Аравия. Прошлое и настоящее
Шрифт:
Во время стоянки «Аскольда» в Бендер-Аббасе, где экипаж крейсера отмечал день «тезоименитства Его Императорского Величества Государя Императора Российского», произошел курьезный, по словам русского дипломата, случай, «сыгравший на авторитет России». «Во время праздничного молебна и торжественного построения экипажа корабля, на котором присутствовал генерал-губернатор Бендер-Аббаса, в порт вошла английская канонерка (“Cossack”), и сделала салют». При этом число произведенных ею выстрелов соответствовало тому их количеству, что предусматривались нормами протокола для приветствия правителей. На рынках города долго потом, сообщал российский консул, можно было слышать шутки торговцев насчет того, что англичане, дескать, стали уже уважать русских настолько, что готовы салютовать им как «монархам Залива».
Во время стоянки «Аскольда» в одном из портов Персидского залива (скорее всего в Кувейте) с него сошел на берег интересный человек — Борис Шелковников, почетный член Института археологии и член Российского географического общества (так значилось в его документах), а на самом деле — профессиональный военный, капитан артиллерии. Прибыл он с судном по заданию Закавказского военного округа. Дело в том, что округ этот соприкасался в то время с 6-м турецким корпусом, расквартированным в Багдаде, Мосульском и Басрийском вилайетах. Российское военное ведомство интересовало все, что было связано с деятельностью этого корпуса, с сооружением знаменитой Багдадской железной дороги (проложить ее, к слову, планировали по маршруту, которым в древности двигался в Месопотамию Александр Македонский), а также с ситуацией в Месопотамии и в зоне Персидского залива в целом. В мае 1903 года российский разведчик вернулся в Россию. За время командировки он обстоятельно исследовал Месопотамию, побывал в святых для мусульман-шиитов городах, Кербеле и Неджефе, и в 200-страничном отчете представил российским штабистам интересовавшие их сведения о дислокации 6-го турецкого корпуса и о деятельности в регионе представителей европейских держав. Описал даже открытое в районе Каср-Ширина месторождение нефти.
Архивные документы МИД Франции свидетельствуют, что в ходе подготовки похода крейсера «Аскольд» рассматривался вопрос о совместной миссии в Залив военных кораблей России и Франции. Русские информировали меня о том, сообщал в Париж французский посол в России, что крейсер «Аскольд», направляющийся в Персидский залив, «мог бы повстречаться там, в ноябре, с одним из наших военных кораблей» (81).
Предложение Санкт-Петербурга о совместных, российско-французских, походах военных кораблей диктовалось целым рядом соображений практического порядка. И в первую очередь желанием Морского министерства России получить разрешение Парижа на пользование кораблями русского военного флота французским угольным складом в Маскате. Забегая вперед, заметим, что получить такое разрешение, несмотря на множество связанных с ним перипетий, России все же удалось, но только в сентябре 1903 года. Российское посольство в Париже было официально уведомлено (нотой МИД Франции) о том, что уголь русским военным кораблям, «в случае надобности», отпускаться со склада в Маскате будет, но «не более одной трети имеющегося там в наличии». При этом подчеркивалось, что Морское министерство Франции никак не может связывать себя обязательством отпускать уголь «во всякое по требованию России время, имея в виду надобности по снабжению им своих собственных судов».
Совместный поход в Персидский залив российского и французского военных кораблей состоялся в феврале — марте 1903 г. — в составе русского крейсера 2-й категории «Боярин», во главе с капитаном II ранга В. Сарычевым, и французского крейсера «Инферне». Цель похода заключалась в том, чтобы продемонстрировать в Персидском заливе «морские силы двух дружественных наций» и «наличие у них в этом районе интересов».
Подготовка к походу началась еще в феврале 1902 года. Министр иностранных дел России, сообщал в Париж французский посол в Санкт-Петербурге (19 февраля 1902 г.), срочно пригласил меня для беседы «по поводу плана совместного посещения вод Персидского залива русской и французской эскадрами». Он попросил оперативно, насколько можно, проинформировать его относительно «количества и категории судов», которые могла бы «выделить Франция для данной экспедиции» (82).
