Арена
Шрифт:
Саша снова уткнулся в книгу, и больше никто не мешал ему восхищаться идиотизмом преступника, наследившего, как слон в посудной лавке, и остающегося на свободе лишь потому, что сыщик был еще тупее.
Когда же наконец, натужно скрипя мозгами, горе-сыщик все же вычислил убийцу и принялся хвастаться своей гениальностью перед заинтересованными лицами, щелкнула крышка саркофага и медблок приятным контральто сообщил, что процесс восстановления тканей завершен.
Борис легко спрыгнул на пол, бросил косой взгляд на свое бедро, несколько часов назад развороченное так, что страшно было смотреть, и принялся одеваться.
— Ну
— Болит, — коротко ответил Борька. — Сам же знаешь.
— И это правильно, — философски сообщил ему капитан, — поскольку боль свидетельствует, что с организмом что-то не в порядке.
— С организмом-то как раз все в порядке, — скривился Борис.
Конечно, медблок полностью залечил рану, не оставив и намека на шрам, восстановив даже ровный загар на поврежденном участке — хотя вокруг стояла зима, Борька, с целью большего успеха у женщин, регулярно посещал солярий. Приятели лишь посмеивались — ну хочется человеку зимой и летом быть шоколадным — флаг в руки. Так что рана осталась в прошлом, но умный… или, наоборот, тупой организм не собирался с этим мириться. Организм помнил, что здоровенный кусок железа разорвал в клочья мышцы, сосуды, оцарапал кость… Следовательно, должно болеть. Вот оно и болит. Денька через два все придет в норму, а пока Борису можно только посочувствовать.
— С головой у тебя не в порядке, — может быть, излишне резко буркнул Александр. — Явно чем-то забита.
Борис внимательно посмотрел на Трошина, затем кивнул. И тут же почему-то помотал головой. Саша непонимающе уставился на него.
— Слышь, капитан, а как ты смотришь на пиво? В простом на вид вопросе ощущался некий подтекст, и Трошин решил подыграть:
— А чего на него смотреть, его пить надо.
— Так о тож… Я тут недавно местечко одно присмотрел. Был там с одной киской… Ты ее не знаешь, но суть не в этом. Пиво там классное, да и само местечко весьма и весьма. Тебя Ленка не убьет, если мы на часок туда завалимся?
— Убить не убьет, но помучает, — улыбнулся Александр. — Пошли.
Местечко и впрямь оказалось неплохим — полумрак, довольно тихо, легкая приятная музыка, не бьющая по ушам, людей немного. Последнее, впрочем, объяснялось ценами, способными отпугнуть многих потенциальных клиентов. Но деньги Александра волновали меньше всего — от Борьки прямо-таки веяло загадочностью и стремлением поговорить без посторонних ушей. Саша начинал догадываться, о чем пойдет разговор и почему нельзя было поболтать в офисе или дома.
Их провели в крошечный, на двоих, кабинет. Официант, не задавая вопросов, поставил перед ними два пива, тарелочку с вяленой рыбой и исчез. По-видимому, Борис был здесь далеко не в первый раз, во всяком случае, официант кивнул ему с той подчеркнутой любезностью, которая предназначается только постоянным клиентам.
— Мне последнее время кажется, что Штерн что-то скрывает. — Борис, стараясь не встречаться взглядом с капитаном, преувеличенно внимательно разглядывал стакан, до половины наполненный янтарной жидкостью, увенчанной белоснежной шапкой пены.
— Что именно?
— Не знаю. Но ведет он себя иначе, чем раньше. Ты обратил внимание: Арены стали происходить все чаще и чаще. Такое впечатление… будто он хочет выжать из нас все, что можно.
— Это естественно. Раньше мы были начинающими, теперь — профессионалы.
— Так-то оно так, и все же… Меня удивляет эта гонка. Если Штерн, как он утверждает, предлагает услуги Команды по найму…
— Ты в этом сомневаешься?
— Сашка, я не знаю. У тебя бывает так — говоришь с человеком и вдруг чувствуешь, что он врет? Не то чтобы глаза прячет или руками кренделя выписывает — невербальные признаки в порядке, но ощущение возникает. Скажи, бывает?
— Ну бывает.
— Вот! И у меня такое ощущение, что Штерн постоянно что-то недоговаривает. Уходит от ответов на прямые вопросы. Иногда там, где можно было бы сказать просто «да» или «нет», начинает что-то долго и невразумительно объяснять. И суть этих объяснений, как правило: «Вы слишком мало знаете об Ассамблее, потом поймете».
Александр прекрасно знал, о чем говорит Борька. Он общался со Штерном гораздо дольше и гораздо больше коллег, поэтому изменения в поведении шефа бросились ему в глаза раньше. Он лишь не ожидал, что кто-то еще заметил все это. Как не знал и причин таких перемен.
С другой стороны, стоило ли вдаваться в подробности? Отличная зарплата, радужные перспективы… После памятного разговора со Штерном, когда шеф обрисовал плюсы гражданства Ассамблеи, Саша не раз думал о том, как это было бы здорово — путешествовать по другим мирам, увидеть то, что и не снилось рядовому землянину. Пожалуй, такое стоило лет, потраченных на работу в «Арене». Штерн что-то утаивает — пусть. Может быть, куда важнее то, что благодаря им, членам Команды, где-то там, в бескрайних просторах космоса, не кромсают друг друга огромные корабли, не умирают люди… Ну пусть даже и не люди, а просто разумные существа всех форм, цветов и размеров. Совершенно неожиданно Александр понял, что уже не ассоциирует слово «человек» с конкретным образом — теперь это понятие обрело новый, широкий смысл. Может быть, Ассамблея нашла не лучший выход, решая вопросы пересечения экономических интересов путем организации узаконенной бойни, но ведь бойня, не несущая с собой жертв, куда лучше, чем то, о чем рассказывал Штерн. Куда лучше, чем уход в небытие расы талантливых конструкторов, построивших пересадочную станцию.
Он попытался объяснить Борьке свои собственные ощущения и вдруг почувствовал, что не в состоянии подобрать убедительные слова… А может, и не стоило их подбирать, может, каждый для себя сам должен решить, чему верить, а чему нет? Саша вдруг осознал, что пытается защитить Штерна, хотя и сам в последнее время слишком часто задумывался обо всех его недомолвках.
— Наверное, ты прав, — помедлив, тихо сказал Борис. — В самом деле, звучит гордо: мы — хранители мира, выпускающие друг другу нарисованные кишки… Пусть и болит потом живое брюхо, рассеченное игрушечным мечом.
Он допил пиво, минуту раздумывал, не заказать ли еще, но, видимо, решил воздержаться и встал из-за стола:
— Может, я и зря нервничаю… Спасибо, Сашка, что согласился поговорить. Я тебя понимаю, ты, наверное, прав. Если, конечно, ты прав…
Борис ушел, а Александр еще долго сидел в одиночестве, думая над последними словами друга. Они снова подняли в душе кучу сомнений и вызвали неясную, непонятно на чем основанную тревогу. А то, что говорил он, вдруг показалось насквозь фальшивым и неубедительным.