Аравия. Прошлое и настоящее
Шрифт:
В сентябре 1940 г. Германия, Италия и Япония заключили тройственный пакт и распределили сфер влияния в Европе, Африке и Азии. Предпринимались, как известно, усилия привлечь к этому пакту и Советский Союз. В ходе советско-немецких переговоров по данному вопросу в Берлине (12-13 ноября 1940 г.) В. Молотов, по воспоминаниям Густава Хильгера, переводчика Гитлера, которого немцы-участники этих переговоров называли «лингвистическим секундантом советско-немецкого дипломатического поединка», добивался признания новых сфер интересов СССР, прежде всего на Балканах. Гитлер же «толкал Советы в Азию». Предлагал сосредоточить внимание на разделе «британского наследства», этого, по его выражению, «обанкротившегося поместья мировых масштабов», то есть заняться «перспективами глобального масштаба» В. Молотов, как свидетельствуют архивные документы МИД Германии, заявляя, что советское правительство заинтересовано в новом порядке в Европе и было бы готово участвовать, в качестве партнера, в «широком соглашении четырех держав», оговаривал такое участие условием «уточнения ряда вопросов», касавшихся советских интересов на Балканах и в Черном море (127).
25 ноября 1940 г., по возвращении в Москву, В. Молотов (после консультаций с И.Сталиным) пригласил к себе немецкого посла Шуленбурга и просил сообщить в Берлин, что советское правительство «готово принять проект о пакте четырех держав, который касается политического сотрудничества и взаимной экономической поддержки». Присоединение СССР к Тройственному пакту оговаривалось в переданном В.Молотовым заявлении рядом условий, а именно: 1) немедленным выводом немецких войск из Финляндии;
2) заключением пакта о взаимопомощи между Советским Союзом и Болгарией, и размещением советских военных баз внутри полосы Босфора и Дарданелл (Сталин намеревался ввести советские войска в Болгарию, поэтому Москва предлагала подписать в рамках «пакта четырех» протокол относительно военных и дипломатических мер на случай «оппозиции этим планам со стороны Турции»);
3) отказом Японии от концессий на добычу нефти и угля на Северном Сахалине; 4) признанием зоной территориальных устремлений Советского Союза область к югу от Батуми и Баку в направлении Персидского залива (имелись в виду Турция, Северный Иран и Ирак). Москва предлагала также приложить к «пакту четырех» пять секретных протоколов, три из которых фиксировали бы согласие остальных участников пакта на вышеизложенные требования СССР (127*). '
Из сказанного выше видно, что Иран, Восточное побережье Персидского залива и район мосульских нефтепромыслов в Ираке занимали в 1940-е годы видное место на шкале внешнеполитических приоритетов СССР. Именно поэтому 10 декабря 1940 г. коллегия НКИД СССР и приняла решение «считать целесообразным с января 1941 г. возобновить деятельность представительства СССР в Саудовской Аравии». Однако осуществить это решение из-за начавшейся Второй мировой войны не удалось (128).
Новые попытки реанимировать связи СССР с Саудовской Аравией были предприняты Москвой только пять лет спустя. 4 января 1945 г. Султанов, второй секретарь советской миссии в Египте, в беседе с Зирекли, советником миссии Саудовской Аравии в Каире, поднял вопрос об открытии советской миссии в Саудовской Аравии. Во время этой беседы Зирекли, судя по материалам Архива внешней политики СССР, выражал «сожаление и недоумение» тем, что СССР отозвал в свое время своего представителя из Джидды, «хотя для прекращения дипломатических отношений, — как он говорил, — со стороны Саудии никаких причин не было, и нет до сих пор». Султанов информировал Зирекли о намерениях советского посланника в Египте А.Д.Щиборина после вручения верительных грамот встретиться с поверенным в делах Саудовской Аравии. И что если последний пожелает побеседовать с А. Щибориным на эту тему, то «наверняка вызовет в нашем посланнике интерес к данному вопросу и встретит с его стороны благоприятный отклик»(129).
1 февраля 1945 г. на обеде, устроенном МИД Египта, советский посланник А. Щиборин имел беседу с директором Арабского департамента МИД Саудовской Аравии Азамом, сопровождавшим в поездке в Египет короля Абдель Азиза. По словам А.Щиборина, Азам интересовался, почему СССР, поддерживая дипотношения с Саудовской Аравией, не имеет в Джидде своего дипломатического представителя. Более того, высказывал, мнение, как утверждал А.Щиборин, что обмен такими представителями между СССР и Саудовской Аравией в значительной мере способствовал бы улучшению отношений между Советским Союзом и арабскими странами в целом. Ответ А.Щиборина на такие высказывания Азама сводился к тому, что если бы правительство Саудовской Аравии обратилось по данному вопросу к советскому правительству, то определенно встретило бы, по его мнению, благожелательную реакцию. Азам, со своей стороны, обещал, что сделает все, что в его силах, чтобы инициировать постановку саудовским правительством этого вопроса перед СССР в официальном порядке (130).
