Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Шрифт:
Некоторым образом, косвенно, с созданием и бытованием в почти фольклорном духе версий о гибели Есенина связан вопрос об отношении поэта к спиртным напиткам. Н. А. Клюев в 1935 г. привел В. В. Ильиной удивительное обоснование необходимости Есенину пить алкоголь (в традициях русского гусарства!): «Пьяницей он <Есенин> никогда не был, но из удали однажды выпил горящий спирт и с тех пор ничего не мог проглотить без водки, так как обжег вкусовые нервы». [2413] (По письмам Есенина и воспоминаниям других его современников известно предпочтение поэтом вина прочим алкогольным напиткам.)
Еще раз подчеркнем, что мы не затрагиваем вопрос о реальной причине гибели Есенина. Нас как фольклориста искренне поразило обрастание вопроса о смерти поэта разнообразными версиями и домыслами – народными «слухами и толками». Это свидетельствует о величине и значимости исторической фигуры для народа. Вопрос о правдивости текстов фольклорного жанра «слухов и толков» не более уместен, чем проверка подлинных фактов «уфологических быличек», в которых также фигурирует имя Есенина (см. об этом в главе 15).
Это предварительные наблюдения фольклориста и литературоведа. Задача найти истину кончины Есенина может оказаться по плечу специалистам естественнонаучного профиля. Боль о Есенине и Пушкине, что погибли молодыми, о преждевременной кончине этих двух национальных гениев русской литературы, живет в каждом россиянине. Многих почитателей их творчества терзает, не отпускает мысль о загадочности ухода поэтов из жизни.
Посмертная история Есенина – его личности и творчества – интересна и также мифологична. Широко распространено мнение, будто книги Есенина были запрещены, изъяты из библиотек. Соответственно, надо было быть очень смелым человеком, чтобы отважиться переписывать от руки творения Есенина, читать их и даже встречаться с его друзьями и вообще со знавшими поэта людьми, – так происходит героизация почитателей творчества.
Современники Есенина вовлекались в орбиту его жизни, утрачивая при возвеличивании поэта собственную значимость. В воспоминании В. Ф. Козурова Есенин наделен ореолом «культурного героя», а его друзья представлены на уровне сказочного помощника волшебного героя. В 1936 или 1937 г. студенты восторгались личностью Н. А. Клюева лишь из-за попавшего на него отсвета есенинской дружбы: «Духовный отец и поэт, наставник Есенина здесь, в Томске! Половина, если не большая часть студентов была неравнодушна к Есенину. Несмотря на полуофициальный запрет, потихоньку читали его стихи, спорили о нем. <…> У всех на памяти случаи, когда за чтение Есенина исключали из комсомола, за хранение томика его стихов отбирали партийный билет, снимали с работы… Сейчас, правда, подобных фактов уже нет». [2414]
Многочисленные почитатели Есенина продолжают его считать «знаковой фигурой» и собирать все предметы, так или иначе связанные с ним. [2415] Так, А. и В. Воробьевы сожалеют, что в детстве не смогли приобрести и таким способом сохранить альбом З. Н. Райх при сносе ее дома на Кромской ул. в Орле: «Оказывается, на развалинах дома Зинаиды Николаевны они <парни>, неведомо каким способом, умудрились найти альбом Райх. Невероятно, но событию этому один из нас свидетель, а, стало быть, вправе подтвердить: фальсификация исключается. Зная этих парней, можно засвидетельствовать, что они и ради спасения души не стали бы разрисовывать и оформлять толстый альбом. Да и откуда у них мог оказаться дорогой, покрытый красным бархатом предмет салонной жизни? В нем были стихи, рисунки, вырезки из открыток. <…> А вдруг, думалось нам, там неопубликованные стихи Сергея Александровича, пусть четверостишие, пусть строчка, но написанные его рукой для любимой женщины?» [2416] ( Воробьевы А. и В . От составителей // С. Есенин – 100. Поэт XXI века. Орел, 1995. С. 2).
