Антология «Дракула»
Шрифт:
Для своего путешествия я избрал пакетбот, носивший гордое имя «Король морей». Его команда состояла исключительно из твердолобых янки, и, вспоминая свое путешествие в Англию и общение с суеверными идиотами, матросами «Деметры», я был весьма рад этому обстоятельству. Капитана предупредили, что я — человек весьма эксцентричного нрава и слабого здоровья и потому на протяжении всего плавания не буду покидать свою каюту. Стюарду было предписано оставлять пищу у дверей каюты; в ночные часы я, к великой радости рыб, выбрасывал приносимые мне кушанья в иллюминатор.
Плавание проходило без всяких происшествий, однако я не слишком томился
Первым портом, в котором мы сделали остановку, был Новый Орлеан — город, где находился один из моих тайников. Под покровом ночи я выскользнул на берег, приняв обличье огромного волка. Таможенные чиновники и портовые рабочие, завидев грозного зверя, разразились испуганными криками. Пресечь их робкие попытки окружить меня не составило труда. Раздалось несколько выстрелов, однако пули проходили сквозь тело, не причиняя мне ни малейшего вреда, словно я был тенью.
После изнурительных месяцев полного воздержания мне было необходимо подкрепить свои силы. Здоровенный пес, набросившийся на меня, когда я пробирался по узким и зловонным портовым улицам, позволил удовлетворить терзавшую меня жажду. Конечно, кровь животного не идет ни в какое сравнение с человеческой — это все равно что овсяная похлебка для привыкшего к изысканным яствам гурмана. Но на пустой желудок и овсяная похлебка придется кстати. К тому же животные обладают одним преимуществом: не имея души, они, расставаясь с жизнью, не превращаются в Носферату.
Не буду утомлять вас подробным рассказом о том, как я нашел себе дом. Скажу только, что я отыскал старинное заброшенное здание неподалеку от города и купил его. Хотя все вокруг разительно отличалось от Европы, мне пришлись по душе просторы Луизианы с их постоянными туманами. Я с удовольствием наблюдал за кипевшей здесь жизнью и любовался деревьями, обвитыми паутиной испанского моха.
По обыкновению, я посетил местный бордель и предпринял все шаги, чтобы без лишних хлопот удовлетворять свои потребности. На этот раз содержательницей борделя оказалась американка сицилийского происхождения, состоявшая в рядах «Черной руки». В отличие от своих европейских коллег она нимало не заботилась о подопечных, считая их чем-то вроде машин по производству денег. Я мог не опасаться излишнего любопытства с ее стороны.
В течение нескольких лет ничто не нарушало мое размеренное существование. В Европе разразилась война, но мои товарищи Носферату были целы и невредимы. Я знал это из писем Ришелье, которые он регулярно отправлял мистеру Ньюмену — «Новый Орлеан, до востребования».
Две новости, полученные из Европы, изрядно улучшили мое настроение. К своей великой радости, я узнал, что Ван Хелсинг скончался в преклонных годах, подавившись рыбьей костью, вскоре после моего отъезда из Франции. Вторая новость состояла в том, что лорд Годалминг и доктор Сьюард погибли на полях сражений: один в битве при Ипре, другой — при Сомме.
Наконец пожар войны потух, и в Европе воцарился мир. Впрочем, судя по письмам Ришелье, военные лишения не прошли для европейских стран даром, и последние в значительной мере утратили былую привлекательность.
В тысяча девятьсот двадцать
По вечерам я часто совершал вылазки и, пользуясь своим умением не привлекать к себе внимание, наблюдал за бурлившей вокруг жизнью. Я посещал кабаки и таверны, концерты и театральные спектакли, даже кино; подслушивал секретные разговоры тех, кто стоял у кормила власти; никем не замечаемый, свободно входил в их жилища. Я был уверен, что придет время, и полученная информация сослужит мне добрую службу.
Как-то вечером я решил посетить бал, устроенный в просторном, построенном еще до Гражданской войны доме на окраине города. Быть может, «посетить» — не совсем точное слово, ибо я, не заходя в дом, смотрел на танцующих, подобно коту, глазеющему в окно мясной лавки. Надо сказать, толпа гостей в бальном зале представляла собой довольно скучное зрелище. В большинстве своем эти люди были озабочены исключительно тем, чтобы держаться сообразно своему общественному статусу. Обращаясь к вышестоящим, они впадали в самое гнусное подобострастие, а в следующее мгновение, поворачиваясь к тем, кого считали ниже себя, изменялись до неузнаваемости, воплощая собой чванливую надменность.
Оркестр, расположившийся в одной из задних комнат, играл вальсы Штрауса, Легара и прочую танцевальную музыку. Кавалеры во фраках и белых галстуках кружились, подхватив дам в воздушных туалетах. Мое внимание привлек взрыв жизнерадостного смеха, раздавшийся в кругу молодых женщин, которые рассматривали стоявшую напротив группу молодых мужчин. Юные особи обоих полов красовались, выставляя напоказ свои достоинства, в полном соответствии с принятым в обществе ритуалом. Кто сказал, что люди сильно отличаются от животных?
Я не сводил глаз с пестрой стайки молодых дам. То был настоящий букет красавиц: блондинки и брюнетки, высокие и миниатюрные, и в жилах каждой текла горячая, полная силы кровь. Мне казалось, я слышу, как она пульсирует в этих прекрасных, созревших для страсти телах, ощущаю ее упоительный аромат, чувствую на языке дивный вкус. Опасаясь, что жажда одержит надо мной верх, я поспешно отвернулся.
Вечер стоял чудный, тихий и ясный. На темном бархате неба, как на витрине ювелирного магазина, сверкали бриллианты звезд. Помимо звезд, ночной сумрак разгонял свет, льющийся из окон дома. В огромном саду колыхались причудливые тени, отбрасываемые деревьями и кустами. Я опустился на каменную скамью, прислушиваясь ко множеству долетавших звуков, сливавшихся в приглушенную мелодию, недоступную для человеческого уха, но ласкавшую мой утонченный слух.
Внезапно я услышал возбужденные голоса. Ветер донес до меня аромат женщины и крепкий запах охваченного страстью мужчины. Благодаря способности видеть в темноте я рассмотрел две молодые человеческие особи, стоявшие в тени магнолий. Женщина отталкивала мужчину, который пытался ее обнять.
Ее голос был полон возмущения и обиды, его — дрожал от пьяной похоти.
— Уберите руки, Хайдон Ласкаллс, и позвольте мне уйти! В качестве любовника вы меня совершенно не интересуете!
— Хватит ломаться, детка! Я знаю, ты этого хочешь, — заплетающимся языком пробормотал юнец. — Кончай строить из себя недотрогу, лучше поцелуй меня.