Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт
Шрифт:
ПАРЕНЬ. А в Америке плохо?
АМЕРИКАНЕЦ. Нет, Америка не есть плохо. Это время кризис. Нет работа. Очень плохо..
ДЕВУШКА. А вот у нас безработицы нет.
АМЕРИКАНЕЦ. Да. Нет. Хорошо.
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. А русский откуда знаешь?
АМЕРИКАНЕЦ. Родители из России.
ПАРЕНЬ. Сбежали?
АМЕРИКАНЕЦ. Да, бежали… Кишинев, третий год. Погром (показывает на газету). Вот теперь учу русский. Вери диффикэлт. Трудно.
ДЕВУШКА. А чего трудного?
АМЕРИКАНЕЦ. Много непонятно. Очень. Вот, например: пятилетка в четыре года.
ПАРЕНЬ. Это же очень просто. План на пять лет, а мы его выполним
АМЕРИКАНЕЦ. Хорошо. Потом целый год можно не работать. Но тогда это будет не пятилетка. Четырелетка.
ДЕВУШКА. Да нет же, пятилетка — это план. А мы его выполним на год раньше.
АМЕРИКАНЕЦ. A-а, ясно. Значит, план был неправильный.
ДЕВУШКА. Почему это неправильный? Очень даже правильный.
АМЕРИКАНЕЦ. План правильный?.. Хорошо. Тогда вы неправильно работаете?
ПАРЕНЬ. Ну как ты не понимаешь? План — это план. А работа — это совсем другое. Теперь понял?
АМЕРИКАНЕЦ. Теперь не понял.
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Погодите, дайте я ему объясню… Понимаешь, всего нужно много. Вот люди и стараются сделать побыстрей, чтоб у людей был нахес[26].
АМЕРИКАНЕЦ. Йес, йес, понимаешь!.. Но не может так получиться, что, когда быстро делаешь, потом надо все переделывать? Следующая пятилетка. Четыре года.
ДЕВУШКА. Не беспокойтесь! Знаете, как мы строим: на века!
АМЕРИКАНЕЦ. На века… Хорошо.
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА Вот ты приехал на тракторный завод. Давай и ты перевыполняй. Мне эти тракторы— вот как нужны!
АМЕРИКАНЕЦ. Зачем тебе трактор? Ты что, фермер?
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Какой там фермер! Хуже. Я председатель колхоза. Колхоз-миллионер.
АМЕРИКАНЕЦ. Миллионер? Хорошо. Ты — миллионер и мой дядя в Америка миллионер. Вам надо вместе делать бизнес.
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Всему свое время. Вот коровник закончим, а потом и за бизнес построим… А пока попробуй, какой лэкэх[27] в России делают. (Угощает.) АМЕРИКАНЕЦ. Я очень люблю этот еда. Когда я учился в Германия, я каждый день ходил маленькое еврейское кафе на Фридрихштрассе. Теперь его, наверное, уже нет.
ДЕВУШКА. Почему нет?
АМЕРИКАНЕЦ. Из-за Гитлера. Теперь немецкие евреи бегут из Германия… А что у вас думают о Гитлер?
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Да некогда нам о нем думать. У нас своих дел по горло.
ПАРЕНЬ. Нам коммунизм надо строить.
АМЕРИКАНЕЦ. Я думаю, нацизм — это очень страшно.
ДЕВУШКА Не бойся! Рабочий класс Германии быстро им скрутит руки.
ПАРЕНЬ. А если к нам сунется — мы ему так дадим под зад коленом!
АМЕРИКАНЕЦ. Да, да… Как у вас говорят: узнает, куда ноги растут.
ПАРЕНЬ. He куда, а откуда.
АМЕРИКАНЕЦ. Но это, я думаю, одно и то же? Да… Русский язык веселый, но очень трудный. Пятилетка — четыре года… Даешь Магнитка!
Несется поезд…
ПОСЛЕВОЕННЫЕ
МАТЬ. Сынок!.. Дитя мое…
СЫН. Мама, ну что ты, неудобно. Люди же кругом
МАТЬ. Почему неудобно? Сын вернулся с войны. Пусть люди тоже радуются.
