Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Шрифт:
Упомянутый Иван Игнатьевич Морозов (1883–1942) был хорошо знаком Есенину, который характеризовал его творчество в рецензии с условным названием «О сборниках произведений пролетарских писателей» (V, 237 – 1918; см. также главу 6).
Спустя три года рязанские краеведы вновь обратились к Есенину с просьбой откликнуться. 28 октября 1924 г. провели специальное заседание; «Очередное обращение ОИРК к поэтам, уроженцам Рязанщины, о присылке автобиографий для переиздания “Библиографического словаря” было отправлено 11 октября 1925 г. Общество просило С. А. Есенина, Т. Г. Мачтета и С. Ф. Буданцева выслать собственные произведения, “кот<орые> непосредственно связаны с живыми образами Рязани и Рязанского края”». [2351]
17 августа 1974 г. в Крымской астрофизической обсерватории астроном Л. В. Журавлева открыла малую планету № 2576 с орбитой 7619, которой присвоено 28 января 1983 г. имя Yesenin и утверждено Центром по малым планетам (Смитсоновской астрофизической обсерваторией США), о чем имеется «Почетное свидетельство». А. Л. Спирова, родная сестра А. Л. Миклашевской, в которую был влюблен Есенин и посвящал ей стихи, рассказала историю названия астрономического имени Yesenin: «После вручения свидетельства о присвоении имени Наташи Кочуевской, моей дочери <Героя Советского Союза>, звезды (малой планеты), Журавлева Людмила Васильевна, открывшая эту звезду, подарила ее моей дочери Наташе, спросила меня, кому я хочу еще дать имя звезде, которая у меня есть, но не имеет имени. Я не задумываясь сказала: “Сергею Есенину”. <…> Сергей Есенин в одном стихотворении заканчивает его так: “Та звезда, что дал мне рок, пропадет со мною”. Но в 1983 году зажглась другая звезда его имени». [2352] Имя Есенин присвоено добытому в России в начале ХХI столетия алмазу: кимберлит с копией минерала и свидетельство об именном драгоценном камне хранится в экспозиции Государственного музея-заповедника С. А. Есенина в с. Константиново.
И вот в 1995 г. в столетний юбилей Есенина покойный ныне поэт из подмосковного пос. Леонидовка Станислав Милоградов вновь выступил на Есенинской конференции в Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН с предложением, «чтобы был или старый, или новый город в России, названный Есенин». [2353] Среди коллекционеров известны продукты, названные именем Есенина и выпущенные в Рязани к столетию поэта-земляка: это водка «Есенин» в хрустальном графине и одноименный чай в жестяной коробке (АОО «Рязаньчай»), шоколадные конфеты «Русь Есенинская» и серповидная булка с семечками подсолнечника «Есенинская», а также футболка с есенинской строкой – «Милый мой, ты у меня в груди». [2354] На фарфоровом заводе в пос. Вербилки Талдомского р-на Московской обл. к столетнему юбилею поэта создана декоративная тарелка «Сергей Есенин. 1895–1925» с двумя дырочками на дне для подвешивания изделия на стене, с заводским двойным штампом на обороте: «Fabric Gardner. Verbilky. 1766. Made in Russia», и изображением двуглавого орла и профиля лося с литерой «В». [2355] Мастерицы Люберецкой ковровой фабрики в 1995 г. соткали ковер с портретом Есенина. [2356] К 110-летию Есенина в 2005 г. появилась водка «Есенинская Русь» в стандартной бутылке. [2357]
Прецедент называния пищевых блюд именем поэта имелся еще при жизни Есенина, правда, он был связан с друзьями-имажинистами и даже нарочно организован ими. Как писал В. Киршон: «Это было в 1925 г. в Москве, в последнем символическом убежище, куда осели имажинисты, в столовке-кабачке “Калоша”. На обеденной карточке этой столовки зазывающе предлагались – “Котлеты Мариенгоф”, “Шнель-клопс-а-ля-Шершеневич” и что-то еще в этом роде». [2358] Идея творчества как духовной пищи подспудно присутствовала в мыслях имажинистов и нашла наиболее законченное выражение в заглавии коллективного сборника «Харчевня зорь» (авторы – С. Есенин, А. Мариенгоф, В. Хлебников; М., 1920).
Примерно тот же прием называния столовых блюд своими собственными человеческими именами (фамилиями) использовал Б. А. Лавренев. Он адресовал задиристое письмо А. Б. Мариенгофу: «…что и дало вам возможность с чисто мошеннической ловкостью сделать пельмень из вашего имени и двух ничем не запятнанных имен, на которых вы попытались также выехать из грязи, как выезжали некогда на имени Есенина» (до 19 февраля 1926 г.). [2359] Получается, что «пофамильное» наименование еды являлось распространенным клише в 1920-е годы.
