Антиметро
Шрифт:
– Что – госпиталь?
– Я прошу вас – в первоочередном порядке – осмотреть госпиталь. Ну… Проверить, как там себя чувствуют больные. А то, сотрудник Хантер…, он говорит, что…
– Сталкер, подойди ко мне, – слабым голосом попросил человек, лежавший на полу. – Давненько я тебя не видел… Хочу, вот, шепнуть пару словечек…
Аварийное освещение продолжало мигать – угрожающе и тревожно. В его двухсекундных монотонных всполохах лицо Хантера выглядело – как низкопробная декорация из среднестатистического американского фильма-ужастика: одутловатое, сизое, щедро покрытое фиолетовыми синяками и кроваво-багровыми кровоподтёками. Глаза – из-за
– Как? Кто? Почему? – сквозь слёзы забормотала Таня. – Хантер, миленький, как же это…
– Отставить эмоции! – грубо велел Артём. – Ты, боевая подруга, обещала, что обойдёшься без истерик? Вот, и обходись… Хантер, кто тебя так отделал? Отвечай чётко, без соплей и штатского тумана! Пойми, братишка… Нам сейчас важна любая информация. Любая! Ну?
– Я – в строгом соответствии с графиком – дежурил в госпитале, на входе. Раздался условный стук… Смотрю, а на экране монитора – Фюрер. Ну, который Дмитрий Алексеевич, физик-ядерщик. Мы же с ним немного сдружились – за время похода к станции «Выборгская»… Открыл дверь, понятное дело. Удар, яркая вспышка, темнота. Ничего больше не помню… Вру, помню. Уже на излёте сознания, когда они ломанулись в открытую дверь, услышал, как кто-то громко крикнул: – «Мочить всех уродов! Всех! Никого не жалеть!»… Очнулся я уже здесь, на перроне. Видимо, Фюрер сжалился. То бишь, приказал, чтобы не убивали, а по-простому – избили и выбросили на платформу. Теперь всё тело в синяках и ссадинах, почки отбиты напрочь, ноги отказываются ходить, общая слабость ощущается… Вот, возьмите электронный ключ от дверей в госпиталь, на случай отсутствия дежурного… Извините, не могу больше говорить…, – зашёлся в приступе надсадного лающего кашля.
«То есть, получается, что враг был не внешний, а внутренний?», – потерянно охнул внутренний голос. – «Как такое может быть? Что фашиствующим элементам понадобилось в станционном госпитале? Хрень навороченная… Или же Фюрер – вместе со своей командой – примкнул к неизвестным пришельцам? Легко догадаться – к кому конкретно…».
Хантера нешуточно затрясло, его худенькое тело выгнулось крутой дугой, тяжёлые каблуки армейских ботинок, оснащённые стальными подковками, принялись выбивать – на каменном полу перрона – зажигательную ирландскую джигу.
– Идите в госпиталь, молю! – нервно вскрикнул Фёдоров. – Помогите беззащитным больным! Татьяна Сергеевна, вы же давали клятву Гиппократа!? Так, исполняйте её, милочка, исполняйте…
«Аварийные лампы, наконец-то, перестали мигать!», – радостно оповестил внутренний голос. – «Следовательно, капитан Никоненко успешно справился с поставленной перед ним задачей…».
– Давай-ка, оставим здесь бронежилеты и шлемы, – предложила Таня – Толку от них никакого, только сковывают движения…
Они пересекли платформу, спустились по короткой лесенке, включили карманные фонарики, благо до дверей госпиталя – по туннелю – было недалеко, метров сто пятьдесят.
– Дверь чуть-чуть приоткрыта, – напряглась Татьяна. – Тишина, кровавая лужица, странно… Входим?
– Я войду и слегка осмотрюсь. А ты меня здесь, страхуя, подождёшь… Не спорить, рядовая Белова! Или же – на самом деле – старший специалист-инспектор ГРУ?
