Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая

Браиловский Александр Яковлевич

1943

Париж

Надежда моя

Надежда моя, не плачь. С тобой не расстанемся мы. Сегодня меня палач В рассвет поведет из тюрьмы. Бессилен слепой палач. Зарей зеленеет твердь. Надежда моя! Не плачь. Мы вместе сквозь смерть — за смерть.

1921

Висбаден

Тройное

Тройною бездонностью мир богат. Тройная

бездонность дана поэтам. Но разве поэты не говорят Только об этом? Только об этом? Тройная правда — и тройной порог. Поэты, этому верному верьте; Ведь только об этом думает Бог: О Человеке. Любви. И смерти [9] .

1927

9

Ведь только об этом думает Бог://О человеке.//Любви.// И смерти. — Эту идею — в применении к литературе — позже позаимствовал у Гиппиус Г. Адамович, обосновывая эстетику «парижской ноты».

Париж

«Я был бы рад, чтоб это было…»

В. Злобину

Я был бы рад, чтоб это было, Чтоб так оно могло и быть, Но чтоб душа у вас забыла Лишь то, что надо ей забыть. Не отдавалась бы злословью, Могли бы вы его понять И перестали бы любовью Томленье, сон и скуку звать. Я ж — ничего не забываю, Томленьем вашим не живу, Я даже если сплю — то знаю: Я тот же весь, как наяву.

1944

Опрощение

Армяк и лапти… да, надень, надень На Душу-Мысль свою, коварно сложную, И пусть, как странница, и ночь и день, Несет сермяжную суму дорожную. В избе из милости под лавкой спит, Пускай наплачется, пускай намается, Слезами едкими свой хлеб солит, Пусть тяжесть з'eмная ей открывается… Тоща опять ее прими, прими Всепобедившую, смиренно-смелую… Она, крылатая, жила с людьми, И жизнь вернула ей одежду белую.

1930

Стихотворный вечер в «Зеленой Лампе»

Перестарки и старцы и юные Впали в те же грехи: Берберовы, Злобины, Бунины Стали читать стихи. Умных и средних и глупых, Ходасевичей и Оцупов Постигла та же беда. Какой мерою печаль измерить? О, дай мне, о, дай мне верить, Что это не навсегда! В «Зеленую Лампу» чинную Все они, как один, — Георгий Иванов с Ириною, Юрочка и Цетлин, И Гиппиус, ветхая днями, Кинулись со стихами, Бедою Зеленых Ламп. Какой мерою поэтов мерить? О, дай мне, о, дай мне верить Не только в хорей и ямб. И вот оно, вот, надвигается: Властно встает Оцуп. Мережковский с Ладинским

сливается В единый небесный клуб, Словно отрок древне-еврейский, Заплакал стихом библейским И плачет, и плачет Кнут… Какой мерою испуг измерить? О, дай мне, о, дай мне верить, Что в зале не все заснут.

«Люблю огни неугасимые…»

Люблю огни неугасимые, Люблю заветные огни. Для взора чуждого незримые, Для нас божественны они. Пускай печали неутешные, Пусть мы лишь знаем, — я и ты, — Что расцветут для нас нездешние, Любви бессмертные цветы. И то, что здесь улыбкой встречено, Как будто было не дано, Глубоко там уже отмечено И в тайный круг заключено.

Иван Бунин

Сириус

Где ты, звезда моя заветная, Венец небесной красоты? Очарованье безответное Снегов и лунной высоты? Где молодость простая, чистая, В кругу любимом и родном, И старый дом, и ель смолистая В сугробах белых под окном? Пылай, играй стоцветной силою, Неугасимая звезда, Над дальнею моей могилою, Забытой Богом навсегда!

1922

Венеция

Колоколов средневековый Певучий зов, печаль времен, И счастье жизни вечно новой, И о былом счастливый сон. И чья-то кротость, всепрощенье И утешенье: все пройдет! И золотые отраженья Дворцов в лазурном глянце вод. И дымка млечного опала, И солнце, смешанное с ним, И встречный взор, и опахало, И ожерелье из коралла Под катафалком водяным.

1922

«В гелиотроповом свете молний летучих…»

В гелиотроповом свете молний летучих В небесах раскрывались дымные тучи, На косогоре далеком — призрак дубравы, В мокром лугу перед домом — белые травы. Молнии мраком топило, с грохотом грома Ливень свергался на крышу полночного дома — И металлически страшно, в дикой печали, Гуси из мрака кричали.

1922

Петух на церковном кресте

Плывет, течет, бежит ладьей, И как высоко над землей! Назад идет весь небосвод, А он вперед — и все поет. Поет о том, что мы живем, Что мы умрем, что день за днем Идут года, текут века — Вот как река, как облака. Поет о том, что все обман, Что лишь на миг судьбою дан И отчий дом, и милый друг, И круг детей, и внуков круг. Что вечен только мертвых сон, Да Божий храм, да крест, да он.