Антиметро
Шрифт:
– Опасаюсь, конечно же. Как же иначе? За последние двое суток столько всего произошло, что уже со всех сторон – непроизвольно – ждёшь изощрённого подвоха. То голые старухи бегают по шпалам, то пустынные волки – сотнями – выскакивают из заброшенных туннелей…
– И у вас на «Лесной» – волки? Говоришь, что выскакивают из заброшенных туннелей?
– Один раз было, – подтвердил Артём. – Кучу народа, сволочи кровожадные, тогда покусали. Мы для того и следовали на «Маяковскую», чтобы разжиться дополнительной сывороткой от бешенства. Наших-то запасов на всех нуждающихся не хватило. А у вас на «Выборгской» – много покусанных?
– Слава Богу, нет ни одного! Просто в одном из технологических туннелей обнаружились странные чёрные ворота – с длинной свежей трещиной – за которыми волки воют и подтявкивают – жалобно так, словно бы от сильного голода… А что у вас за голые бабы шастают?
Шмидт, демонстративно кашлянув несколько раз, предложил:
– Я, господа майоры, конечно, дико извиняюсь. Но, может быть, стоит перенести разговоры – про голый прекрасный пол – на более подходящее время? В том смысле, что хватает и других важных дел…
– Конечно, конечно! – смущённо засуетился Омар Хаям (уже – майор Харитонов?). – Я ещё не до конца…, э-э-э, пришёл в себя, извините. Сейчас отопру двери камеры, и отправимся…
– Куда – отправимся? – осторожно уточнил Артём.
– Конечно же, к вам, на «Лесную»! Других вариантов, просто напросто, не существует… Оба туннеля, ведущие к «Площади Ленина», заперты стальными щитами. А здесь оставаться мне совсем не хочется. Очень, уж, непривычно и неприятно ощущать себя подопытным кроликом… Ладно, своими размышлениями и ощущениями я поделюсь позже, уже по дороге. Нам надо торопиться, пока есть такая возможность… Выходите, выходите! Белов, забери у дневального пистолет. То бишь, у трупа дневального… Так, я прихватил с собой два карманных фонарика. Кому отдать один?
– Шмидт, забери! – велел Артём. – Первым пойдёшь. Кстати, принять всем красные горошины! В зависимости от количества совокупных «усыплений», понятное дело. Спасибо доброму дяденьке Геббельсу, оставившему целебное снадобье на столе… Эй, Хантер! Флакончик-то с остатками «гороха» мне отдай, шустрила хренов… А в каком туннеле мы сейчас находимся?
– В обычном, ведущим к «Лесной». Вы к нам по нему и пришли, прошагав мимо закрытых дверей изолятора… Ну, что, выходим? Я последним выскочу, предварительно сменив входной шифр, чтобы генералу с доктором нервы слегка потрепать. Пусть ломают себе головы, мол: – «А куда это подевался дежурный? И почему дверь не открывается?». Глядишь, окончательно сойдут с ума, падлы гнилые…
– А как же мой рюкзак с ценными приборами? – заволновался Фюрер. – Я их брал у подполковника Мельникова под расписку. Как бы – не того самого… Расстреляет ещё на фиг, мол, по законам военного времени. И записи мои все пропали. Прощай, докторская диссертация! Непруха полная…
– Нельзя мне было заходить в бункер, – извинительно пояснил Харитонов. – Очень опасно. Могли заподозрить – во всяком… Хорошо ещё, что моя майорская форма валялась прямо на перроне. Не успел, хвала Создателю, сжечь её в жарком жертвенном костре. Переоделся, по-быстрому побрился с помощью армейского ножа… Так что, ребята, распрощайтесь с амуницией, оружием и аппаратурой. Бог даст, потом вернём. Может быть…
Они, подсвечивая дорогу карманными фонариками, медленно шагали по шпалам.
