Арена
Шрифт:
Вслед за этим раздался мягкий протяжный звук, знаменующий окончание Арены. А потом прямо в голове Саши зазвучал голос, сухо и кратко подводивший итоги. Люди победили.
Пожалуй, столь плохого настроения за последние месяцы у него еще не было. И не только потому, что Штерн обвинил его в слюнтяйстве — у шефа, по крайней мере, хватило такта сделать это наедине. Правда, в выражениях он не стеснялся, демонстрируя довольно богатое владение русским языком. Было сказано многое — и то, что неженкам не место на Арене, и то, что слабость и соплежуйство — надо же, Штерн, у которого в принципе не может быть насморка (если
Больше огорчало другое — среди друзей он тоже не нашел особой поддержки. Только Женька понимающе хмыкнул, когда капитан заявил, что добивать лежачих — не в его правилах. Да Лика отвела глаза, хотя и ничего не сказала в защиту. Остальные же изобразили, в лучшем случае, легкое неодобрение, а оба Игоря вообще заявили, что, если в следующий раз капитан попытается сунуть такую подлянку, они с удовольствием добьют раненого, а заодно с ним и излишне «церемонного» капитана.
Самое обидное — в их словах звучала искренность!
«Может, победа кружит ребятам головы? — думал он, шагая домой; хотелось побыть одному, а наиболее подходящее место для этого — ночные улицы, где даже толпа похожа на вакуум, где ты никому не нужен и никто не нужен тебе. — Но ведь нельзя же так! Или Арена действительно дерьмо?.. И правила ее — дерьмо?.. Может, не прав я? Ведь тогда, в самом первом виденном нами бою игг, уже всеми списанный со счета, буквально одним движением принес команде победу. А как же с традицией не бить лежачих? Или она справедлива только в условиях Земли, а там, наверху, ей не место?»
Он никак не мог прийти к какому-нибудь окончательному выводу. Почему обаятельная, жизнерадостная Наташа так нападала на него? Допустим, игги у нее на глазах убили мужа — но это, откровенно говоря, не в первый раз, да и потом — спорт есть спорт, даже если он — грязный. Почему Игорь-большой обрушил на голову Трошина поток слов, о которых наверняка завтра будет жалеть? Может, потому, что он дрался до последнего, а капитан в решающий момент малодушно отступил? Пусть это и не сказалось на результате… Но все это видели.
Вдруг снова почудился взгляд в спину, и Саша остановился, будто налетев на каменную стену. Оглянулся. Шагах в десяти позади него, мелко перебирая ногами в стареньких, подшитых кусками войлока валенках, одетый в видавший виды тулупчик семенил какой-то старик. Скользнув по замершему, как столб, Александру равнодушным взглядом, старик пошел дальше, чтобы через десяток шагов перейти на другую сторону улицы.
Больше вокруг никого не было.
На всякий случай, особенно после памятного разговора с Михаилом, Александр еще раз огляделся. Пусто. И вновь неприятное ощущение буравящего спину взгляда исчезло, как будто его и не было. Однако идти пешком вдруг совершенно расхотелось. Саша готов был признаться самому себе, что становится параноиком, что мания преследования начинает одолевать… В другое время и в другом месте он бы посмеялся над этим, но сейчас было почему-то не смешно.
— Что-то я стал кустов бояться, — вслух подумал он. Слова неожиданно громко прозвучали в ночной тишине.
Из дворов, метрах в ста позади него,
Вечер был испорчен, и даже радость победы, которая ранее неизменно присутствовала в такие дни, куда-то пропала. Леночка встретила мужа равнодушным «привет», ни на миг не оторвавшись от телевизора. Что там шло такого интересного — он смотреть не стал. Просто ушел на кухню, налил себе чашку кофе и долго сидел, прихлебывая остывающий ароматный напиток и глядя в темное окно.
Прошло не менее часа, прежде чем Леночка наконец соизволила, сладко потягиваясь, выползти к мужу.
— Как день прошел? — спросила она, зевая.
— Нормально.
— От тебя всегда только и слышно — нормально да нормально, — с легкой укоризной заметила она.
— Так если все нормально — что еще сказать? — рассмеялся он, притягивая ее к себе. Но Лена отстранилась, затем выдернула из пачки сигарету и нервно закурила.
Саша нахмурился — вид жены его раздражал. И она это, безусловно, знала, сознательно нарушая давний договор: хочет курить — пожалуйста, но когда Саши нет дома. Договор был заключен на второй же день после свадьбы, и с полгода Леночка его выполняла. Потом сообразила, что курение — отличный способ выразить мужу свое неудовольствие. Так обиженная собака мстительно справляет нужду в любимые тапочки хозяина.
— В чем дело? — хмуро спросил он.
— Я хочу знать, — в ее голосе уже не было и намека на сонливость, — когда именно мы поедем в обещанный тобой отпуск. Я устала слышать твои вечные «скоро».
— Скоро, — вздохнул он.
— Дата?
— Ну, Леночка, пойми… Я не могу сказать точно. Мы сегодня закончили большую работу, Штерн обещал… ну правда обещал, что даст отпуск.
— Ты с ним говорил?
— Я… Нет, сегодня не говорил. Его… не было.
— Что ж ты врешь, гад? — зло спросила Леночка, демонстративно выпуская струю дыма Саше в лицо. — Что ж ты мне все время врешь, а?
— Да не вру я! — деланно возмутился Александр, чувствуя, что нарочитость его возмущения ясно супруге видна. — Он завтра в конторе с утра будет, вот и поговорю.
— Прямо с утра?
Это напоминало ультиматум. Да, в общем-то, ультиматумом и являлось.
— Конечно, обещаю. Если он даст добро, то… с понедельника отпуск, во вторник можно вылетать…
— Куда?
Тут он понял, что сморозил глупость. Хотя загранпаспорта у них обоих и были, оформить хорошую путевку за три дня — нереально. А Леночка постепенно заводилась, теряя привлекательность и превращаясь в базарную бабу. Такие превращения, случавшиеся в последнее время все чаще и чаще, привели к утрате той нежности, которая согревала их семейную жизнь в первые годы. Его красивая, стройная жена вдруг становилась мегерой, лицо искажала злобная гримаса, а тон голоса резко менялся с мягкого контральто на неприятный фальцет.