Арбалетчики в Карфагене

Безбашенный Аноним

— Она с Коса, чужеземец, — ответил тот, — Они там упрямы и своенравны, а кому нужна такая служанка? Я честный торговец, мой отец торговал рабами здесь, я торгую рабами здесь и мой сын, я надеюсь, будет торговать рабами здесь. Ради нескольких лишних драхм я не стану обманывать покупателя и портить будущую торговлю себе и своим наследникам.

— И в чём же их упрямство и своенравие?

— Эти дуры соглашаются делать только ту работу, которую считают своей и наотрез отказываются от любой другой. Приходится долго бить их или морить голодом, чтобы они образумились. И всё равно попадаются такие, что предпочтут умереть, но настоять на своём.

— В чём причина такого неразумия?

— Они помешаны на своём обычае — то ли дарма, то ли

харма — как-то так называется. И этот обычай не позволяет им заниматься ничем кроме своего ремеслла. А их ремесло — выделка косской ткани. Мужчины ткут, женщины прядут — этим и живут вот уже сотню лет. Размножились за это время как кролики, сырья на всех не хватает, вырабатывают мало, разоряются, а другим делом заняться обычай не велит. И либо дохнут с голоду, либо попадают в рабство за долги из-за своего дурацкого обычая. Вот и у этой родители разорились и в долги влезли — и вся семья угодила на невольничий рынок. Зато обычай свой соблюли, дурачьё!

Мы с Васькиным многозначительно переглянулись, едва сдерживая торжествующий вопль.

— И что, совсем ничего больше не делают кроме своей косской ткани?

— Ну, прясть лён или шерсть она, пожалуй, будет. Но зачем же ты повезёшь к себе простую прядильщицу, когда в твоей собственной стране наверняка хватает своих таких же?

— Ты прав. Вдобавок, простые рабы у нас и стоят дешевле. Правда… гм! — я с нарочитой откровенностью "раздел" невольницу глазами.

— Не самый лучший выбор, чужеземец! — усмехнулся работорговец, — Наложницей она будет тоже строптивой. Разве только если тебе нравится брать женщин силой…

— А это ещё почему?

— Да всё этот их дурной обычай! Для жреца или философа она раздвинет ноги с радостью, для воина — охотно, с земледельцем и мастеровым ещё ляжет, а купцов они почему-то презирают. Ещё терпят богатых и влиятельных, но ты не похож на такого. Мелкий же торговец для неё лишь немногим лучше раба. Кроме того… гм… не обижайся, чужеземец, но ты ведь — варвар. Это тоже не добавит ей желания принадлежать тебе.

— Даже так? Гм… Ну-ка, покажи мне её! — я уже разглядел и маленькое пятнышко краски на лбу рабыни, подтверждающее индийское происхождение её предков, но следовало отыграть роль недалёкого сластолюбца до конца.

Она содрогнулась от ужаса, когда купец заставил её раздеться перед нами, но деваться ей было некуда.

— Недурна, — признал я, — Но ты говоришь, она строптива? Это не очень хорошо.

— Я предупредил тебя — решай сам.

— Да, ты предупредил честно… Гм… Недурна… Но своенравна… Гм, — я старательно изобразил колебания, — Это ж придётся её укрощать… Гм…

— Если нравится — уступлю за девяносто, — проговорил купец.

— Семьдесят! — грабить честного и даже вполне порядочного — ну, для его профессии, конечно — торговца мне не хотелось, но для поддержания легенды нужно было изобразить прижимистость и поторговаться.

— Восемьдесят! — возразил тот, — Должен же я заработать на ней хоть несколько драхм!

— Хорошо, не буду лишать тебя барыша — пусть будет восемьдесят, — я отсчитал ему монеты, с трудом подавляя довольную ухмылку. Тридцать два шекеля за ТАКУЮ бабёнку — в самом деле, дешевле только даром, гы-гы!

8. Александрия Египетская

В отличие от Колосса Родосского, Александрийский Маяк ещё не рухнул и пока, вроде, падать не собирался, так что это Чудо Света мы всё-таки повидали в его натуральном и достаточно впечатляющем виде. По мере приближения его громада всё поднималась и нависала над кораблём. Для нашей современной эпохи это была бы вполне заурядная высотка, но для античности — слов нет, учудили Птолемеи!

