Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
К тому же Лидочка держалась так, как будто между ними ничего и не было совсем.
Просто хорошие друзья.
Да иначе невозможно!
Есть же все-таки пределы, за которыми ты больше не хозяин.
Надо это понимать.
— Ты что-нибудь узнал? — спросила Лидочка, не поднимая головы.
— В городе? По сути дела — нет. Меня допросили — и отпустили обратно.
— По поводу ножа? — Лидочка в упор, даже как-то жестко взглянула на него.
Трепло этот директор! — с внезапной злостью подумал Невский. Ведь предупреждали!..
Почему-то
— Естественно, — с сокрушенным видом развел руками Невский. — Как раз о нем-то и спрашивали. Нож — очень серьезная улика. Я теперь под подозрением, под колпаком. Как тебе это нравится? — Последние фразы он произнес нарочито громко и так же нарочито рассмеялся.
Лидочку такого рода известие, однако, нисколько не развеселило.
— Это ведь ужасно! — искренне сказала она. — Я не могу поверить.
— Да и я, представь себе! — признался Невский. — Тебе теперь и находиться-то со мной опасно.
Лидочка повернула к нему удивленное лицо.
— Почему?
— Ну, если я под подозрением, то, значит, и любой, с кем я общаюсь.
— Пустяки! Тогда с любым на этом свете и заговорить нельзя?! Ведь каждый может вляпаться, а? Или вляпался. Откуда знать — вдруг и общение со мной.
— Ну, ты уж, право, скажешь! — деланно игриво усмехнулся Невский.
Он неожиданно почувствовал, вне всякой логики, что начинается какая-то игра. Причем — серьезная, жестокая игра, по крупному, в которой ошибаться крайне нежелательно, вернее, попросту нельзя.
И то сказать. Похоже, что игра шла с самого начала, да вот только он ее не замечал.
Возможно, потому, что были как бы правила — щадящие, людские, если отвлеченно рассуждать. И он им подсознательно вначале следовал. Пока не встал — и не без чьей-то помощи — на самый край обрыва.
Вот что, надо будет завтра обязательно свести знакомство с санитарами, подумал Невский. И в особенности посмотреть, что за гусак такой — Ваня Турусов, у которого играли в карты. Может быть, с почтенной публикой придется пулю расписать и даже проиграться для приличия. Хотя Куплетов и приятственного мнения о нем, а все же. И Ефрема Павловича надо разыскать. Тот еще тип, похоже.
— А у нас тут еще одна беда приключилась. — поведала Лидочка. — Ты ничего не слыхал?
— Нет. А что такое?
— Да ближе к вечеру приехала милиция из города и увезла массовика, Куплетова. Соседа твоего.
— Позволь!.. Но как же. — деланно изумился Невский. — Он-то здесь при чем?! Идиотизм!.. Ведь нож был мой! И отпечатки пальцев на ноже — мои!
Насчет отпечатков он намеренно соврал, потому что еще не знал, да и не мог знать окончательных результатов проводимой экспертизы.
Но в том, что среди прочих разных "пальчиков" отыщут и принадлежащие ему, — ничуть не сомневался.
Как иначе, собственно? Тут можно было и не обладать особой прозорливостью.
— Мы все здесь были до того удивлены. — немедля подхватила Лидочка. Куплетов такой славный!..
— По-моему,
— Разве? — смутилась Лидочка.
— Мне показалось, он тебе изрядно надоел.
— Конечно показалось! Ты меня, скорей всего, не понял. Он и вправду очень славный. И такой шутник!.. Вы разве не встречались — там?
— Каким же образом?
— Ну, я не знаю. Мало ли!.. Его, наверное, тоже допрашивали?
— Все возможно, — пожал плечами Невский. — В такой кутерьме все возможно.
— А тебя. били на допросе?
От этой мысли, невольно пришедшей ей в голову, глаза у Лидочки испуганно округлились.
— Да с чего ты взяла?
— Как — с чего? Где-то в книгах читала или в газетах, потом — просто слышала.
— Не беспокойся, — махнул рукой Невский, — может, что и пишут, но со мной такого не было. Все было очень деликатно. Разве не заметно?
— В общем. синяков не видно, — простодушно подтвердила Лидочка. — Я так боялась. — жалобно добавила она. — Весь день переживала.
Это было сказано так искренне, что Невского буквально захлестнула жаркая волна признательности, благодарности и нежного сочувствия. Почти любви.
Неужто я и вправду для нее хоть что-нибудь да значу, без каких-либо натяжек? — неожиданно подумал Невский. У нее же умер муж. Не просто умер жуткая трагедия! И впору бы сейчас о нем одном и думать, позабыв об остальных!.. Так нет, она еще печется обо мне. И хорошо ли это, плохо ли на самом деле — даже и не знаю. Черт возьми, двусмысленно все как-то, нелогично. Вот — на свою голову приехал! Отпуск, преступление, любовь. С ума сойти! А может, я преувеличиваю, выдаю желаемое за действительное? Все гораздо проще? Тоже не исключено. Но только проще — как?! Как оценить?
— Я-то что! — успокоительно заметил Невский. — Представляю, каково тебе сейчас!..
— Ты знаешь, — Лидочка взглянула на него ясными и грустными глазами, за день как-то в общем притупилось. Поначалу было невтерпеж, а к вечеру. Не то чтоб свыклась, нет, — привыкнуть невозможно, но. Это как большой порез на пальце: поначалу очень больно, а потом — терпимо, рана начинает заживать, затягиваться, кровь перестает идти. Сейчас все словно улеглось, затихло — там, внутри. Вот и боюсь домой идти. Боюсь, что снова.
— Может, мне побыть с тобой? Ну, посидим, поговорим. Я что-нибудь занятное припомню. А?
— Как давеча — про лом? — вдруг усмехнулась Лидочка.
— Вот видишь: ты уже развеселилась! — Невский хитро глянул на нее.
— Да нет, какое там веселье. — Лидочка качнула головой. — Не стоит оставаться. Ни к чему.
— Боишься, нас увидят вместе? Станут глупости потом болтать? Но я же по-хорошему.
— Конечно, это ерунда. Никто сюда и не придет — в такой-то поздний час. Все знают. Просто — ни к чему. Не надо развлекать меня сегодня, ладно? Нужно окончательно собраться, свыкнуться, в конце концов. А это лучше — в одиночестве. Ей-богу. Ты уж извини.