Арабские поэты и народная поэзия
Шрифт:
Чрезвычайно выразителен повтор глагола «привела» в первой строке. Прием повтора характерен для арабской народной поэзии.
На пути молодых людей в арабских странах стоят не только религиозные устои, но и обычай уплаты калыма за невесту, преподнесения невесте дорогого подарка в день обручения, обязанность невесты приобрести приданое. Вот песня «За шесть реалов, отец, отдай меня замуж»:
За шесть реалов, отец, отдай меня замуж. Во имя Пророка, мама, скажи отцу, чтобы он согласился и хоть за один реал выдал меня замуж. Во имя Пророка, мама, скажи отцу, если это будет реал, я куплю все равно великолепный алмазный венец и алмазные серьги,— пусть устроит мою свадьбу. Отец мой даст реал, брат мой — реал, дядя — реал, Пусть он отдаст меня замуж — лучше, чем позор.Сама брачная церемония не могла не найти места
В варианте рассматриваемого здесь сборника содержится намек на время создания текста; появляется слово «пудра», попавшее в египетский диалект из французского языка и употребленное вместо чисто арабского «нарумянюсь» в других вариантах. Дополнения, замены, варианты данного сборника песен демонстрируют важность работы, проделанной его собирателем. Песня «Хенна, о, хенна!» до сих пор пользуется широкой популярностью в Египте. Она встречается и в литературных произведениях современных арабских писателей. Начальные ее строки можно прочесть в рассказе Ридвана Ибрахима «Свадьба», направленном против жестокого обычая насильно выдавать девушек замуж и содержащем многие этнографические подробности. Рассказ этот опубликован в сборнике «Раны народные» [218], где слово «раны» (джирах, 3), обычное для лирических песен, переосмыслено в социальном плане: это рассказы о судьбах простого народа.
Положение арабской женщины определено чрезвычайно жестокими законами, карающими смертью за потерю девственности до замужества или измену мужу. Несмотря на это во многих народных песнях поется о незаконной любви или об обмане злого мужа. Так, в песне «Красавица, судьба ополчилась на нас» говорится:
Она сказала мне: «Приходи ко мне домой, ты весь исхудал и высох». Я ответил: «Но ведь дома твой муж». Она сказала: «Не бойся, приходи в полночь, Я выйду и открою тебе. Только боюсь, что соседи увидят тебя и побьют, А мне тебя жалко». Она сказала: «Приходи ко мне домой, переоденься и сделай вид, что ты плотник, в полночь будешь ты гвоздь вбивать, а я буду вместе с тобой».Эта песня не о легкомыслии, а о трагедии влюбленных. Начинается она с горького восклицания молодого человека, невесту которого выдали замуж за другого и который высох от любви. Его возлюбленная готова изменить мужу потому, что старая любовь не забыта.
Выразительность песни достигается при помощи особого приема: диалога героя со своей возлюбленной, когда строки начинаются словами «она сказала», «я сказал/ответил». Этот прием характерен для восточной поэзии вообще. Ахмед Рушди Салих в своих исследованиях по фольклору, касаясь вопроса о запретной любви и измене мужу, в качестве примера народных песен на эту тему приводит широко распространенный маввал о Йусуфе и Зулейхе, имеющий в основе библейско-коранический сюжет. Здесь же он указывает, что вообще «любовь — в народном сознании — входит в круг запретных вещей и рассматривается в известной степени как проституция, особенно в отношении женщины» [202, ч. 1, с. 106]. А. Р. Салих приводит большое количество примеров, иллюстрирующих его мысль. Однако можно привести еще больше примеров, которые подвергнут сомнению тезис о беспощадном осуждении любви, даже незаконной, в народной поэзии. Распространенность песен о незаконной любви, об измене мужу, можно объяснить естественным протестом народа против жестоких обычаев, не свойственных его свободолюбивому духу. Девушку часто отдают замуж за нелюбимого. Знаток египетских обычаев Ахмед Амин пишет: «Часто случается в Египте, что старик 60-70 лет женится на молодой девушке, и это бывает причиной того, что женщина выходит из дома и обманывает мужа» [199, с. 254]. Среди песен сборника есть одна и об этом горе — о неравном браке:
Почему вы отдаете меня за седого? Разве я уродлива или еще что-нибудь?Народные песни и рассказы о неверных женах, являющиеся, несомненно, протестом против бесправного положения женщины, широко распространены не только в Египте, но и в Индии [103], и в Иране [53, с. 58-62], и в других странах мира.
