Арабская стенка
Шрифт:
— Не берет. Он тебя дважды презирает.
— По какой это причине дважды-то?
— Ты еще стенку обещал достать тут одному человеку. И я тебе звонил в Москву насчет того человека. И Вася просил, и Наташка моя просила.
Зорин покраснел густо, левая его нога запрыгала под столом, он, придерживая колено рукой, заорал так, что с оконного карниза, разбежавшись вязкой поступью, упал в пустоту сизый голубь.
— А этот ваш наглый блондин вообще ничего не получит! — Зорину воочию представилась румяная физиономия Бублика, его панибратская манера держаться, дурацкие подмигивания,
Борода егеря затряслась мелко — егерь смеялся. Зато управляющий Быков посмурнел, качая головой, — он думал о том, что возраст у Зорина уже не для шуток: хватит, чего доброго, мужика кондрашка, тогда настоящая беда будет. Почти у всех, кого близко знавал по службе управляющий, имелась болезнь сердца, нажитая в заседательских треволнениях. Быков осторожно положил трубку и покачал головой, глядя пустыми глазами на бороду Мясоедова, которая уже не вздрагивала: егерь тоже слегка загорюнился, испытывая укор совести.
— Женить тебя надобно, Васька! — сказал с решительностью управляющий Феофан Иванович Быков. — Взбрыкиваешь ты, как телок, солидности нет в тебе, Васька. И меня, дурака, втравил в историю!
Зорин юмором обладал, даже в избытке, но завихрился не на шутку, имея на беду свою тоже, как и Вася Мясоедов, кавказский темперамент. Олег Владимирович велел секретарше тут же соединиться с начальником торга и, когда говорил с начальником, сильно заикался:
— Хочу на твоих складах побывать, где мебель отгружают.
— У меня совещание, извините. Из области товарищи приехали. Дать человека?
— Не надо, я сам.
На базе горторга произошло паническое шевеление, когда на обширный заасфальтированный двор вкатила черная «Волга». Навстречу выбежал откуда-то из таинственных пакгаузных недр пожилой мужичок в фуфайке и войлочных тапочках, почтительный. Зорин пожал мужичку руку и услышал, что имеет дело со счетоводом, услышал также, что сегодня пятница и все руководство на совещании, вплоть до заведующего Симы Чемоданова.
— Как, простите, фамилия заведующего?
— Чемоданов. Сима.
Зорин поморщился: ни в фамилии, ни в имени не было солидности, заместителю представилось, что командовать этим хозяйством с верстовыми бараками в камне должен, к примеру, Генералов Варфоломей или Бугаев Никандр, а тут на тебе — Сима Чемоданов. «Наверняка бардак развел этот деятель, — подумал Зорин, шумно втягивая носом сырой здешний воздух, пахнущий бетоном. — Легкомысленный, наверно, человек?» — и спросил:
— Молодой?
— Кто? — Счетовод в фуфайке задрал голову, глядя на приезжего снизу вверх.
— Заведующий.
— За тридцать. Грамотный. Дело знает. На хорошем счету.
— Та-а-к… Тут к вам арабские стенки поступали, кажется?
— К нам всякие стенки поступают, товарищ Зорин.
— Имею в виду арабские, с музыкой которые.
— Сколь работаю здеся с музыкой мебели не поступало. Может, я вас не совсем правильно понял?
— Вы меня правильно поняли. Сам видел: платяной шкаф открываешь, скажем, пижаму повесить, а тут тебе — мелодия бравурная. На какую-то нашу похожа. «Не брани меня, родная», — вроде? Ну, русская народная песня такая.
— Как же! Матушка моя покойница ладно ее выводила при застолье добром, да под рюмочку рябиновой. А пижаму я не ношу — барская это привычка, пижамы носить.
— Я тоже пижаму не ношу. Как вас по батюшке-то?
— Сидоренко моя фамилия. Макар Макарович я.
— Очень приятно. Мне бы надобно точно знать насчет этих самых стенок. Можно?
— Отчего же нельзя, счас накладные погляжу. Вы здеся побудете или со мной?
— Я здесь побуду.
Бараки, — они тянулись в три ряда, шлакоблочные, с низкими шиферными крышами, огороженные дощатым забором с колючей проволокой поверху, — производили мрачноватое впечатление, и Зорин затосковал, раскаиваясь уже, что поперся сюда с утра пораньше, но тотчас же успокоил себя злорадной мыслью о том, что вислозадый блондин арабской стенки не получит, что Быков, а также егерь Васька Мясоедов останутся с носом. Ради этого стоит постараться. Потом заместитель переключился на размышления о том, зачем вислозадому блондину нужна именно арабская стенка и никакая другая? «Скорее всего, из-за музыки он на нее зарится». Представилось, как блондин созовет гостей («А жена у него ничего, Шурочка, кажется?»), как откроет дверь платяного шкафа, скособочит голову и послушает со сладкой улыбкой музыкальный стон, исходящий из ниоткуда.
— О-о! — удивятся гости. — Где отхватил?
Блондин поднимет палец тычком и ответит со значительностью:
— Уметь надо! Связи…
Чего доброго, еще и побахвалится, что недаром пьет коньяк с заместителем председателя горисполкома, на «ты» с ним. И вообще… У Зорина от таких размышлений опять, как давеча в кабинете, заходила ходуном левая нога. «Не бывать тому, хоть вы лопните все!»
Скорым шагом прибежал счетовод, он уже издали облегченно закивал, улыбаясь: есть на складе те самые арабские стенки, о которых было спрошено.
— Желаете посмотреть, где стоят?
— Желаю.
Стенки стояли на видном месте, как раз напротив застекленной конторки, где располагался заведующий складами. В конторке был небольшой канцелярский стол, несколько стульев да шкаф, заваленный бухгалтерскими фолиантами в самодельных переплетах. Здесь было темновато, от бетона несло костоломной сыростью. Зорин зябко поводил плечами:
— Нежарко тут у вас.
— Зимой еще ничего, зимой батареи топят, а вот по весне — ревматический климат, товарищ заместитель.
— Да-а. Так вот. Эти стенки надо спрятать воо-он туда, — Олег Владимирович показал кулаком в темное складское нутро. — И загородить их стульями, что ли. Стульев у вас много?
— Стульев — миллен.
— Стульями и загородите, да так, чтобы никто не нашел.
— Когда это сделать?
Зорин почувствовал на своем затылке горячее дыхание ненавистного блондина и решительно сказал:
— Сейчас же, немедленно! А вместо арабской мебели, поставите сюда другие ящики, какие угодно.