Анж Питу (др. перевод)

Дюма-отец Александр

Госпожа де Сталь вспыхнула:

– Право, сударь, вы сообщили мне известие, которое меня крайне поразило. Вас – и вдруг в Бастилию!

– Да, сударыня, именно так.

– Что же вы такого совершили?

– Это могут мне сказать только те, кто меня заключил туда.

– Но вы ведь вышли оттуда?

– Только потому, сударыня, что Бастилии больше не существует.

– Как это, Бастилии больше не существует? – разыгрывая изумление, спросила г-жа де Сталь.

– Вы разве не слышали пушечной стрельбы?

– Слышала, но ведь пушки –

это всего лишь пушки.

– Позвольте, сударыня, вам заметить: просто невозможно, чтобы госпожа де Сталь, дочь господина де Неккера, до сих пор не знала, что Бастилия взята народом.

– Уверяю вас, сударь, – стала объясняться смущенная г-жа де Сталь, – после отъезда отца я совершенно чужда событиям внешнего мира и только оплакиваю нашу разлуку.

– Сударыня! Сударыня! – покачивая головой, произнес Жильбер. – Государственные курьеры слишком хорошо знают дорогу, ведущую в замок Сент-Уэн, чтобы можно было поверить, будто ни один из них не заехал сюда спустя четыре часа после капитуляции Бастилии.

Баронесса поняла, что далее вести разговор, не прибегая к прямой лжи, не удастся. Ложь вызывала у нее отвращение, и потому она предпочла сменить тему.

– А чему я обязана, сударь, вашим визитом? – осведомилась она.

– Я хотел бы, сударыня, иметь честь поговорить с господином де Неккером.

– Но разве вам неизвестно, что его нет во Франции?

– Сударыня, мне представлялось, что господин де Неккер, позволив себе отправиться в изгнание, совершил бы крайне странный поступок: было бы чрезвычайно недальновидно с его стороны не следить за развитием событий, и потому…

– И потому?

– …и потому, признаюсь, сударыня, я рассчитываю, что вы укажете, где я мог бы найти его.

– Вы найдете его в Брюсселе, сударь.

Жильбер впился испытующим взглядом в баронессу.

– Благодарю, сударыня, – с поклоном произнес он. – Значит, мне придется ехать в Брюссель, чтобы сообщить ему крайне важные сведения.

Госпожа де Сталь на миг заколебалась, но тут же сказала:

– К счастью, я знаю вас, сударь, и знаю, что вы – человек серьезный, следовательно, эти столь важные сведения, переданные через третье лицо, могут утратить всю свою ценность. Хотя что может быть важным для моего отца после опалы и всего, что произошло?

– Будущее, сударыня. И вполне возможно, я способен оказать некоторое воздействие на будущее. Но все это не так важно. Главное для меня и для господина де Неккера увидеться… Итак, сударыня, вы говорите, он в Брюсселе?

– Да, сударь.

– Я кладу на дорогу двадцать часов. А вы знаете, что такое двадцать часов во время революции и сколько событий может произойти за эти двадцать часов? Нет, сударыня, господин де Неккер был крайне опрометчив, позволив, чтобы его и события, руку и цель разделяли целых двадцать часов.

– Право же, сударь, вы меня пугаете, – промолвила г-жа де Сталь, – и я впрямь начинаю верить, что отец поступил неблагоразумно.

– Что поделать, сударыня, таково положение вещей. А теперь

мне остается лишь принести нижайшие извинения за то беспокойство, что я вам причинил. Прощайте, сударыня.

Однако баронесса остановила его.

– Сударь, говорю вам, вы меня пугаете, – повторила она, – и вы должны объяснить мне, в чем дело, как-то успокоить.

– Увы, сударыня, – отвечал Жильбер, – сейчас мне придется заниматься таким количеством собственных дел, что мне просто недосуг думать о чужих. Речь идет о моей жизни и судьбе, равно как о жизни и судьбе господина де Неккера, если бы он мог немедля воспользоваться тем, что я скажу ему через двадцать часов.

– Сударь, простите, но мне пришло на ум нечто, о чем я долго забывала: такие вопросы не следует обсуждать под открытым небом в парке, доступном для посторонних ушей.

– Сударыня, – парировал Жильбер, – я у вас в гостях, и позвольте вам напомнить, что, следовательно, это вы выбрали место, где мы сейчас находимся. Чего вы желаете? Я всецело в вашем распоряжении.

– Я хочу, чтобы вы оказали мне любезность и мы завершили разговор у меня в кабинете.

«Вот как! – мысленно усмехнулся Жильбер. – Если бы я не боялся смутить ее, то спросил бы, уж не в Брюсселе ли находится ее кабинет».

Тем не менее, не задавая никаких вопросов, он последовал за баронессой, которая быстрым шагом направлялась к замку.

У двери стоял тот же лакей, что встретил Жильбера. Г-жа де Сталь сделала ему знак, сама открыла дверь и провела Жильбера в свой кабинет, очаровательную уединенную комнату, более, впрочем, подходящую для мужчины, нежели для женщины; вторая дверь и два окна кабинета выходили в небольшой садик, недоступный не только чужим людям, но и любопытным взорам.

Войдя, г-жа де Сталь закрыла дверь и повернулась к Жильберу.

– Сударь, – промолвила она, – именем человечности заклинаю вас, скажите, что за тайна, могущая пойти на пользу моему отцу, привела вас в Сент-Уэн?

– Сударыня, – отвечал Жильбер, – если бы ваш батюшка мог меня сейчас слышать, если бы он узнал, что я тот самый человек, который послал королю секретный мемуар, озаглавленный «О состоянии идей и о прогрессе», я убежден, господин барон де Неккер тут же появился и сказал бы мне: «Доктор Жильбер, что вы хотите от меня? Говорите, я вас слушаю».

Не успел Жильбер произнести последние слова, как бесшумно отворилась потайная дверь, скрытая за панно кисти Ванлоо [141] , на площадке винтовой лестницы, на которую из дверного проема падал приглушенный свет лампы, и показался улыбающийся барон Неккер.

141

В XVIII в. во Франции работали три крупных художника, носящие эту фамилию: Жан Батист Ванлоо (1684–1745), его брат Карл (1705–1765) и сын Жана Батиста – Луи Мишель (1707–1771).