Нередко в песнях «ал-‘авалим» встречается также тема вина и развлечений. Распространение курения гашиша и потребления вина А. Р. Салих связывает с общественными причинами, а именно с хозяйничанием в Египте турок, а позднее англичан, когда всячески подавлялись политические права и свободы народа [201, с. 234-237]. Однако следует указать, что распространение винных мотивов в египетских народных песнях, как представляется, связано не только с иностранным господством, но в большей степени с известной традицией в арабской поэзии, ведущей начало с доисламской эпохи и нашедшей свое яркое выражение в творчестве Абу Нуваса в его знаменитых «хамрийят», а также и в суфийской поэзии, где вино выступает как символ духовного экстаза. Народной арабской поэзии различных арабских стран и эпох тоже известен этот жанр, например, заджали Ибн Кузмана (XI-XII вв.) в Испании, Омара ал-Маххара (XIII-XIV вв.) в Сирии [73, с. 179], Ибн Судуна (XV в.) в Египте, а также песни уличных египетских певцов XVI в. [163, с. 146-151]. В одной из песен о вине упоминается «коньяк», что служит показателем новизны песни, другая — «Приходи, мой любимый, пьянствовать под сенью жасмина» [272, с. 29] — известна в нескольких вариантах: по книге А. Р. Салиха [201, с. 237], по рукописи Санкт-Петербургского университета [115, с. 5].
Не только эта, но и некоторые другие песни сборника представляют варианты более старых египетских маввалей. Так, можно сопоставить начало песни «Море течет, а у него острова» [272, с. 28] с маввалем из рукописи Санкт-Петербургского университета «О, море! Почему ты течёшь, а острова зеленые» [115, с. 12].
Песни «ал-‘авалим» содержат важные материалы этнографического и исторического характера. В них приводятся названия различных видов одежды, украшений, тканей, мебели, видов пищи, напитков, овощей, плодов, цветов, названы многие города Египта, районы и улицы Каира, в них отражаются различные суеверия, например, поверье, что можно привлечь любовь мужчины, ударив его туфлей-шибшибом. Названы разнообразные профессии, и некоторые из них не найти ни в словарях, ни в этнографических описаниях Египта, например габбад [272, с. 19] «достающий воду из колодца, носильщик тяжестей».
Лексика, характерная для любовной арабской лирики, повторяется и в этих свадебных песнях, они содержат ее употребительные единицы всех групп [272]:
1) чувство любви: хубб, ваджд, шаук, мавадда, висал (с. 17, 18), хава, васл (с. 26), махабба (с. 22), ‘ишк (с. 4), видад (с. 5), гарам (с. 5, 17, 25), курб (с. 9), хана (ку‘ус ал-хана‘) (с. 5), хийам (с. 10), са‘д (с. 6);
2) предмет любви — хабиб (с. 17), хабиба (с. 11), махбуб (с. 23), хибб (с. 4), ахбаб, хабайиб (с. 9), султан ал-милах (с. 5), газал (с. 5, 12), гусн ал-бан (с. 4), гусн ал-ас (с. 3), гусейн ал-бан (с. 16), сид (с. 9, 11, 12), хелв, хилл, рух-и (с. 12), абу ‘айн сода (с. 30), залим (с. 80), джамил (с. 17, 26), вахид рух-и, фатин ал-гизлан, салих фу‘ад-и (с. 26), гали (с. 30), бадр (с. 5), ахл ал-хава (с. 8), сада кирам (с. 6), садат-а (с. 29);
3) лирический герой — ‘ашик, сахран, му‘анна (с. 4), муграм (с. 16), муграм сабаба (с. 8), хайран (с. 12);
4) антагонисты лирического героя — ‘азул, ‘авазил (с. 12, 88, 90, 96);
5) помощники лирического героя — мирсал (с. 22), табиб (с. 24), надим (с. 9);
6) фон любви, природа — лейл, лайали (с. 6, 9, 10, 13, 17), вард (с. 3), камар (с. 5), нуджум (с. 5), бустан (с. 26), бахр (с. 34, 72, 73), балабил (с. 4).
В рассмотренных свадебных песнях встречаются синонимические словосочетания, в которых один компонент одинаков, а другой варьируется; так, наряду с гусн ал-бан «ветка ивы» употребляется гусн ал-ас «ветка мирта», от слова гусн «ветка» образуется уменьшительное имя гусейн ал-бан «веточка ивы»; муграм сабаба «влюблен страстно» и меййит сабаба «мертвый от страсти» [272, с. 28]; наряду с известными по другим текстам малих ал-милах «красавец из красавцев», амир ал-милах «эмир красавцев» и сеййид ал-милах «господин красавцев» здесь — султан ал-милах «султан красавцев». Встречается также употребление множественного числа вместо единственного — садат-и «мои господа, моя любимая». В песнях этих обильно представлена опорная ключевая лексика арабской лирики и традиционные штампы, формулы: