Антиметро
Шрифт:
– Он же не знал всего… А я, трус последний, боялся сказать…
– Кто – не знал? Что – боялся сказать?
– Петя не знал, что я прихожусь ему родным отцом. Думал, что я – всего-навсего – его двоюродный дядя по материнской линии… Если бы он знал правду… Если бы – знал…
– Если бы знал правду, то и не стал бы палить в тебя из пистолета? – уточнил Артём. – Ты, ведь, это имеешь в виду?
– Я не знаю, кто в меня стрелял, – Горыныч устало прикрыл глаза. – Мы с Петей в оружейной комнате были одни. Я показывал сыну всякое, учил пользоваться… Настоящий мужчина должен уметь обращаться с разным оружием… Потом я нагнулся над нижним ящиком, хотел достать снайперскую винтовку последнего образца – ту, которая оснащена инфракрасным
– Посторонним немедленно покинуть помещение! – велела Таня, обламывая стеклянный кончик на очередной ампуле. – Перекуривайте, родные, и старательно переваривайте полученную информацию…
Лёха, обеспокоенно посмотрев на наручные часы, недовольно покачал головой:
– Чёрт! Уже совсем скоро мне надо будет бежать к дизелям. И не поговорить толком, – надолго приложился к горлышку бутылки с вином. – Будешь, Тёмный? Отличное вино, испанское.
– Давай… Вполне приличное вино. Ты, пожалуй, прав.
– Тёмный, что же, всё-таки, произошло? У меня в голове – полный сумбур и кавардак. Петька Борман, напавший на собственного отца, чудаки с «Выборгской» на мотодрезине, Фюрер, безжалостно убивающий больных, усыпляющий газ.… Какая связь – между всеми этими фактами?
– Не было никакой мотодрезины с «Выборгской», – невозмутимо сообщил Артём, аккуратно ставя пустую бутылку на пол.
– Как это – не было? Профессору Фёдорову, по-твоему, померещился дальний гудок в туннеле?
– И гудок был, и дрезина. Может, даже, и две… Помнишь, ты говорил, что в технологических тупичках у «Лесной» стоят две законсервированные мотодрезины?
– Есть такое дело, стоят.
– Я думаю, что уже нет. Именно на них фашисты, прихватив с собой оружие и с десяток молоденьких девиц, и отбыли к «Выборгской».
– Объясни, Тёмный, более развёрнуто, – попросил Никоненко, снова взглянув на циферблат часов. – Желательно, коротко и доходчиво. Я, даже, перебивать не буду. Обещаю!
Запихав сигаретный окурок в горлышко винной бутылки, Артём приступил к изложению свежей версии:
– Очевидно, Фюрер понял, что ему на «Лесной» ничего не светит. То есть, в плане построения полноценного фашистского Рейха. Мол, ребята в станционной спецкоманде подобрались серьёзные и жёсткие, с такими типажами не забалуешь… Вот, он и начал старательно вынашивать всякие и разные бунтарские планы, направленные на захват власти. Первым делом, пользуясь отцовскими чувствами Горыныча, внедрил в наш дружный коллектив Бормана. А после посещения «Выборгской», конечные цели и задачи Фюрера претерпели кардинальные изменения… Во-первых, там нашёлся единомышленник, то бишь, доморощенный доктор Геббельс. Во-вторых, майор Харитонов проговорился, что в районе «Выборгской» бойцы случайно обнаружили ворота, за которыми располагается достославное «Метро-2», что существенно расширяло перспективы на будущее: все тоталитарные режимы неуклонно стремятся к расширению подвластных им краёв и областей. Где находятся аналогичные двери на территории, примыкающей к нашей «Лесной», Дмитрий Алексеевич – просто-напросто – не знал…
– Не клеится, командир! – нарушил обещание не перебивать Лёха. – Ведь, Фюрер мог по-простому подойти к Мельникову и обратиться с просьбой, мол: – «Уважаемый Борис Иванович! Мы с товарищами по партии решили уйти от вас на станцию «Выборгская». Хочется очень. Отпустите, пожалуйста, добрый дяденька!»… Думаешь, подполковник стал бы противиться и возражать? Наоборот, обрадовался бы и благословил. Зачем ему, спрашивается, была нужна эта фашиствующая обуза? Нет, ты, командир, сам подумай…
– А как же быть с женщинами?
