Аравия. Прошлое и настоящее
Шрифт:
Понимая, что ожидает Кувейт в случае «утверждения в нем Англии», Россия, с одной стороны, пыталась «разбудить Константинополь», «указать султану на желательность и целесообразность предупредить всякое столкновение с шейхом Мубараком», чреватое лишь усилением в Кувейте и на полуострове в целом влияния Англии (122). С другой стороны, старалась донести до шейха Мубарака мысль о том, или, как выражались русские дипломаты, «показать шейху», что «слабая Турецкая империя менее опасна для ... арабов, чем Англия»(123).
Такой же «монетой» платил русским и шейх Мубарак — был в отношениях с ними предельно, насколько можно, конечно, честен. Российские дипломаты и купцы, военные моряки и путешественники, посещавшие Кувейт, находили в землях Мубарака «более чем радушный прием». Командиров военных кораблей и сопровождавших их дипломатов шейх непременно принимал в своей резиденции. Доставляли их туда на породистых, «нарядно убранных» лошадях, в сопровождении почетного караула верблюжьей кавалерии. На языке бедуинов Аравии это является, к слову, выражением «высшей степени уважения и почета к гостю». Русские купцы подарили шейху Мубараку меховую шубу. В зимнее время, довольно прохладное, заметим, в Кувейте, шейх принимал в ней в своем дворце «иностранных гостей, демонстрируя тем самым, что дружен с Россией», с могучей, как он говорил, «Белой страной, самой большой на карте земли».
Документы Архива внешней политики Российской империи свидетельствуют, что шейх Мубарак «взирал на Государя Российского», как на союзника в деле отстаивания независимости Кувейта (124).
Яркие воспоминания о Кувейте, равно как и о Бахрейне, оставил российский ученый-зоолог Н. Богоявленский (побывал в Персидском заливе в 1902 г.). В Кувейте, в самом городе, «я шейха не застал», сообщает ученый; «он был в лагере, на расстоянии пяти часов езды от города. Сын его, Джабер (наследник), принял меня в высшей степени любезно; поселил во дворце, и тотчас же известил о моем прибытии старика-отца». Шейх Мубарак, отмечает Н. Богоявленский, «приезжал из своего лагеря специально для свидания со мной», а потом — и «во второй раз, чтобы проститься» (125).
Во время встреч и бесед с шейхом Мубараком он, по словам Н.Богоявленского, просил его передать русскому генеральному консулу в Бушире «пожелание состоять с ним в переписке», а также «довести до сведения Государя Императора в Петербурге», что он — «друг русским» и «считает их за своих братьев» (126).
Шейх Бахрейна, продолжает Н. Богоявленский, «просил сообщить русскому генеральному консулу в Бушире о желательности захода русских торговых пароходов на Бахрейн». Интересовался «о числе магометан среди русскоподданных; живут ли магометане в Москве, имеют ли мечети». И задавал эти вопросы, как выяснилось позже, неслучайно. Пытаясь не допустить «распространения на Бахрейне влияния России», англичане пустили слух, что русские, дескать, «душат ислам», насильно обращают мусульман в христианство.
Из воспоминаний Н.Богоявленского видно, что русских, побывавших в шейхствах Прибрежной Аравии до посещения Кувейта и Бахрейна самим Н. Богоявленским, можно было «сосчитать по пальцам». «До сих пор я не знал русских, — говорил, со слов Н. Богоявленского, шейх Бахрейна. — Теперь знаю только Вас, да имею письмо от Вашего консула». Очень хорошо, по словам шейха, «писал о русских в письме к нему ... шейх Неджда Абдуррахман». Он встречался с «руссами» в Кувейте, во время захода туда крейсера «Варяг». Из отчета Н. Богоявленского управляющему генеральным консульством в Бушире Г. Овсеенко, следует, что шейх Бахрейна, познакомившись с «первым в своей жизни русским», составил о нем хорошее впечатление. И поэтому счел возможным передать с ним письмо, адресованное Г.Овсеенко шейхом Неджда. «Я этого письма не передал раньше, — говорил шейх Бахрейна, — так как совершенно не знал русских»; теперь знаю, и доверяю им.
Интересным представляется и замечание Н. Богоявленского о высказывании шейха Бахрейна насчет отношения арабов к англичанам. «Ничего нет удивительного в том, — говорил шейх, — что арабы боятся англичан. Англичане здесь почти сто лет. Их здесь все знают; у них есть здесь и пушки, и военные суда. Других же европейцев здесь нет; и если какой-либо шейх поступит против воли англичан, то англичане сейчас же могут сделать с ним все, что хотят; а русские совершенно не могут помочь, даже если бы хотели, так как силы их очень далеко» (127).
Представляется, что приведенное выше высказывание шейха Бахрейна колоритно и точно отражает политико-дипломатическую ситуацию тех лет в зоне Персидского залива. Россия, пытавшаяся расширить свои позиции в регионе, наталкивалась на жесткое сопротивление этому со стороны Англии. Противостояние в регионе англо-российских интересов и англо-российское соперничество там как таковое в целом было захватывающим и интригующим. И осветив его главные сюжеты и аспекты, притом «прожекторами» уникальных архивных документов, мы поймем, насколько виртуозной должна была быть в то время в Аравии деятельность российской дипломатии.
Нельзя не видеть, отмечается в отчете российского консульства в Багдаде за 1893 г., что англичане, «несмотря на свое и без того уже исключительное положение» в Южной Аравии, «не переставали в отчетный период времени стремится к еще большему упрочению там своего могущества». Смысл их действий — «постепенный мирный захват» в свои руки всего Оманского побережья. «Подобное направление деятельности англичан, видное уже невооруженным глазом», побудило французского представителя в Багдаде «возобновить в 1893 г. ходатайство перед своим правительством о необходимости учреждения в Маскате французского агентства, а также о полезности установления в Персидском заливе рейсов какой-либо французской компании, чтобы этим создать там хотя бы какой-то противовес, англичанам» (128).
О «надвижении» Британской империи на Маскат регулярно упоминали в своих донесениях и российские дипломаты. «Я уже имел честь, — писал в 1896 г. консул в Багдаде послу в Константинополе В. Жадовскому, — в ряде своих донесений довести до сведения Императорского посольства о замечаемых в последнее время настойчиво-агрессивных действиях англичан в Персидском заливе» (129).
Временная дистанция между первым документом и вторым — менее трех лет. Но какой разительный контраст в оценке российскими дипломатами характера действий Англии в зоне Персидского залива вообще и в Южной Аравии в частности: от «мирного захвата» до «настойчиво-агрессивных действий». Причиной тому — обеспокоенность Англии, вызванная «продвижением в Залив России» и активизацией там деятельности Франции и Германии.
Английский консул, полковник Моклер, говорится в сообщении дипломатической миссии Росии из Багдада, «по-видимому, крайне озабочен тем престижем, которое ... приобрело Императорское консульство». И поэтому «старается произвести впечатление на местное население различными театральными эффектами, долженствующими напомнить арабам о могуществе и исключительном положении здесь Англии... Английский стационер «Комета», без всякой надобности, слишком уж часто прогуливается под парами по Тигру» (130). Вопрос о поддержании среди местного населении имиджа Британской империи как «владычицы Персидского залива» — один из главных в деятельности ее дипломатических представительств.