В Москве стали полагать, что и в Саудовской Аравии не прочь были бы сделать шаг навстречу СССР в деле нормализации двусторонних отношений. Такие предположения еще больше усилились после того, как в августе 1945 г. заместитель министра финансов Саудовской Аравии Сурур Сабан, находясь в Каире, по собственной инициативе нанес визит советскому посланнику в Египте. По словам С. Сабана, как сообщал в Москву советский посланник, король Абдель Азиз Аль Сауд навряд ли сам инициирует вопрос о возобновлении отношений с СССР, так как «без спроса» англичан и американцев сделать это не решится, а «они не заинтересованы в этом». Но если советское правительство, высказывал предположение С.Сабан, «проявит инициативу» и официально обратиться к Абдель Азизу Аль Сауду с предложением «восстановить дипотношения в прежнем объеме», то король едва ли откажет в этом (131).
Никакой реакции из Москвы на все эти высказывания и соображения официальных лиц Саудовской Аравии не последовало. Представляется, что причиной тому, с одной стороны, нежелание советского руководства, пребывавшего на лаврах побед над фашистской Германией и милитаристской Японией, первым сделать шаг в сторону Саудии, и тем самым признать ошибки, допущенные Москвой в отношениях с Абдель Азизом. А с другой стороны, чрезмерная осторожность НКИД СССР, задавленного, затравленного и приниженного репрессиями. Все это, в конце концов, и свело на нет открывшиеся, было, возможности для восстановления Советским Союзом взаимопонимания с Эр-Риядом сразу же в послевоенный период. В обоснование правомерности такой точки зрения можно сослаться на указание НКИД СССР советскому посланнику в Египте (начало сентября 1945 г.) насчет того, чтобы «самому вопроса об обмене диппредставителями в контактах с саудовцами не поднимать». Если же они, отмечалось в этом указании, сами, по собственной инициативе, стали бы затрагивать в беседах данную тему, то посланник должен был отвечать, что «в случае предложения Сауда обменяться представителями, советское правительство отнеслось бы к этому благожелательно» (132).
Несмотря на такую жесткую установку Москвы, А. Щиборин, на свой страх и риск, имея в виду активизировать работу НКИД СССР на саудовском направлении, направил все же наркому
В.Молотову докладную записку (23 мая 1946 г.) с предложением учредить представительство в Саудовской Аравии (133). Никаких решений по ней принято не было.
В 1947 г. в ООН обсуждался так называемый палестинский вопрос. Москва, как известно, заняла, по существу, произраильскую позицию, что привело к резкому ухудшению настроений в отношении СССР во многих арабских странах, в том числе в Саудовской Аравии.
Попытки Москвы восстановить диалог с правящим семейством Аль Сауд в конце 1940-х — начале 1950-х годов позитивных результатов не дали. Реакция Эр-Рияда на них была однозначно отрицательной. Причиной тому — ярко выраженное недоверие Саудовской Аравии к Москве и ее внешней политике. В мае 1949 г. во время состоявшейся в Джидде закрытой встречи Абдель Азиза с личным представителем президента США король по собственной инициативе заговорил о «коммунистической угрозе» Арабскому Востоку и призвал Вашингтон к совместным действиям по защите от этой угрозы всего исламского мира. Десятого апреля 1950 г. в беседе с заместителем госсекретаря США Дж. Макги король Абдель Азиз еще раз затронул вопрос об американской помощи Саудовской Аравии в «противодействии коммунистической угрозе» (134).
1950-е годы во внешней политике Эр-Рияда были довольно противоречивыми, в том числе и с точки зрения политических настроений Саудовской Аравии в отношении государств-участников «социалистического лагеря» во главе с Советским Союзом. С одной стороны, позитивная в целом реакция Эр-Рияда на идею госсекретаря США Джона Даллеса о создании регионального восточного союза как части планировавшейся Вашингтоном глобальной схемы противостояния с Москвой (весна 1953 г.). С другой — отказ от участия в Багдадском пакте, созданном на основе договора от 24 февраля 1955 г. (о борьбе с левыми повстанцами), подписанного в Багдаде между Ираком и Турцией (впоследствии к нему присоединились Англия, Иран и Пакистан). Открыто, к слову, поддержала тогда Саудовская Аравия и линию президента Египта на сотрудничество с Москвой в вопросах военных закупок (сентябрь 1955 г.).