Документ этот — чрезвычайно интересен. Он свидетельствуют, что масштабы «проектного эскиза похода» были грандиозными — планировалась военно-дипломатическая миссия в Персидский залив, к берегам Аравии, двух эскадр крупных мировых держав. Таким ходом российская дипломатия имела в виду «резко склонить чашу весов» симпатий населения Прибрежной Аравии, завоеванных уже к тому времени Россией, в том числе экипажами «Гиляка», «Варяга», «Аскольда», а также российскими дипломатами, купцами и учеными-путешественниками, в сторону Российской империи.
Заинтересованности в упрочении позиций России в Персидском заливе у Франции, конечно же, не было. В Санкт-Петербурге понимали это, и на обеспокоенность Парижа в связи с возможными крупными для России дивидендами политико-дипломатического характера от совместного похода к берегам «Острова арабов» военно-морских эскадр реагировали гибко. Главным для российской дипломатии было то, чтобы идею о совместном военно-морском походе, «неважно в каком формате», но реализовать.
В появившемся вскоре первом «рабочем варианте» похода речь уже шла не об эскадрах, а о двух отрядах кораблей. «Довожу до Вашего сведения, — писал министру морского флота мининдел Франции (28 февраля 1902 г.), — что российское правительство, как нам стало известно, отдало приказ трем военным судам... оставаться в Индийском океане и ожидать дальнейших указаний в виду посещения Персидского залива» (83).
Архивные документы свидетельствуют, что после взвешивания всех «за» и «против» Франция намеревалась послать в Персидский залив два крейсера — «Шослу-Собаль» и «Катиналь» (84). Местом встречи русских и французских кораблей должен был стать Маскат.
В случае Вашего согласия с моими соображениями относительно названных выше судов, сообщал министр морского флота Франции в письме французскому министру иностранных дел (11 марта 1902 г.), мною будут отданы соответствующие распоряжения.
Вопрос о совместном походе кораблей был, видимо, к тому времени согласован окончательно. В докладной записке МИД Франции от 16 марта 1902 г. упоминалось даже об указаниях французскому консулу в Маскате «насчет организации приема в честь офицеров французского и российского кораблей, и выделения на эти цели 1,5 тысяч франков» (85).
Вместе с тем, когда российская сторона поинтересовалась возможностью загрузки русских военных судов, направлявшихся в Персидский залив для совместного похода, углем с французского склада в Маскате, в контактах Санкт-Петербурга с Парижем образовалась многозначительная, по выражению российских военных, дипломатическая пауза (86). Устранить ее удалось только к концу 1902 г. Именно в это время в переписке МИД Франции со своим посольством в Санкт-Петербурге, а также в документах Министерства морского флота Франции вновь стала фигурировать тема о «совместной с русскими акции военной дипломатии в Персидском заливе» (87).
Однако речь теперь уже шла даже не об отряде кораблей, и тем более не об эскадре, а только об одном судне — о крейсере «Инфер-не». «Правительство Его Императорского Величества, — сообщал в Париж французский посол в России (18 ноября 1902 г.), — хотело бы знать, не намерено ли французское правительство отдать распоряжение одному из своих военных судов присоединиться к крейсеру «Боярин» для совместных заходов в порты Персидского залива. От нас, — подчеркивал посол, — ждут краткого и безотлагательного ответа» (88).
И такой ответ поступил, но только в январе 1903 г. «В ответ на Ваше письмо от 8 января, — писал министру иностранных дел Франции министр морского флота, — ... имею честь сообщить, что я назначил крейсер «Инферне» для совместного с русским военным судном «Боярин» похода в Персидский залив...» (89). Планировалось, что корабли встретятся в Джибути, где и будут согласованы все детали их совместной экспедиции (90). Руководство ее вменялось в обязанность старшего по званию — командира французского крейсера «Инферне» (91).