Анж Питу
Шрифт:
– Но я могу пролезть в эту дыру! – закричал доктор.
– Нет! Нет! – отвечали хором его спасители. – Потерпите!
Все они старались как могли: одни поддевали дверь ломом со стороны стены, другие пытались всунуть рычаг со стороны замка, третьи напирали на дверь крепкими плечами и цепкими руками, так что в конце концов дубовая громада затрещала в последний раз, со стены посыпалась штукатурка, дверь рухнула, и все, кто был в коридоре, ворвались в темницу.
Жильбер очутился в объятиях Питу и Бийо.
К 1789 году Жильбер, юный крестьянин из замка Таверне, Жильбер, которого мы оставили истекающим кровью в пещере на Азорских островах, превратился в мужчину лет тридцати четырех – тридцати пяти, бледного без болезненности, черноволосого, с пристальным и волевым взглядом; взор его никогда не блуждал бесцельно; если доктор не созерцал какой-либо предмет внешнего мира, достойный его внимания, он обращал взор внутрь своей души, отчего выражение его глаз становилось еще более сумрачным и серьезным; нос у него был прямой, за высокомерно приподнятой верхней губой виднелись зубы ослепительной белизны. Одевался доктор обычно просто и строго, словно квакер, однако благодаря безмерной заботе о чистоте платья казался едва ли не щеголем. Роста он был чуть выше среднего и хорошо сложен, что же до его физической силы, то ее источником было напряжение нервов: мы видели, на что мог подвигнуть доктора порыв гнева или восторга.
В тюрьме, где он провел почти неделю, доктор так же тщательно, как и всегда, следил за своей наружностью; лишь отросшая за это время бородка, подчеркивавшая матовый цвет его лица, обличала некоторую небрежность, в которой, впрочем, был повинен не узник, а его тюремщики, не пожелавшие ни дать ему бритву, ни позвать к нему парикмахера.
Пожав руки Бийо и Питу, доктор оглядел людей, заполонивших его темницу, и, словно за этот миг самообладание вновь вернулось к нему, воскликнул:
– Итак, день, предсказанный мною, настал! Спасибо вам, друзья мои, спасибо вечному разуму, охраняющему свободу народов!
И он протянул обе руки своим освободителям, которые, угадав в нем по гордому взгляду и возвышенному тону человека незаурядного, едва осмелились до них дотронуться.
Выйдя из темницы, доктор пошел впереди толпы, опираясь на плечо Бийо; Питу шагал следом за фермером.
В первое мгновение Жильбер отдал дань благодарности дружбе, но уже через несколько минут стало очевидно, какое громадное расстояние отделяет ученого доктора от невежественного фермера, добряка Питу и всех остальных простолюдинов, участвовавших в штурме Бастилии.
На пороге башни Жильбер остановился, ослепленный потоком солнечного света. Скрестив руки на груди и подняв глаза к небу, он воскликнул:
– Привет тебе, прекрасная свобода! Я видел твое рождение на другом краю света, мы старые друзья. Привет тебе, прекрасная свобода!
По улыбке, показавшейся на лице доктора, было в самом деле понятно, что крики народа, опьяненного независимостью, для него не новость.
Помолчав несколько секунд, доктор обратился к Бийо:
– Итак, народ победил деспотизм?
– Да, сударь.
– И вы прибыли сюда, чтобы принять участие в сражении?
– Я прибыл, чтобы освободить вас.
– Вы знали о моем аресте?
– Я узнал о нем сегодня от вашего сына.
– Бедный Себастьен! Вы его видели?
– Видел.
– Он был спокоен?
– Его с трудом удерживали четыре санитара.
– Он болен? У него жар?
– Он рвался в бой вместе с нами.
– Ах, вот как! – воскликнул доктор, и лицо его озарила торжествующая улыбка. Сын не обманул его надежд.
– И что же вы ему сказали? – продолжал свои расспросы доктор.
– Я сказал: раз доктор Жильбер в Бастилии, Бастилию нужно взять. Теперь она взята. Но это еще не все.
– Говорите!
– Украден ларец.
– Ларец, который я оставил у вас?
– Да.
– Кто же его украл?
– Люди в черном, которые ворвались в дом под тем предлогом, что им нужно отобрать у меня вашу брошюру; они схватили меня, посадили под замок, обшарили весь дом, нашли ларец и унесли его с собой.
– Когда?
– Вчера.
– Вот как! Нет никакого сомнения, что мой арест и эта кража связаны между собой. Приказ арестовать меня и приказ похитить ларец отдало одно и то же лицо. Если я узнаю, кому обязан арестом, я узнаю имя вора. Где находится архив тюрьмы? – спросил доктор Жильбер у тюремщика.
– В Комендантском дворе, сударь, – отвечал тот.
– В таком случае скорее в архив! Скорее в архив! – вскричал доктор.
– Сударь, – взмолился тюремщик, – позвольте мне пойти с вами, а еще лучше – замолвите за меня словечко всем этим отважным людям.
– Хорошо, – согласился Жильбер и, обращаясь к глядевшей на него с любопытством и почтением толпе, сказал:
– Друзья, этот человек никому не делал зла; он открывал и закрывал двери, но к пленникам он был добр, не обижайте его.
– Нет, нет, мы его не тронем, ему нечего бояться, – закричали со всех сторон покорители Бастилии.
– Спасибо, сударь, – сказал тюремщик. – Если вас и впрямь интересует архив, поторопитесь; мне кажется, там внизу уже жгут бумаги.
– О, в таком случае мы не должны терять ни минуты, – вскричал Жильбер, – скорее в архив!
И он бросился в Комендантский двор; толпа, возглавляемая Бийо и Питу, последовала за ним.
Глава 19.
ТРЕУГОЛЬНИК
У входа в архив в самом деле горела огромная куча бумаг.
К несчастью, первая потребность народа после победы состоит в том, чтобы все разрушать. Архив Бастилии был разорен.
В этой просторной зале хранились многочисленные планы и тюремные книги; здесь находились дела всех заключенных, содержавшихся в Бастилии последние сто лет.