Аракчеев: Свидетельства современников
Шрифт:
Рассказы крестьян и солдат об Аракчееве
1. Рассказы бывших военных поселян о графе Аракчееве [664]
Когда была убита кастелянша Аракчеева, то тело ее было погребено в Грузине и на памятнике сделана надпись: «Здесь покоится прах Анастасии». Но нашелся такой человек, который, чтобы рассердить графа, внизу под этой надписью на бумаге написал:
Здесь покоится прах Анастасии и Аракчеева к себе зовет для благости России [665] .
664
«Рассказы бывших военных
665
В одном из альбомов первой трети XIX в. (ОР РГБ. Ф. 244 (Собрание рукописей П. П. Шибанова). № 256. Л. 188 об.) после списка сатиры Рылеева «К временщику» находится «Епитафия Шумской», обращенная к А.: «Здесь прах лежит убитой Настасий, // Ложись и ты туда для щастия России».
Каким колдуном ни был граф, но никак не мог отыскать проказника.
Графский повар говорил, что он тайком от графа нюхал табак, а граф ему запрещал.
Вот однажды Аракчеев, чтобы уличить повара, ощупал в кармане у него табакерку и спросил: «Что это такое?» Заставил вытащить и потом велел ему эту табакерку положить на пол и самому разбить ее молотком, чтобы он не осмеливался больше нюхать. Повар по своей привычке не утерпел и обзавелся новой табакеркой, но скоро граф заставил его и эту разбить. Тогда повар стал носить табак то в бумажке, то в платке. Видит граф, что ему не отучить повара нюхать табак; купил ему в подарок дорогую серебряную табакерку, а потом и сам нередко вместе с поваром нюхал из этой же табакерки.
2. Рассказ новгородского старожила [666]
У Аракчеева, в его Новгородских военных поселениях, был один штаб-офицер, которому, как почти всем тогдашним офицерам, донельзя противна была вся эта неустанная, ежечасная деятельность по так называемому муштрованию несчастных тамошних крестьян, превращаемых в каких-то кукол наподобие потсдамских, лудвигсбургских и иных немецких воинов. Штаб-офицер этот имел в своем ведении целый поселенный участок и должен был с утра до ночи заниматься всяческою чистотою от рубашки крестьянина до паутины по углам его избы, от канав и изгородей до измерения угла при подъеме ноги на учебных смотрах. Что делать? Как ни противно, а служба! Ею дорожили в старину больше нынешнего. Затаенную злобу на эти беспощадные порядки штаб-офицер выразил иронически. В домашнем хозяйстве своем он развел множество индеек и устроил им большие клетки с ящиками снаружи для корму. Долговременным упражнением довел он индеек до того, что, как только клетка отворялась, индейки чинно и стройно выходили из нее, в предводительстве зобастого петуха, и поочередно становились одна за другою у ящиков, вытягивали шеи и оставались неподвижны до тех пор, пока штаб-, офицер гнусливым аракчеевским голосом не произносил слов: «Здорово, ребята!» Тогда только петух бормотал обычные свои звуки с трясением красного зоба, а вместе с ним все индейки стройно и в один миг оборачивались и принимались клевать пищу. Это повторялось ежедневно утром и вечером, и фронтовые шаги и обороты птичьи доведены были до высокого совершенства. Крестьяне-солдаты об этом знали и, конечно, про себя выражали сочувствие затее чудака, своего начальника. Слух о ней, разумеется, дошел до самого Аракчеева, сего грозного Силы Андреевича. «Быть беде!» — думает штаб-офицер.
666
«Рассказ новгородского старожила» печатается по: РА. 1889. № 8. С. 562–563 (здесь опубликован с редакторским заглавием «Пернатый батальон»).
Однажды приезжает к нему в участок Аракчеев и начинает подробный осмотр с обыкновенными своими придирками. Но начальник поселенного участка был деятелен и заботлив: куда ни пойдет Аракчеев, все в отличном порядке и полнейшей исправности, все согласно инструкциям и напечатанным планам, всюду примерная чистота, каждая вещь под номером и на своем, назначенном месте. Даже в избе солдата-поселенца подметено, выметено; ни паутины, ни сору. Аракчеев доволен, заметно смягчается и начинает убеждаться, что штаб-офицер простер свою порядливость даже на индеек не в насмешку, а по любви к делу. Обозрев все поселения и все нашед в хорошем положении, он спрашивает штаб-офицера: «Ну что еще у тебя посмотреть? Не покажешь ли твоего собственного хозяйства?» И вот они отравляются в офицерскую усадьбу, и тут тоже тщательный осмотр. «Да нет ли у тебя чего особенного
Грозный граф доволен отменно и уезжает, похваливая усердного офицера.