Возведение имени Есенина в культовое – редкое в истории литературы и ее восприятии явление, но не исключительное. В рецензии В. Сажина на «Краткую Ахматовскую Энциклопедию» С. Д. Умникова (Л., 1991) говорится: «В итоге, вместо сосредоточенного постижения поэзии – “ахматовцы”, истерически поклоняющиеся поэту и изготавливающие “ахматовицы”, – как сказано в этой Энциклопедии: “Ахматовицей” может быть бумажный ярлык, открытка, вымпел, нагрудный знак и любой подарок с надписью “ахматовица”. Многие считают, что это слово придает сувениру силу талисмана, оберегающего от бед, несчастий и приносящего радости, успехи». [2360]
Персонажи произведений и названия стихотворений Есенина тоже не обойдены вниманием. Например, героиня лирического цикла «Персидские мотивы» Шаганэ увековечена в гемме, выполненной из гальки с морского побережья резчиком, кандидатом архитектуры В. Т. Семеновым. [2361] Современный композитор Н. Сидельников в 1970-е гг. дал название «Топи и болота» одной из частей опуса «Русские сказки». Действительно, музыка напоминает хлюпанье болотной трясины и всхлипы при выбрасывании на поверхность воздушных пузырьков. Продемонстрировавшая музыкальный фрагмент на одной из конференций в конце ХХ века в Государственном республиканском центре русского фольклора в Москве музыковед из Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского Т. А. Старостина считает, что заглавие дано композитором безотносительно к почти одноименному стихотворению Есенина «Топи да болота…» (1914); однако совпадение названий все-таки предполагает знакомство музыканта с творчеством поэта и в связи с этим возникновение хотя бы подсознательной аллюзии.
Проявлением народной любви к Есенину оказывается посещение Есенинских мест – музея-заповедника в с. Константиново, мемориальной комнаты в Б. Строченовском пер. и Ваганьковского кладбища в Москве и др., особенно в дни рождения поэта и его кончины, которые из-за этого обретают статус ритуально-значимых паломничеств и характер обрядового действа. У намогильного памятника Есенина и его скульптур разворачиваются поминальные зрелищные действа с чтением его произведений и посвященных ему стихотворений, с исполнением под гитару песен на его стихи, с произнесением речей. Лариса Сторожакова рассуждает о принципах сотворения кумира из Есенина: «Все годы после гибели Есенина на Ваганьковском кладбище в роковой день вершилась общелюбовная месса. Ночные бдения, чтения, письма на могиле с признаниями любви, дежурства, плачи и просветления, самоубийства…». [2362] Как в народе существует обычай клясться землей, произносить обеты у могил предков, так и у могилы Есенина в декабре 1926 года застрелилась Г. А. Бениславская – его любовь. [2363] По суждению библиофила Н. Г. Юсова, могила Есенина притягивает к себе людей, какой-то особенный дух витает над ней. [2364] Интересно, что, как бы продолжая и развивая есенинскую тематику странничества, по Рязанской земле «передвигаются» и путешествуют памятники Есенину: так, из Константинова переселился в Рязань и разместился в городском парке через дорогу от филармонии бюст поэта в конце 1990-х гг. (в юбилейный 1995 год он еще находился в родном селе).
Поклонение святыням, связанным с Есениным, перекликается с биографией самого поэта и уходит глубокими корнями в традицию народного православия с его архетипами странника, паломника, путешественника. Известно, что Есенин сам в детстве совершал паломничества к святым местам, по которым его водила бабушка. По воспоминаниям друга детства И. Г. Атюнина:
Бабка Сергея, Аграфена Панкратьевна,…часто навещала монастыри и скиты и брала с собой Сергея, где он проводил время в беседах с монахами и монашками, тщательно осматривал монастыри и потом долго рассказывал всем о своих впечатлениях. Особенно глубоко запечатлелась в его душе поездка в Радовецкий монастырь Николая Чудотворца (Зарайский уезд), и он долго не мог забыть это путешествие и надоедал своими рассказами товарищам, повторяя им по несколько раз одно и то же. Посещение скитов оставило после себя след, настроило гибкую душу ребенка на религиозный лад, ему стали грезиться: небесный сад и живущие в нем души усопших, заоблачные стражи, звездами сбитая высь, Апостол Андрей… [2365]
Став взрослым, Есенин возвращался к мысли о паломничестве и даже лелеял (неизвестно, насколько серьезно) мечту поселиться в монастыре и продолжать в благословенной обстановке творить стихи. Об этом вспоминал поэт П. А. Радимов, также родом с Рязанщины: «Обедаем в столовой у Сретенских ворот <в Москве>. Два земляка говорят об Оке и Рязани. Оба знают Солотчу, где рязанский князь Олег, современник Дмитрия Донского, построил монастырь, постригся вместе с женою и остатки лет своей жизни прожил в монашеском покое. “Паша! – в беседе говорит мне Есенин. – Я уеду из Москвы, буду жить в монастыре, буду писать стихи и буду посылать тебе, а ты отдавай их печатать в журналы”. Я согласился и подтвердил свое желанье отдавать в журналы есенинские стихи». [2366] Так данное односельчанами деду Есенина прозвище Монах не только переходит по наследству к внукам, но и находит знаковое выражение в жизнетексте поэта и его творческой биографии. Сравните название недописанной поэмы «Номах», допускающее двоякое истолкование – как Махно и Монах, а также поэтический образ монахов-скитальцев из стихотворения «Калики», 1910, или жителя монашеской кельи – «Кроток дух монастырского жителя» из стихотворения «За горами, за желтыми долами…», 1916. Односельчанка Есенина вспоминала, как через Константиново действительно проходили шарманщики во времена ее детства. [2367] В начале ХХI века выпущен на линию электропоезд-экспресс «Сергей Есенин», курсирующий между Рязанью и Москвой. В апреле 2004 г. на одном из рейсовых автобусов № 704, работающих на маршруте «Метро “Красногвардейская” – метро “Орехово”» в г. Москве, появилась надпись на лобовом стекле: «Сергей Есенин», выполненная красными буквами размером около 15–20 см в высоту [2368] (однако продержалась табличка недолго).