Апостол Смерти
Шрифт:
— Привет!
— Ну как там в Турции?
— Ой, Дёма! Ещё утро, а уже такая жарища! — восторженно говорила Лера. — В чёрном ходить вообще нереально, краситься бессмысленно. Целыми днями в море купаемся, Вадик вечно брызгается, да и не поныряешь особо с макияжем. Я в первый день уже через десять минут как панда была. Хожу теперь… в цветном, не накрашенная, с пучком на голове, — смущённо и виновато призналась она.
— Я бы на это посмотрел, — улыбнулся Демид с непривычной мне теплотой. — Сделаешь фото?
— М-м… ну не знаю, — ещё больше смутилась Лера.
— Давай, не жадничай.
Она вздохнула.
— Хорошо. Каждый вечер ходят куда-нибудь вдвоём. Счастливые такие, как в медовый месяц… Рома, конечно, по-прежнему всех строит на свой лад, но пока не ругаемся.
— Ну и слава богу. Я знаю, как с ним трудно, но постарайся с ним поладить, хорошо? Ради мамы и меня.
— Угу…
— Сама-то как? Больше не встречала жутких не упокоенных духов?
Вопрос некроманта прозвучал невинно и по-дружески насмешливо, но я сразу догадался — в нём и был весь смысл этого звонка.
— Нет. — Лера понизила голос. — С тех пор, как… ну, ты знаешь, больше ни разу. Ни он, ни кто-либо другой.
Он получил, что хотел, и скоро нашёл повод закончить разговор. Кинув телефон на сидение рядом с собой — то есть, под меня — Сумрак принялся задумчиво постукивать пальцами по рулю.
Я понял, что не дождусь от него ничего интересного. Может, догадывается, что я слежу за ним, но почему-то даже не пытается выйти со мной на связь. И смутное подозрение говорило мне, что это неспроста.
Я не рискнул прибегать к своим сверхспособностям. Слабость почти уже отступила, но плечо ещё сильно болело, и я решил добраться до центрального района на автобусе. Сберегу энергию, заодно и успею подумать.
А думать было о чём. Оставшись наедине с собой, я пытался решить, что мне дальше делать с Игорем.
Всего два сказанные Сумраком слова раскрыли мне глаза на моего чокнутого сородича. «Злой дух». И этим всё сказано.
При жизни Игорь не был такой сволочью, как сейчас. Он прилежно учился, строил карьеру ради своей цели, добросовестно занимался бизнесом, вложив в это душу. Не из-за долгов и страха перед судом и коллекторами он покончил с собой. Его убило отчаяние и горе от потери уже второго своего «детища». Имей он при жизни тот же темперамент, что и сейчас, я уверен — он скорее бы прикончил своих обидчиков, чем самого себя.
Быть может, злым духом, жаждущим мести всему миру, его сделало душевное состояние перед суицидом, что и затмило его мёртвый разум и изменило личность. Возможно, в мстительного убийцу его превратил сложный ритуал, причинивший ему такой вред. Не только дичайшую боль, но и предательство человека, которому он рискнул довериться после одной подлости. Всё это вполне объясняет и его неадекватность, и резкие перепады настроения, и необузданную ненависть ко всем живым. Он сам не ведает, что творит.
Я начинал немного корить себя. Стоило бы понять, что с ним что-то не так, общаться с ним по-другому, задобрить, постепенно отвлечь от апатии, а после от озлобленности на весь мир. Может, я и зря виню себя, — как я мог сообразить тогда! — но теперь знаю, что надо делать. Пусть пока и не представляю, как
Я поздно заметил, что пропустил нужную остановку, решил доехать до конечной и выйти на автовокзале. На большой площадке для высадки пассажиров стояло несколько межрайонных автобусов и маршруток, на перронах накапливались пассажиры. Едва ли не вплотную к зданию автовокзала примыкало Старое кладбище с покосившимися или вовсе упавшими набок треугольными памятниками из ржавого металла. Здесь давно никого не хоронят, и без новеньких, ярких цветов, пушистых венков и красочных оградок, обитель мёртвых больше напоминала свалку металлолома. От неё совсем не веяло кладбищенской тоской.
Чтобы побродить среди старых могил, я решил сделать крюк вдоль здания вокзала. Почти уже приблизился к кладбищенскому бетонному ограждению, минуя подъехавший на перрон автобус, как вдруг… Почему-то очень, ну очень сильно, захотелось оглянуться.
Я обернулся и сразу увидел в толпе её. Невысокая и белокурая, одетая в длинное летнее платье, она медленно плыла по течению пассажиров в автобус, вытягивая тонкую шейку в попытке рассмотреть, много ли осталось свободных мест. Даже если и могла, меня она не видела, а я… Я вдруг поддался импульсу, поразившему меня, как мощный электрический разряд.
— Дарья, — сорвалось с онемевших уст. — Да-арь!
И со всех ног помчался на перрон.
В длинном автобусе были открыты только одни двери и, разумеется, самые дальние от меня, в хвосте салона. Я бежал, как живой человек, хоть и хотел домчаться за секунду, вот только не вышло. Не хватило сил.
Едва я поравнялся с кабиной водителя, видя перед собой лишь светлый силуэт в окне, моё раненое плечо сдавила резкая боль. Рывок, кружение, и я проезжаю всем телом по асфальту, тут же хочу подорваться и бежать к автобусу, но получаю удар в живот и складываюсь пополам. Ещё один удар, третий и четвёртый, и я понимаю, что больше не смогу бежать.
— Что, Никитка, больно?! А это ещё цветочки!
Размашистый удар ноги прямо по лицу, и я уже не могу ни видеть, ни соображать, а Игорь продолжает безжалостно избивать меня ногами и кулаками, хватать за голову и с размаху бить носом об своё колено, и сопровождает удары то яростными криками, то грязными словечками.
Я совершенно теряю ориентацию в пространстве и времени, почти утрачиваю рассудок от немыслимой боли и вновь окатившего меня жара. В кратковременный момент затишья еле-еле размыкаю веки и вижу, что автобус закрывает двери, чтобы увезти от меня ту, кого я почувствовал и увидел.
— Нет… Стой! — просипел я, а Игорь издал злорадный возглас.
— Что, коврик в прихожей, будешь просить пощады? — гаркнул он и пнул меня по груди. — Это тебе за то, что нарушил клятву! — Глухой пинок в живот. — А это за то, что выдал меня… И потому что ты меня бесишь! — Ещё пинок. — Теперь бойся, мразь! Ходи, оглядывайся и бойся! Упаси бог тебе ещё хоть раз попасться мне на глаза. Я тебе покажу, что такое настоящий ад!
Он пнул меня напоследок по голове, наградил смачным ругательством, и всё стихло.