Заключение
Уважаемый Есениным филолог Ф. И. Буслаев в труде «Русские духовные стихи» (1861) сетовал: «Русский народ, в его прошедшем и настоящем, – неизвестная для нас величина, для определения которой напрасно будем справляться с иностранными книжками. Только он сам, в разнообразных явлениях своей нравственной жизни, может открыть себя пытливому взгляду. Может быть, он выскажет нам не одни свои достоинства, но и многие недостатки; ведь человеческая жизнь слагается из света и тени: надобно, следовательно, оценить и темные стороны русской народности и вместо того, чтоб против них юношески донкихотствовать, следует беспристрастно указать им надлежащее, законное место в экономии прочного, без крутых скачков, исторического хода русской жизни». [2417]
За прошедшие полтора столетия русский народ сильно изменился и стал предметом внимания нескольких гуманитарных научных дисциплин, из которых схемы изучения и методы этнологии, фольклористики и литературоведения привлечены нами для проведения данного исследования. «Жизнетекст» Есенина – феномен русской культуры первой четверти ХХ века – впервые рассмотрен нами в совокупности культурных явлений русской духовной культуры (особенно в ее региональном инварианте – на материалах Рязанской губ./обл. XIX–XXI вв.).
Жизнетекст писателя – это растворенность его «литературного Я» и созданных им отдельных героев или их совокупности в собственной биографии автора, причем как в прижизненной (что естественно и обычно), так и в посмертной судьбе его произведений и самой личности. Последнее предполагает особое неравнодушие читателей и процесс фольклоризации писательской фигуры и его сочинений. Возникает ситуация полной неразрывности автора и его творений. Писатель выступает как один из своих персонажей – обыкновенно в качестве главного героя. Умышленно ли так поступает литератор или это выходит у него случайно – это вопрос, задаваемый исследователем при изучении «творческой лаборатории» и проблемы читательского («почитательского») восприятия авторского текста. «Поэтическая биография» стихотворца всегда ближе к его автобиографии, обычно тесно переплетена с нею. Тем не менее «жизнетекст» бывает не у каждого поэта и тем более прозаика. У Есенина «жизнетекст» образовался в наиболее полном объеме и разносторонности его проявлений.
Стремление проследить на биографии Есенина типический характер русского поэта наблюдалось и даже реализовывалось уже при его жизни и сразу после кончины: вспомним хотя бы романы «Вор» Леонида Андреева и «Роман без вранья» Анатолия Мариенгофа. Находясь в Италии и узнав за границей о гибели Есенина, Максим Горький вспоминал о своей встрече с поэтом и рассуждал в письме из Неаполя 9 января 1926 г.: «И тогда же мне подумалось: какой удивительно ценный материал для повести о гибельной жизни русского поэта! Именно так: сам Сергей Есенин , со всем его хулиганством, превосходное художественное произведение , шутя и цинически созданное окаянной русской действительностью» [2418] (курсив наш. – Е. С .). Пролетарский писатель сообщал в другом письме к тому же адресату 10 марта 1926 г.: «Я собираю все, что пишется о нем и, м. б., напишу нечто, имея материалом не только его, но и еще несколько лиц, ему сродных. Очень хочется изобразить трагическую жизнь русского поэта». [2419] В итоге М. Горький написал воспоминания «Сергей Есенин» (1926).
Автор данного исследования не ставил задачей отыскивать источники, послужившие побудительными причинами и исходным материалом для создания произведений Есенина. Попутной находкой стало обнаружение статьи Ф. И. Буслаева «О народной поэзии в древнерусской литературе (Речь, произнесенная в торжественном собрании Московского университета 12 января 1859 г.)», [2420] использованной Есениным в качестве одной из отправных точек для написания «Ключей Марии» (1918).
Известно, что в тексте «Ключей Марии» упомянуто имя Буслаева (V, 187) и комментаторы приводили другие работы филолога XIX века в качестве известных поэту и использованных в теоретической статье: Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Сочинения Ф. И. Буслаева. Т. 1. СПб., 1861; Исторические очерки Ф. И. Буслаева по русскому орнаменту в рукописях. Пг., 1917; Русская хрестоматия: Памятники древней русской литературы и народной словесности… Для средних учебных заведений / Сост. Ф. И. Буслаев. 12-е изд. М., 1912 (V, 452, 460, 462–465, 469).
Пример есенинского образца рассуждения о создании человека из вселенско-земного материала по данным «Голубиной книги» (V, 195 – комм. V, 469) восходит к цитате Ф. И. Буслаева «О народной поэзии в древнерусской литературе…» (с. 47). Упоминание Есениным мифа о возникновении Земли из тела человека: «Эдда построила мир из отдельных частей тела убитого Имира» (V, 196) – напоминает фрагмент той же статьи Ф. И. Буслаева (с. 45). (См. об этих сопоставлениях в главах книги.)