БОРОДА. Верно говоришь, мать! Хватит нам плакать. Пора и веселиться. (Снова играет на губной гармошке.)
СЫН. А что ты, как немец, все на «губнушке» играешь?
БОРОДА. Ты гармошку
СЫН. Ладно заливать! Небось отнял.
БОРОДА. Кто отнял? Что я, мародер, что ли? Мы с ним поменялись. Мит Ёйшер[28]. Он мне гармошку, а я ему фонарик.
СЫН. Карманный?
БОРОДА. Хороший такой, здоровый. Я ему его под глаз поставил. Такое дело было. Мы тогда в наступление готовились. Языка нужно было достать. Одного при вели — ничего не знает. Другой знает, но не то. Нужно было привести штук десять, чтоб выбор был как на Привозе. Ну, мы с напарником зашли в тыл. Видим — маленькое село. А на окраине банька стоит. А там — а ганцер мэшебэйрэх[29]—немцы плещутся. Банный день у них. Подползли мы тихонько, часового сняли. Захожу в баню с автоматом. «Так, мол, и так, — говорю, — извините, что в сапогах». Ну, видят они, что пришел культурный человек, сразу подняли руки вверх. Я спрашиваю: «Все помылись?» Они говорят: «Все». «Тогда пожалте бриться!»
СЫН. Во дает! Врет и не краснеет. Как же они тебя понимали? Ты что, немецкий знаешь?
БОРОДА. Зачем? Я с ними по-еврейски раскумекивал. Языки-то похожи. Только у них победнее. Жаргон с нашего. Так что по-еврейски они секли. Особенно если на них автомат наставить.
МАТЬ. Ну и что дальше было?
БОРОДА. Горништ. Дождались темноты и доставили их к нашим.
МАТЬ. Что-то мне не верится. Балаболка ты.
БОРОДА. Фаркэрт[30]! А я еще втык получил от комбата. Ты, — говорит, — шо, Черняк, мешугенэр чи шо? У меня тут проверяющий из штаба фронта, а у тебя немчура гуляет в чем мать родила!»
СЫН. Ну свистун! Точно, без выдумок еврей жить не может!
МАТЬ. Сынок, тебе что, жалко? Пусть еврей рассказывает. Надо ему верить.
БОРОДА. Точно! Как говорится: «Человек сначала учится говорить, а молчать потом».
СЫН. Ну, а гармошка-то, гармошка откуда?
БОРОДА. Какая гармошка?.. Ах, эта… Ну, это другая история. Долго рассказывать.(Играет.)
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Скажите мне, а Лейпциг от нас далеко?
БОРОДА. Нет, теперь недалеко. Это туда мы шагали четыре года. А назад можно добраться за три дня.
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Спасибо… Муж прислал мне письмо из Лейпцига. Скоро мы с ним встретимся.
БОРОДА. А откуда вы возвращаетесь?
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Ой, издалека! Аж из Уфы. Мы, правда, в самой Уфе не жили, а под ней. В селе Благовар. Вы слышали про такое?
БОРОДА. Не случалось.
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Нам тоже не приходилось, пока война не грянула.
БОРОДА. Тяжело было?
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Ну, как вам сказать. Эвакуация не саxap. Война не радость. А сколько сердечных людей мы повстречали? Поселяют нас с Раечкой к одной женщине. Их село типичное башкирское местечко. И вот стали к нам люди ходить каждый день. И ходят, и ходят. И смотрят на нас с превеликим удивлением. Они просто евреев никогда не видели. Хотя, по правде сказать, я тоже башкир никогда не видела. Но, как говорится, людей узнаешь в беде. Когда дочурка моя Раечка свалилась в горячке, чего они мне только не нанесли. Растирания, настойки, припарки. И миром вылечили. Благослови их Всевышний. Решила я их отблагодарить. И знаете чем? Настоящим еврейским пиршеством.