Апостол Смерти
Шрифт:
Я боролся, вырывал своё сознание из объятий забвения, смог открыть один глаз, но уже был не в состоянии поднять головы.
Последнее, что я увидел, было заднее окно автобуса, отдаляющегося от меня вместе с моими призрачными надеждами.
— Да…рья… — вырвался из меня утробный хрип, и взор обволокла зыбучая, безразличная тьма.
Глава 13 «Ни живой, ни мёртвый»
Тьма… Густая, кромешная и неумолимая. Ей неважно, хочешь ты блуждать по её нескончаемому тоннелю, или вырваться из густых толщ
Но тут, прежде чем успеваешь отдаться страху, она начинает отступать, точнее, отторгать того, кто томится в её бездонной чёрной материи. Движение, ощущение полёта по беззвёздному млечному пути, неведомая сила крепко подхватывает сознание и вытягивает, вытягивает…
Появляются первые отблески, чернота разбавляется, сжимается в крохотное кольцо в сердцевине красновато-коричневого сгустка, и взор заполняют тусклые краски. Мир расширяется, как вселенная, и постепенно начинают показываться первые его обитатели.
Какое-то движение, щелчок в сознании, и вдруг… я осознаю себя.
Я смотрю в карие глаза какого-то человека, и его немигающий взгляд неведомым образом вырывает меня из забвения. Но кто он? Где я, почему я здесь, и что происходило со мной?
Только потом, поозиравшись, обнаруживаю себя посреди городской улицы. Пешеходы передвигаются очень быстро и прикрывают руками покрасневшие лица. Куда же они так торопятся? Почему видно одни только глаза, а в них такая угрюмость, а у кого-то вовсе злость? Я приглядываюсь к прохожим и замечаю иней на их ресницах и мехах воротников. Так значит…
Так и есть. Как я не заметил сразу! Везде снег, стоит морозный туман, а тёмная улица освещена фонарями и разноцветными огнями Ленинского проспекта. Интересно, что сейчас — утро? День? Ночь?
На помощь приходит яркое табло на здании управления комбината. Одиннадцатый час утра, минус тридцать шесть градусов.
Как же так? Что-то подсказывает мне, что совсем недавно было лето…
В отличие от других, кареглазый человек никуда не торопится, спокойно стоит посреди тротуара и в упор смотрит на меня. Приглядываюсь к нему и вижу, что он одет совсем не по погоде. Ни шапки, ни шарфа, ни перчаток. Только застёгнутый на все пуговицы чёрный плащ.
Мне становится не по себе. Я разворачиваюсь и куда-то иду, а люди всё пробегают мимо, торопятся скорее попасть в тёплое место.
Да, ещё недавно было лето, круглосуточное солнце и зелёные тундры. Сейчас же, судя по часам, царствует полярная ночь, а значит, прошло уже несколько месяцев. Вот только где я был всё это время?
Навстречу мне несётся чья-то закутанная в шарф фигура, не сбавляя шага, приближается и просачивается прямо сквозь меня, как через голограмму. Я останавливаюсь.
А ведь я умер… Умер и, кажется, уже давно осознавал это. И привык?..
Воспоминание за воспоминанием, мысль за мыслью, мимолётный шок, железной рукой скрутивший всё внутри меня, и память возвращается ко мне. Это бессмысленный страх, ведь я уже принял
Обернувшись, вижу, что мужчина в чёрном плаще стоит неподалёку от меня и продолжает за мной наблюдать. Неподвижный и невосприимчивый к кусачему морозу. Мимо него проходит один человек, второй и третий, а четвёртый, низкорослый подросток с рюкзаком за плечами, неожиданно выскальзывает прямо из его тела и невозмутимо идёт дальше. Это никого не удивляет, потому что никто не видит ни меня, ни этого человека. Мы оба мертвы.
Он понимает, что я догадался об этом, оценивает мою адекватную реакцию и приближается.
— С возвращением, Никита, — говорит тихим, хрипловатым голосом.
Ему не меньше сорока лет. Тонкие сетки морщин, как паутины, растягиваются от нижних век к уголкам глубоко посаженных глаз. Длинное лицо с выпирающими острыми скулами и выступающими глазницами выглядит жутковато — обтянутый тонкой щетинистой кожей череп.
Я не знаю, как понял, с кем меня столкнула судьба, но, как сказал дьявол, факт — самая упрямая в мире вещь.
— Ну здравствуй… Антон.
Если бы мы были видны окружающим, нас бы приняли за двух приятелей, мирно гуляющих по проспекту, с той лишь странностью, — сумасшествием! — что в зимний мороз оба одеты в весенние вещи.
Во время «прогулки» со своим сородичем я отметил ещё одну особенность его внешности. Тёмные волосы Антона были заплетены в хвост и почти доставали до поясницы. Антона не смущали несколько седых прядей, местами крупных, местами еле заметных. В какой-то мере они даже сочетались с необычной для его возраста наружностью и создавали образ мудрого колдуна, за плечами которого не только большой жизненный опыт, но и множество недоступных простому смертному сокровенных знаний.
Я вспомнил других некромантов — солидного Демида, предпочитающего чёрные элементы гардероба и ненавязчивую атрибутику, длинноволосого Фантома с крутой бляхой и неизменной цепочкой на джинсах. Не обратить внимания на Хеллсинга, которому так и не удалось втереться в их общину, и вовсе нереально. Что тут скажешь — последователи магии смерти просто смеются в лицо конспирации.
Нам с Антоном было о чём поговорить. Наконец-то её милость смерть послала мне того сородича, что мог пролить мне свет на многие тёмные углы моего обиталища, именуемого «ни здесь, ни там».
Оказывается, после жестокого избиения я впал в длительный сон, а сегодня пробудился и бродил по городу в абсолютном беспамятстве, пока Антон не вернул меня в реальность. Столь долгий сон он объяснил тем, что будь я живым, Игорь забил бы меня до смерти. Скорее всего, даже бесплотная оболочка имеет свой порок боли и повреждения, но, не имея способности умереть во второй раз, нуждается в длительной реабилитации.
— Почему я пришёл в себя только сегодня? — спросил я, глядя под ноги. — Почему именно сегодня? Какое сейчас число? Месяц? Год?