3. Крестьянин Шеллоник
Граф Аракчеев [667]
Люблю я слушать рассказы дедушки Ивана о старине. Рассказывает Дедушка живописно и просто — факты он передает так, что будто бы ты сам видел их, заметил все мелочи.
Записывая рассказы дедушки, я чувствую, что они многое теряют под моим пером.
А рассказывает дедушка о тяжелых временах аракчеевщины, о военных поселениях и о всякого рода издевательствах над мужиками разного начальства.
667
Рассказ крестьянина Шеллоника «Граф Аракчеев» печатается по: Жизнь для всех. 1911. №12. Стб. 1737–1745.
Сам дедушка Иван не жил во времена царства Аракчеева и о деятельности его он узнал от старожилов, а главным образом от своего отца Степана и деда Феофана.
«Терпеть не могу, — начнет дедушка Иван, — когда начнут ругать графа и называть его — такой, сякой — мучитель, тиран… Благодетелем мужиков был Аракчеев, добрым и заботливым отцом, а не мучителем. Без хлеба ни один не сиживал, не вздувало с голоду брюхо, как в нынешние времена.
А лупцевал он нашего брата за дело — дарма никого не обижал. Пьяниц и лентяев не любил он дюже, а зато кто работал по порядку, то тому граф оказывал всякую помощь. Бывало, околела лошадь или корова — другую распорядится дать, — получи и работай!
А теперь что? Пьяниц разводят, чтобы водки больше выпили, кабаков понастроили!..
Чтобы нынче кому корову или лошадь дали, хотя бы взамен околевшей, — и вспомину нет. Последнюю со двора уводят. Теперь вот и хлеба нет, и работы нет, и дров неоткуда привезти, — кругом леса барские да казенные, а подати все-таки подай. Выжимают последнюю силу…
Аракчеев, бывало, возьмет оброк только с того, кто в силу взойдет, кому нет от этого разоренья…
Да и народ-то нынче стал не то, что прежде. Видно, Бог в наказание и начальство-то такое дал.
Эво, теперь не могут соблюсти порядка в полях. Ни дорог, ни канав, ни мостков не стало в поле; плехнет немного дождя, ну и затонули все полосы и все труды, а дороги обращаются в лужи — ни пройти, ни проехать. Стыдно за народ-то становится…
Приезжают агрономы, говорят о том, как лучше работать надо, о травосеянии, о скотоводстве, а что из этого толку? И добра агрономы-то желают, это видно, — спасибо им, но народ-то… Снопы на полосах начинают воровать один от другого, и может ли тут идти речь о травосеянии?
При Аракчееве не так было. Он за такой беспорядок запорол бы.
У графа не было агрономов, и он не допустил бы уговаривать мужиков, чтобы лучше работать.
У него агроном сидел в голове. Приедет, осмотрит, прикажет, и глядишь — мужик с хлебом. Да и на поля-то любо посмотреть было. Всюду порядок, канавы глубокие, не засорены, дороги ровные, а рожь-то так весело колышется, словно кланяется в пояс каждому и говорит спасибо за внимание к ней. <…>
Вспомнишь Аракчеева — царство ему Небесное — не раз, глядя на теперешние порядки», — и дедушка всегда в конце своих суждений высказывает пожелание, чтобы граф явился с того света хотя на один бы годик почистить землю от мусора.
Теперь передам несколько отдельных рассказов дедушки, характеризующих Аракчеева в разные моменты истории его власти и господства.
В изложении буду придерживаться того порядка мыслей и фактов, который установился в голове у дедушки, а также, по возможности, буду дословно воспроизводить наиболее характерные выражения дедушки.
«Прежде не так живали — по спинам нашим и наших отцов ходила палка и розги, собой ты не мог распорядиться ни на одну минуту, — везде чувствовался сердитый и дозорный глаз Аракчеева. Прежде и народ не такой был: покорно исполнял он волю начальства и безропотно вытягивался перед ним в «струнку».