Аномалия

Бурмистров Денис Евгеньевич

– Господи, одни академики кругом, – буркнул Виктор.

– Так вот, – Паша тяжело облокотился на стол, – существует только здесь и сейчас, нет никаких там и тогда. И причем для каждого объекта это «здесь» разное, свое, – институтский блеснул глазами, увлеченно седлая любимого конька. – Для каждого – разное. Чуточку, но разное. Словно каждый читает одну и ту же книгу, но с разными переводами. Вы читали разные переводы Толкиена? Суть одна, но детали отличаются. Мы проводили опыты. Любой человек скажет, что в одну сторону дороги идти легче, чем в другую, хотя дорога одна и та же. Или вот – трамваи. На одной остановке их ждешь долго, а уже на следующей

остановке они приходят практически мгновенно. Наш мир разбит на такие отрезки, словно мозаика. Я повторяюсь? В каждом таком отрезке свои законы, свое течение времени, свой цвет. Но там, – Паша неопределенно махнул рукой, – эти отрезки хорошо спаяны, мы их не замечаем. А тут, в Медузе, эти швы разошлись, разъехались. Вот, к примеру, мы сидим вот тут, но я вас вижу, а вы меня – нет. То есть вы есть в моей версии бытия, а меня в вашей нет. Аномалия. Не смейтесь, я не настолько пьян. Опишите мне цвет стола. Он серый? А мне он видится светло-черным. Поверьте, это не зависит от стороны освещения или от степени восприятия. Просто мы в разных отрезках, в разных «цветах радуги». Было такое, когда вы что-то видите, слышите, а ваши друзья – нет? Или вы спорили из-за цвета машины? Знаю, что бывало. В Медузе это более явно, более ярко. Медуза ведь для каждого своя. А вы говорите – глупость.

– Я вообще молчу, – Виктор сам того не заметил, как заслушался пьяного собеседника. – Может, ты знаешь, откуда она появилась? – закинул пробный камень Куликов.

– Нет. То есть да, знаю. Там выброс был чего-то, – институтский неопределенно помахал рукой: – Не помню. Но на самом деле это не так, – он подался вперед и заговорщицки прошептал: – На самом деле вследствие микровзрыва произошел пространственный катарсис и появилась дыра в другое измерение. Бум, – Паша хлопнул себя ладонью по лбу, – и наш город с жителями там. А его двойник, из другого мира, возник тут, но с жителями оттуда.

– А ловушки тогда что?

– А-а, – хитро протянул институтский, растягивая рот в улыбке. – Это остаточные эффекты после появления дыры. Как воронка на месте тонущего корабля. Вот когда-нибудь, слышите, когда-нибудь я найду этот провал в мирах, я схожу на ту сторону, вот увидите, – он с жаром рванул было на шее ворот рубахи, но вдруг как-то поник весь, тихо произнес: – На самом деле все еще хуже, чем обычно, – Паша потер переносицу, налил себе водки. Прозрачные капли из опустошенной бутылки с тихим всплеском упали в стопку, Виктор проводил их полет взглядом. – Мы хотим подстроить Медузу под себя, как подстроили всю планету, как делали всегда, без разбора. Люди так привыкли. Но Медуза – не наша многострадальная природа, она не терпит грубого вмешательства. Она, как картины Босха, прекрасная в своем уродстве. Вы знаете, – институтский вздохнул, – Наверное, я люблю ее.

Он опустил голову, обхватив обеими ладонями стопку. Виктор не стал прерывать раздумья несчастного служителя науки, тихо вышел из-за стола и подошел к стойке. У него появилась одна бредовая мысль, которую не терпелось проверить.

Бобер, мучительно наморщив лоб, корпел над кроссвордом, почесывая кончиком карандаша макушку. Он поднял глаза на инсайдера, спросил:

– Пообщался с институтским?

Виктор кивнул, спросил:

– Ниндзя сегодня тут не появится?