– Рядовая, Тёма, рядовая… Завязывай, пожалуйста, со своими изощрёнными домыслами и подозрениями! Уже, даже, не смешно… Разве я виновата, что у тебя такая богатая и разнузданная фантазия? Мол, известный и успешный писатель-фантаст… Нет, я всё понимаю, есть, конечно же, серьёзные поводы для разнообразных подозрений. Есть, не спорю… Но, только, объясни мне коротко и доходчиво – как законный муж и опытный воинский командир. Объясни… Почему ты войдёшь в госпиталь, а я должна – как последняя лоховка – оставаться снаружи, в качестве сторожа-статиста? Почему? Я ведь, как-никак, врач. Почти… Чем меня можно напугать? Ну, пожалуйста, давай, зайдём вместе! Майор Белов, я тебя когда-нибудь – о чём-либо – просила? Вот, прошу…
Тревожно загудел зуммер рации.
– Здесь Белов, – откликнулся Артём.
– Здесь Никоненко.
– Эй, стой! Ты куда, амазонка? Голову оторву!
– Это ты кому, командир?
– Да, понимаешь, моя Татьяна юркнула в дверь госпиталя. Я не хотел её пускать туда, пока сам всё не осмотрю. Так воспользовалась, понимаешь, шустрая пройдоха, тем обстоятельством, что я отвлёкся на рацию… Ну, что там у тебя? Настроил дизеля?
– Настроил, пашут родимые… Тут, Тёмный, это, блин…
– Кончай тянуть резину! Говори, как есть!
– Трупы здесь. Везде… Дежурный на входе. Дизелист. Три бойца, находившиеся на отдыхе. Глаша Иванова в столовой. Ещё я по дороге заскочил в кабинет к подполковнику…
– И?
– Мёртвый. Напичкан свинцом под самую завязку. Голова, грудь… Стреляли, судя по всему, из пистолетов.
– Горыныч, Борман, Харитонов?
– Не видел никого из них. Я, ведь, пока подробно не осматривал помещения. Так, только мимоходом…
– Теперь осмотри! Или от дизелей нельзя отходить?
– Минут на пятнадцать-двадцать можно. Потом, когда они выйдут на штатный режим, нужно будет только изредка заглядывать. Хотя, инструкции предписывают находиться при дизелях неотлучно…
– Осматривай всё подряд! Если ещё обнаружишь что-нибудь, то есть, кого-нибудь, то немедленно выходи на связь… Роджер!
Из дверей госпиталя в туннель заполошно выскочила растрёпанная Татьяна, согнувшись пополам, неуклюже прислонилась лбом к шершавой стене туннеля. Её узкая спина часто и несимпатично задрожала в резких рвотных судорогах.
«Тошнит нашу бесстрашную амазонку», – жалостливо вздохнул внутренний голос. – «А, ведь, учится на врача. Должна, вроде бы, уже спокойно относится к трупам…».
– Танюша, глотни, пожалуйста! – посоветовал Артём, отвинчивая крышечку фляги. – Должно полегчать. У меня, правда, во фляжку налит обычный кипяток, а не вишнёвая наливка с коньяком. Но, всё же…
– Что мы будем делать дальше? – глотнув воды, спросила Таня дрожащим голосом. – Надо же что-то делать! Хоть, что-нибудь… Почему ты так странно смотришь на меня? Наверное, удивляешься, почему я не бьюсь в бабской истерике? Отвечай!
– Нормально я смотрю, небесная донна. Поверь, абсолютно нормально… Спрашиваешь, что мы будем делать дальше? Много чего… А что там, в госпитале?
– Глупый вопрос. Естественно, трупы. Сто тридцать с чем-то… Расстреляли всех, потом ножами добили…
– Значит, будем их хоронить. Вернее, утилизировать. Не знаю, что следует понимать под этим термином. Надо будет посетить морг, разобраться, что к чему, проконсультироваться у Никоненко… Ещё необходимо поддерживать в рабочем состоянии дизеля, готовить пищу для людей, находящихся на платформе, кормить с ложечки слабосильных.
– Слабосильных? – непонимающе переспросила Татьяна. – Они, похоже, все слабосильные и немощные… А есть ли у Василия Васильевича «волшебные» красные горошины? Большой вопрос…