Есенинский «алфавит непрочитанной грамоты» (V, 199) касательно букв «а», «б», «в» и «я», «ижица», «фита» (V, 199–200, 203) в своем замысле опирается на фрагмент Ф. И. Буслаева об азбуке:Надобно сказать правду, что популярное объяснение всех подобных предметов в старинных Азбуках могло бы быть весьма полезно для учившихся грамоте, если бы между этими объяснениями не встречалось самых превратных понятий, свидетельствующих о наивности древнерусских грамотных людей. Например: «В(опрос). Что у Спасителя на венце: ωτ. О. Н? Отв(ет). ωτ – От небес прииде во своя, и свои его не прияша. О – Они его не познаша. Н – На кресте его распяша. В(опрос). Что у Богородицы подпись М.Р.Ω.У? Отв(ет). Мария, Р – роди, Ω – Фарисея, У – учителя».
Эти и другие простонародные толкования были вносимы и в Иконописный Подлинник, но при них помещались и настоящие, истинные объяснения: так что внимательному читателю всегда можно было усвоить себе лучшее. Например, в Сборном Подлиннике графа Строганова сначала предлагается истинное толкование, а затем прибавлено: «Нецыи же толкуют их сице: ωτ – От небеси сошед, во своя приидох. О – Они же мя не прияша. Н – На кресте мя пригвоздиша».
В другом, тоже Сборном Подлиннике, принадлежащем тоже графу Строганову: «МРОУ. Се есть подпись образу Пресвятыя Богородицы; по-гречески глаголется: Миτерн (sic) Qey, а словенски толкуется: мати Богу, а не Марфа, яко же нецыи мнят».
После приведенных мною фактов почитаю совершенно лишним входить в доказательство той мысли, что наша древнерусская Азбука, несмотря на ограниченное и наивное понимание вещей, не лишена была поэтических и художественных интересов, как бы смутно интересы эти ни принимались, и, конечно, не малолетними только, но и, без сомненья, взрослыми учениками. [2421]
Примечательно, что Есенин, как и Ф. И. Буслаев, привел отдельные азбучные примеры, а не дал толкования всем буквам без исключения.
В нашем исследовании раскрыт прообраз есенинского персонажа, который назван в статье «Ключи Марии» (1918) как Иовулл (Иогулл) – см. главу 4.
Еще одной лингвистической находкой, обнаруженной в ходе фольклорных экспедиций в с. Константиново, стало новое прочтение стихотворения Есенина «Заглушила зас у ха засевки…» (I, 62 – 1914). Оказывается, согласно диалектным особенностям говора «малой родины» поэта, ударение в слове «зас у ха» следует ставить на 2-м слоге (хотя в литературном произношении стихотворный ритм становится иным, но он не проигрывает диалектному звучанию). О народном окказиональном обряде, который лег в основу стихотворения Есенина, рассказала уроженка с. Константиново. А. И. Цыганова, 1911 г. р., сообщила: «А вот тогда бывалоча ещё вот когда засуха , ходили кругом поля с этими, как они называются, с иконами – иконы-то на длинных шестах, с иконами так. И вот когда бывала засуха , так мы в воскресенье идём в церковь, батюшка объясняеть, что если на этой неделе дождя не будеть, на следующей в воскресенье пойдём кругом поля, вот где наше например Константиново поле, начинаем от Кузьминска и кругом туда до Раменок – всю поле кругом и потом обратно в церковь. Это я помню хорошо: бывало, придём устанем!». [2422] Сообщение А. И. Цыгановой не только заставляет фонетически иначе звучать стихотворение Есенина, но и прибавляет новый смысловой штрих к его сюжету: обряд проводился в воскресенье, а не в любой день недели.
Однако самым главным является то, что впервые выдвинут, выявлен и обоснован антропологический подход к изучению жизни и творчества С. А. Есенина. По нашему мнению, он является актуальным и плодотворным для современного этапа развития литературоведения. Безусловно, антропологический аспект исследования может быть распространен на многие (если не на все) фигуры писателей – как русских, так и зарубежных.
Данная монография, несмотря на ее большой объем и разнообразие проанализированных проблем, является «первой ласточкой» в плане антропологической поэтики. Совершенно очевидно, что количество изучаемых теоретических позиций может быть увеличено и расширено в содержательном плане. Нуждаются в разработке такие частные проблемы, как авторская структура персонажей и их индивидуальные черты, женские и мужские характеры, личность человека-творца, особенности художественного психологизма и др.
Концепты художественного творчества Есенина
Этнографические обряды и атрибуты
Битье горшков [2423]
Богомолье
Богу молиться
Брагу затирать
Вечеруха
Девичник
День ангела
«Зубок»
Красные похороны
Крестины
Кулачная