АнтиМетро, Джек Потрошитель
Шрифт:
Впереди показался изумрудно-зелёный прямоугольник студенческого стадиона, вдоль двух длинных сторон которого располагались солидные зрительские трибуны.
— Регбийное поле, — пояснила Маришка. — А за ним находится специальная площадка для детских игр. Сейчас, как раз, наступило время первой дневной прогулки.
Полтора десятка ребятишек разместились на низеньких скамейках, расставленных вокруг высокого табурета, на котором восседала полная рыжеволосая девица с гитарой в руках.
Девушка, нежно перебирая струны, негромко напевала:
Земля — для первого снега, словно — сильный магнит. И это — очень плохо, любовь моя. Погоня по пятам — давно уже летит, Нас незримо догоняя, через поля. В той бесконечной кавалькаде — наши злейшие враги: Зависть, сплетни, махровое ханжество. Они нас — обязательно — догонят. Такие вот пироги. Настигнут — уже под вечер — однажды… Может, любовь моя, остановим коней? И встретим врагов, что называется, с открытым забралом? Все равно, нам уже не скрыться от них — среди этих белых полей, Покрытых первым снегом — словно предательским покрывалом… Нам уже не скрыться — среди этих белых полей…Внутренний голос засомневался: — «Детишки ещё совсем маленькие, лет по пять-шесть, не больше. Не рановато ли им слушать такие сложные для восприятия — пусть, и весьма симпатичные — песенки? Впрочем, думать об истинной и верной любви — никогда не рано, как и никогда — не поздно…».
Когда песенка закончилась, а дети вежливо поаплодировали, воспитательница, не делая длинного перерыва, начала вдохновлёно излагать знаменитую сказку Ганса Христиана Андерсена — о стойком оловянном солдатике и бумажной балерине.
— Крайний справа коротко-стриженный мальчик и есть — Петер Нецид, — тихонько прошептала Маришка.
— Воспитательница, будучи твоей подружкой, отпустит парнишку погулять с нами? — спросил Артём.
— Попробуем уговорить.
«У темноволосого мальчугана очень большие и грустные глаза», — сообщил наблюдательный внутренний голос. — «Не по годам — печальные…».
Сперва Сандра, поглядывая на Артёма с явным недоверием, не соглашалась. Но предъявленный вскользь полицейский значок произвёл должное впечатление.
— Ладно, уговорили. Минут пятнадцать можете пообщаться с мальчиком, — неохотно разрешила воспитательница. — Но только не отходите, пожалуйста, далеко. Я должна постоянно вас видеть…
Они втроём шагали по недавно подстриженному регбийному полю и болтали о всяких разностях.
— Присядем? — предложила Маришка.
Трава оказалась на удивление мягкой и пахучей. Постепенно разговор коснулся темы детских игрушек.
— Я очень люблю играть в солдатики, — признался Петер. — У меня их много. Оловянные, пластмассовые, деревянные. Есть и конники, и игрушечные пушки. Иногда я разыгрываю целые сражения…
— А мне нравятся плюшевые мишки, — сообщил Артём.
— Ненавижу плюшевых медвежат! — нахмурился мальчишка. — Терпеть их не могу!
— Но, почему?
— Мама говорит, что они когда-нибудь принесут в нашу семью большую-большую беду. А папа, наоборот, любит мишек. У него их много. Одни уходят. Другие приходят. В чемоданах приходят и уходят. Мамочка иногда плачет по вечерам…
— До свидания, Петер! — поднимаясь на ноги, попрощался Артём. — Приятно было познакомиться с тобой…. Марина, отведи мальчика к воспитательнице. Встречаемся через полчаса возле западного жилого корпуса. Если что-то изменится, то я тебе перезвоню.
Найти западный корпус не составило большого труда.
«То ли ты делаешь, братец?», — насторожился внутренний голос. — «Может, стоит по-простому вызвать полицию? Хотя…. Сперва надо убедиться, что наши предположения верны, иначе позора не оберёшься. Засмеют, собаки английские. Только, пожалуйста, будь максимально-осторожным. Ага, судя по табличке, и нужная парадная отыскалась…. Видеокамера висит над козырьком. Ладно, пренебрежём. Интересно, а есть ли внутри консьерж? Может, по случаю мирового финансового кризиса, эту должность временно сократили? Ещё один немаловажный момент. Господин Нецид, как показывает практика последних нескольких суток, трудится в лондонском метрополитене сугубо по ночам. Следовательно, сейчас он запросто может находиться дома. То есть, беззаботно отсыпаться после завершения ночной смены. Хорошо это? Плохо? В принципе, без особой разницы. Лишний повод допросить — в приватной обстановке — этого скользкого и лживого типа, не более того…».
Пожилой вислоусый консьерж, грозно прищурившись из-под толстых стёкол солидных очков, пробурчал — с характерным мягким акцентом:
— Не помню я такого жильца! Куда следуем?
— «Не куда», а «к кому», — меланхолично уточнил Артем. — К Лукашу Нециду, земляку своему. Мы с ним вместе работаем в метро, глубоко под землёй, мотодрезины гоняем по рельсам.
— Знаем мы эти дрезины, — продолжал брюзжать старикан. — Шастают тут всякие…. А в какой квартире проживает Лукаш?
— В сто двадцать седьмой.
— А документы у тебя есть?
— Имеются, — подумав, Артём выложил на обшарпанную стойку — вместо полицейского жетона — десятифунтовую купюру. — Пропускай, старый перец, не тяни.
— Давно бы так, ухарь, — довольно хихикнул консьерж. — А то дурацкие сказки мне начал рассказывать — про подземные мотодрезины…
Раздался тихий щелчок, и прямоугольная металлическая рамка, перегораживавшая узкий проход, бесшумно отошла в сторону.
«Всё, как и в нашей родимой России», — ехидно ухмыльнулся внутренний голос. — «А наглые журналюги ещё навязчиво уверяют, что в цивилизованной Западной Европе взяток не берут. Ну-ну, как же. Свежо предание, да верится с трудом…».
Артём — по самой обыкновенной, слегка заплёванной и загаженной бетонной лестнице — поднялся на третий этаж и вышел на тесную лестничную площадку.
«Сигаретные окурки кругом разбросаны, так его растак. Двери, мать его, ободранные и лет десять-двенадцать, как не крашенные», — принялся возмущаться чистоплотный внутренний голос. — «А на площадке между вторым и третьим этажами на полу валялся использованный презерватив. Натуральный бардак и бедлам, а не студенческое общежитие престижного английского Университета…. Впрочем, ничего странного. В этой парадной, наверное, проживают сугубо выходцы из Восточной Европы. То бишь, разгульные и легкомысленные братья-славяне. А пожилой консьерж, и вовсе, судя по наглым глазам и таким же замашкам, является природным одесситом…».