Я вижу, что ты спишь! Почему здесь? У тебя есть своя комната, там и спи!
– я старалась говорить как можно нахальнее, но, видимо, у меня ничего не вышло. Внутри меня бурлила целая тонна счастья от увиденного, поэтому злиться на Ариса у меня уже не было ни сил, ни желания.
– Анна?
– он открыл глаза и приподнялся над подушкой.
– Я давно не видел тебя такой. Откуда столько нежности ко мне? Неужели девять гербер на тебя так влияют? Я могу подарить тебе их тысячу, лишь бы ты снова могла любить меня, как раньше.
– Моя любовь не продается.
– А я и не пытаюсь её купить. Я пытаюсь договориться с твоими воспоминаниями.
Арис стянул с себя плед, обнажив рельефный торс, от которого у меня снова по телу прокатилась тёплая волна электричества. Мне нравилось его тело. С таким телом и глянцевой внешностью он бы мог играть героев - любовников в бесконечных мыльных операх по телику.
– Ты не ответил мне. Почему мы снова спим вместе?
– Потому что я не хочу спать без тебя, Анна, разве это не очевидно?
Я согласилась с ним. Он и правда старался не оставлять меня одну надолго. Может, он боялся, что я найду способ бежать. Или же его действительно тянуло ко мне.
– К цветам в комплекте не шел завтрак?
– спросила я его.
Арис улыбнулся. Перегнувшись через меня, он вытащил из - за моей спины небольшой термос с горячим кофе и пластиковую тарелку с холодными круассанами.
– Пластиковые тарелки. Пластиковые стаканчики. И горячий кофе в термосе. Не боишься, что я могу плеснуть тебе его в лицо?
Он покачал головой и протянул мне круассан. Я взяла его и уселась поудобнее, приготовившись снова разговаривать обо всем на свете. В последнее время это получалось так легко, будто мы действительно были с ним одной семьей и у нас никогда не было секретов друг от друга. Больше всего меня пугало то, что порой я забывала, где нахожусь и вела себя с ним так, как обычно вела себя только со своим мужем.
Арис подвинул мне тарелку, а сам сделал глоток кофе из стаканчика.
– Хочу с тобой сидеть вот так в кафе в перерыве между съемками. Муж никогда не ел вместе со мной. Даже если наши перерывы совпадали. Даже если это были выходные. Я всегда сидела за столом одна.
Не знаю, что на меня нашло, если я вдруг стала такой откровенной. Скорее всего, так на меня подействовали яркие живые герберы.
– Знаешь, Анна, ты так часто говоришь о муже из той, другой, своей жизни, о собаке, но никогда не говоришь о друзьях. Почему? Там у тебя их не было?