– Да я-то почем знаю? – ответил Бобер. – Он мне не отчитывается.

– Если появится, то пусть позвонит по телефону, – Виктор взял у бармена карандаш и написал на салфетке номер своего сотового телефона. – Скажи, что Кот

хочет с ним поговорить.

– Ладно, – Бобер спрятал салфетку под стойку. – Только он не перезвонит.

– Почему?

– Он считает, что те, кому он нужен, находят его сами.

– Ну ты ему все равно передай.

– Передам, – пообещал Бобер, кинул взгляд за спину Виктора: – Что-то этот институтский мне не нравится.

Куликов обернулся.

Паша сидел в той же самой позе, в которой Виктор его и оставил, застыв, словно памятник, со стопкой в руке. Взгляд немигающих глаз был направлен куда-то сквозь стол, кожа приобрела сероватый оттенок, заострились скулы.

– Какого черта, – Виктор сделал шаг по направлению к институтскому. Он уже понял, что произошло.

Инсайдер осторожно коснулся пальцами плеча несчастного, но создалось ощущение, что трогает каменное изваяние. Тело Паши затвердело, словно панцирь, глаза стеклянно поблескивали в свете ламп. Сзади выругался Бобер, подошли люди с соседних столиков.

– Что с ним? – спросил один из молодых проходцев.

– «Залип» мужик, – проговорил Стэп. – Господи, не дай такой же участи.

Кто-то уже звонил в «скорую помощь», кто-то пытался докричаться до институтского, кто-то просто стоял, не в силах справиться с ошеломлением.

Куликов отошел к стойке и сел на высокий стул. «Скорпионс» тихо играли свою «Землю утренней звезды», и эта музыка лучше всего подходила моменту. Моменту, когда Куликов почувствовал на себе незримую печать Медузы, имеющей власть в любой момент выдернуть человека из повседневной жизни. Выдернуть тихо, без предупреждения. В лучших традициях убийцы. От осознания этого становилось не по себе, хотелось забиться в свою берлогу, на пушечный выстрел не подходить к проклятой Медузе.

Кто-то сунул ему в руку сигарету, Куликов машинально прикурил. Сквозь сизый дым было видно спину институтского, печально опущенные плечи. То и дело кто-то из присутствующих возобновлял попытки растрясти Пашу, хлопал по спине, заглядывал в глаза.

Потом приехала «скорая помощь». В зал докторов заводить не стали, тело вынесли наружу. Большая часть посетителей вышла из кабака следом, опасаясь возможного приезда комитетчиков.

Виктор остался внутри со Стэпом и Бобром. Бармен достал три стопки из черного стекла, которые держал для подобных случаев, наполнил водкой до краев. Выпили молча, не чокаясь, думая каждый о своем.

Виктор опустил стопку на стойку, слез со стула. Стэп спросил у него:

– Ты к себе?

– Да, – ответил Куликов. – Слушай, Бобер, у вас там нет немного мяса? Мне коту надо.

– Сейчас посмотрю, – ухмыльнулся Бобер. К нему уже вернулось нормальное расположение духа, трагедия, разыгравшаяся в его заведении, отошла на второй план, словно ненужная декорация в театре. – Кот, вы не натыкались на такой артефакт, похожий на приплюснутую с боков виноградину? Он такого янтарного цвета с синими прожилками?

– Нет, – Виктор посмотрел на Стэпа. – У нас вообще в последнее время что-то негусто в плане добычи. А что?

Стэп махнул рукой:

– А, ерунда. Мыслишка одна у меня есть на этот счет. Я Торпеде уже говорил, скажу и тебе на всякий случай: если увидишь, то поставь в известность меня или Скаута, ладно?

– Хорошо, – Виктор кивнул.

Появился Бобер с небольшим свертком, передал его Куликову. Сказал:

– Ты там не закармливай его. А еще лучше выгони. А то будет мне тут по углам гадить. И еще, увидишь Зуба – не убивай его. Он мой.