– Причём здесь – женщины?
– Притом, капитан! – невесело усмехнулся Артём. – Притом… Ведь, фашисты, они тоже, к сожалению, мужчины. Просекаешь, дурилка? Опять же, для тысячелетнего Рейха необходимо постоянное человеческое воспроизводство – желательно, с неуклонным увеличением списочного состава. Без женщин тут, как ни крути, не обойтись… Фюрер тщательно просчитал все варианты и решил одним выстрелом убить сразу двух зайцев. Во-первых, разжиться – собственно – девчонками. Во-вторых, несказанно поднять личный авторитет в глазах генерала Комаровского и доктора Геббельса… Не исключаю и того, что на одну из мотодрезин был загружен майор Харитонов Олег Николаевич. В связанном виде, понятное дело. Вот, мол, доставили подлого и гадкого перебежчика. Пытайте его, грязного предателя, расстреливайте… Согласись, что эта комбинация не лишена, э-э-э, некоторой элегантности. Кровавой и изощрённой, естественно…
– Да, пока всё логично и правдоподобно, – вынужден был согласиться Никоненко. – Фашисты с девицами-спортсменками ночью затеяли жаркую свару (настоящую, или по предварительному сговору?), а я – как последний чилийский лошара – поверил в этот нехитрый спектакль и поместил их в изолятор, недоступный для усыпляющего газа… Борман подло оглушил Горыныча и выпустил в него четыре пули из пистолета, оснащённого глушителем. Потом, пользуясь тем обстоятельством, что все его считали за «своего», Петька застрелил дежурного, Мельникова, Глафиру и всех других, после чего открыл дверь Фюреру, ждавшему снаружи… Эти два отморозка пустили на платформу и в туннели «сонный» газ повышенной концентрации. Повышенной, мол, для пущего эффекта и перестраховки. Обыскав карманы мёртвого Мельникова, они нашли электронный ключ от изолятора, вышли из бункера, выпустили на волю своих однопартийцев, сбегали в туннели и застрелили спящих патрульных… В завершении операции молодчики расконсервировали мотодрезины, загрузились и успешно отбыли на «Выборгскую». У туннельных щитов они взорвали гранаты, чтобы – чисто на всякий случай – навсегда отгородиться от «Лесной». Это всё, как раз, мне понятно… Но для чего, Тёмный, эти уроды устроили в госпитале кровавую бойню? Объясни, пожалуйста!
– Фашисты всегда брезгливо относились к старикам, калекам, убогим и больным. Убивали их всех – почём зря – борясь за чистоту нации… В этом конкретном случае, я думаю, Фюрер захотел повязать идейных соратников кровью. Мол: – «Одно дело – пространная болтовня на сборищах-собраниях, да избиение – всей бандой – беззащитных узбеков. И, совсем другое – более ста тридцати трупов…». Такой, вот, сильный и нестандартный психологический ход, нацеленный на будущее. Мол, те, кто принимал участие в этой казне неполноценных граждан, являются «гвардейцами», и им это – в обязательном порядке – зачтётся…
– А… Что же будет потом? То есть, каковы дальнейшие планы у нашего Дмитрия Алексеевича?
– Я тебе что, волшебник Гудвин? – хмыкнул Артём. – Можно предположить следующее. В самое ближайшее время Комаровский и Геббельс будут – так, или иначе – нейтрализованы, и Фюрер станет единоличным хозяином «Выборгской». Выстроит строгий полувоенный (военный?) порядок, потом займётся разведкой «Метро-2». Дальше, извини, не рискну давать прогнозы… Кстати, а не пора ли тебе, дружище, проследовать к дизель-генераторам? Иди, трудись. Через полчаса встречаемся в кабинете Мельникова…
Артём, выглянув из-за стеллажа, спросил:
– Танюша, как дела? Есть надежда?
– Не могу сказать ничего определённого, – хмуро откликнулась жена. – Всё решится в ближайшие пятнадцать-двадцать минут. Кризис, сам понимаешь… С одной стороны, феноменальное природное здоровье. А, с другой, четыре пули и значительная – литра полтора – потеря крови. Так что, Тёма, порадовать тебя пока нечем, извини…
– Я пошёл в кабинет подполковника. Если что, ищи меня там.
– Хорошо, любимый. Иди, я всё поняла.