Если уж мы с Васькиным, привычные к виду небоскрёбов нашего мира, при виде маяка несколько прихренели, то Мунни, моя косская рабыня, и вовсе выпала в осадок. Она ведь до попадания в рабство вообще за пределами своего острова не бывала и никаких таких суперпостроек никогда

не видела, а тут сразу ТАКОЕ! Учитывая, что в Александрии мы пробудем ещё не один день и насмотреться на Маяк ещё успеем вволю, я не собирался лишать её зрелища из окна, а себя — созерцания её уморительно отвисшей челюсти, но… Млять! Это ещё что за хрень?! Конопли я точно не курил, мля буду, в натуре, век свободы не видать, вина тоже выпил совсем чуток, ни в одном глазу, как говорится — так какого ж, спрашивается, хрена, мне мерещатся ТАКИЕ глюки?! Отпихнув рабыню от окошка довольно бесцеремонным образом, я подозвал Хренио, тоже абсолютно вменяемого, и мы оба, выпучив глаза, уставились на пловучие чудеса. Мыылять! Вот это учудили Птолемеи!

И наш-то корабль был не из мелких, хоть и покороче военной квинкеремы, но уж всяко не уступал ей по вместительности, но куда там той сопоставимой с ним по размерам квинкереме до этих кораблей-монстров! Не то, чтобы мы о них совсем уж не слыхали, слухами земля полнится, но увидеть собственными глазами — мы выпали в осадок ничуть не хуже, чем только что Мунни при виде Маяка. Один из этих чудовищных кораблей представлял из себя настоящую пловучую крепость с настоящими крепостными стенами и башнями и на вёслах двигался еле-еле, так что традиционный таран на его носу выглядел комично. Но веселье как-то пропадало, глядя на многочисленные башни с катапультами, наверняка мощными и дальнобойными. Вряд ли это чудище было бы эффективно в морском сражении, но стационарно, на якорях, для прикрытия порта — пожалуй, что и вполне. Второй же пловучий монстр оказался ещё более знаменитой "Сиракузией", построенной для Гиерона Сиракузского и спущенной на воду самим Архимедом. Дерева на эту махину ушло столько, что хватило бы на постройку доброй полусотни нормальных боевых кораблей. Тоже с несколькими башнями вдоль бортов и с гигантской катапультой Архимеда на носу, и хотя носовой таран этой тяжеленной громадины тоже выглядел по-идиотски, о попытке взять "Сиракузию" на абордаж даже и думать-то было бы весьма тоскливо. Поэтому, собственно, никто и не думал.

Обратная сторона медали заключалась в том, что принять этот суперкорабль не мог ни один сицилийский порт, так что сам Гиерон, наигравшись новой игрушкой, вскоре подарил её Птолемею Филопатору, большому любителю кораблей-гигантов. Но не размерами и оборонительной мощью была знаменита "Сиракузия", а невиданной роскошью и комфортабельностью своего внутреннего убранства. Ну, чтоб там прямо все каюты были отделаны драгметаллами, слоновой костью и ценными породами дерева — это, конечно, туфта, можно смело делить минимум на три, но что некоторые — это наверняка. Замышлялся-то ведь корабль в качестве пловучей царской резиденции, так что уж апартаменты монарха и его придворных должны были быть оформлены на соответствующем уровне. По той же причине можно, пожалуй, верить и в наличие там роскошной купальни, а может быть — и конюшни. В общем, крутой круизный лайнер для ВИП-персон, и именно в этом качестве он и используется теперь Птолемеями, курсируя между Александрией и портами подвластной им Палестины.

Нашему кораблю было, конечно же, далеко до "Сиракузии" как по размерам, так и по комфортабельности, но в обычном классе, не ВИП-овском, это был вполне приличный транспортник. Не навороченный двухмачтовый "лебедь", который станет массовым в последующие столетия, а пока ещё довольно редкий, но уже его добротный одномачтовый прототип. И, собственно говоря, пока мы не увидели "Сиракузию", мы им были вполне довольны.

Но вот, увидели её и, конечно, невольно обзавидовались. Особенно забавно было наблюдать завидючие глаза Мунни, едва вырвавшейся из родного захолустья, да ещё и далеко не в оптимальном качестве, но уже мысленно примерившей на себя все блага развитой городской цивилизации. Баба есть баба — то, что круиз на этом суперлайнере, единственном в мире, кстати, стоит гораздо дороже её самой, в её простых как три копейки мозгах как-то не укладывается. В наших — очень даже укладывается.