– Я, честное слово, толком не знаю, что произошло, – рассказывал на ходу Харитонов. – Мерзко завыла сирена, объявляя «Атомную тревогу», потом сработали заградительные эскалаторные щиты, прервалась связь с внешним миром, ещё через полторы минуты застрелился подполковник Сушко. Доктор Глебов, ну, тот, который нынче себя величает Геббельсом, собрал списочный состав спецкоманды на перроне и выдал всем по упаковке с успокоительными таблетками, велел принимать по одной штуке через каждые три часа. Я отвлёкся минут на двенадцать-пятнадцать – надо было позаботиться о теле покойного подполковника, да и документы всякие изъять, вернее, прибрать к рукам. Естественно, что и таблетку проглотил с некоторым опозданием… Возвращаюсь на перрон, а там уже происходит массовая гульба. Причём такая…м-м-м, которую не остановить, сколько не старайся… Хотел я было немного пострелять в потолок из пистолета. Мол, вдруг, да поможет? То бишь, слегка образумит вконец офигевший народ? Но, не тут-то было, чувствую, что и меня достаёт коварная фармацевтика. «Шторка падает», образно выражаясь, равнодушие опутывает сознание – в безвольный кокон – плотной паутиной… Успел упаковку с гадкими таблетками выбросить – не помню уже и куда. Вообще, мало что помню. Так, только отдельные обрывки-картинки… Когда вы появились на платформе, возле костра, я только-только опять начал – сам себя – ощущать-осознавать. А до этого момента будто бы смотрел со стороны на всё происходящее, и на себя – любимого – в том числе… Я, наверное, и сейчас говорю не очень связанно и однозначно? Извините, последствия… Последствия – чего? Надо думать, последствия от приёма сильнейшего галлюциногена. Я и бороду сбрил, чтобы начать всё с чистого листа. Примета такая есть, проверенная ни один раз… Итак, я узнал, что Комаровский с Геббельсом вас захватили в заложники, чтобы обменять – после переговоров с «Лесной» – на полтора десятка женщин и девушек. Что тут можно сказать? Откровенный перебор и полноценный наркотический бред, со всеми вытекающими последствиями… Стало понятно, что надо срочно уходить на «Лесную». Подполковник Мельников – мужик вредный и жёсткий, но, надо отдать должное, головастый. Решил я, что горячку со стрельбой (мол, пристрелить Комаровского, Геббельса и их ближайших последователей), пока пороть не стоит. Мол, наоборот, надо срочно переговорить с Борисом Ивановичем, перетереть всё тщательно… Здесь, судя по всему, дело не простое. Надо всё это обмозговать, никуда не торопясь…
«Ага, обмозговать! Очень смешная и актуальная шутка!», – нервно захихикал внутренний голос. – «У Мельникова и так – от всего происходящего – ум заходит за разум, а тут ещё и свежие новости прибыли: заградительные туннельные щиты, рядом с которыми счётчик Гейгера начинает усиленно щёлкать, изображая из себя ночного сверчка, сумасшедший капитан Комаровский, возомнивший себя руководителем «подземного» ГРУ… Вот, то-то, Борис Иванович обрадуется! Заключит Омара Хаяма (уже бывшего?) в жаркие объятия и от умиления зальётся горючими слезами…».
После минутного молчания, Артём высказал предположение:
– Получается, что доктор, м-м-м, Геббельс, пользуясь служебным положением, решил поставить – над собственными сослуживцами – некий научный эксперимент…
– Это, майор, у тебя фантазия разыгралась, – недоверчиво покачал головой Харитонов. – Юрка Глебов – парень отличный, свой в доску. Он первым тогда проглотил таблетку, крыша-то и поехала. Превратился, понимаешь, ненароком в Геббельса.…Правда, ходили всякие неясные разговоры, что, мол, он в молодости якшался с какими-то махровыми националистами. Так, у кого не бывало в наивной юности фатальных ошибок? Все мы – заскорузлые грешники, если вдуматься хорошенько. А врач – Глебов – отличный! Талантливый, чего уж там… Вот, взять те же красные горошины, которые снимают негативные последствия от частого «употребления» сонного газа. Голову даю на отсечения, что на других станциях этого препарата нет и в помине! Так что, Глебов – гений…
– Может, с фашистами? – уточнил Артём.
– Что – с фашистами?
– Ну, может с махровыми фашистами тусовался ваш талантливый доктор Глебов в молодые и наивные годы?
– А какая, собственно, разница? – искренне не понял Харитонов (с философскими интонациями Омара Хаяма). – По мне, так это всё одна и та же лавочка – националисты, фашисты, баптисты, троцкисты, коммунисты… Собираются в кучку и тайно совещаются, мол: – «Давайте-ка устроим кровавую баню, то есть, покрошим в домашнюю лапшу миллион-другой народонаселения. Только – для пущей легитимности – надо придумать какой-нибудь веский и достойный повод»… А до объявления «Атомной тревоги» Глебов, вообще, трое суток – с краткими перерывами – пил горькую. Что-то там у него не заладилось с молодой и смазливой женой. Подозревал Юран, что ветвистые рога у него начали активно прорезаться, вот, и запил с горя… Какие серьёзные научные эксперименты можно ставить с трёхсуточного бодуна? То-то же… А напутать что-нибудь Глебов мог запросто. Сирена, паника, Сушко застрелился, тут кто угодно занервничает и ошибётся… Ладно, доложу всё Мельникову – как старшему по званию – пусть он и принимает судьбоносные решения…
– Господа майоры, а можно вам задать один вопрос? – вклинился в беседу Фюрер. – Спасибо… Вот, пустынные волки, воющие от голода… Что же там располагается – за этими чёрными воротами со свежей трещиной? Тайное подземелье, служащее убежищем для всяких депутатов, министров и прочей бизнес-политической элиты?
– Много будешь знать – состаришься раньше положенного срока, – добродушно отмахнулся Артём. – И, вообще, с такими хитрыми вопросами приставай, пожалуйста, к Хантеру. Он у нас является крупным специалистом по «метрошной» тематике. Даже все романы Дмитрия Глуховского знает наизусть…