Аргентина: Кейдж
Шрифт:
Удочка упала прямо на истоптанную траву. Рыболов сбросил клетчатый плед и медленно встал.
— Сейчас, как я понимаю, последуют сказки о Чаше Грааля?
Кейдж покачал головой.
— И Чаши здесь никогда не было. Дело даже не в том, как Грааль выглядит. Чаша, котел, блюдо, тарелка — лишь крышки над истинным Граалем — Ковчегом Нового Завета. Если по-ученому, то «капорет». В декабре 1793 года кто-то сдвинул такой капорет с места. Те, что были рядом, санкюлоты из Тулузы, погибли сразу, а от остальных Бог отступился. Потому горожане и не стали каяться в убийстве графини. Знали: бесполезно, не в том их вина. «И вышел огонь от Господа и сжег их,
Брока шагнул ближе, покосился недобро.
— И что за капорет был в Авалане? Тоже раскопали, сыщик?
— Меня иногда называют «хорьком», мсье, — улыбнулся потомок кажунов. — Я не обижаюсь, если просто, без уточнений. Раскопали без меня, причем очень давно. Архангел Михаил во главе ангельского войска ударил на Люцифера и его легионы. В битве архангел выбил огненным мечом зеленый самоцвет из короны Врага. Lapis Exilis, Камень Безупречный — Изумруд Сатаны! Именно его вынесли из Монсегюра. И не спрашивайте меня, верю ли я легендам. Не верю, мсье Брока. Но это — единственная непротиворечивая версия, если снова по-ученому... Я ответил?
Рыболов долго молчал, а затем проговорил нехотя, словно против собственной воли.
— Я держу вас на холоде, мсье Грант. Это не слишком прилично. Пойдемте в мою башню. Редко кого приглашаю, но приходят ко мне еще реже.
6
«Все вы, Шадовицы, колдуны, с вами знаться — нечистому поклоны класть. Не приходи больше...»
Гордым рос Гандрий, младший брат. Прогнала — не пришел, хоть и плакать хотелось. Пока из дому не уехали, при встречах с соседкой здоровался, однако глядел насквозь, словно перед ним не девушка — стекло. Долго не отпускала его Катарина, первая любовь. В Берлине, где девицы табунами по асфальту каблучками цокали, Гандрий поначалу дичился, знаться ни с одной не хотел. После уже, в югенбунде, подружился с фабричной девчонкой, верным камрадом, и то больше с тоски — и чтобы Хорстом Весселем не посчитали.
Старший, Отомар, не терялся. Молодой да симпатичный, при сцене — без наживки удить можно. Гандрий не завидовал, но удивлялся. Зачем брату столько?
— А их всего только две, — сказал как-то Отомар. — Та, что ищу — и все остальные.
Гауптштурмфюрер СС Харальд Пейпер шагнул за порог и, прежде чем осмотреться, принюхался. Так и есть! Духи, причем непростые, не обычная «шинель» с прилавка. Ох, брат, брат!
Потом осмотрелся. Все, как обещано: чердак под скатной крышей, у стены, что напротив — дегенеративное искусство во всей своей мерзости, медная турецкая джезва на столе, слева от двери — колокольчик-рында. Дальний угол отгорожен. Не оттуда ли «шинельный» запах?
На миг даже смутился. Пришел не зван, не прошен, замок уговорил «универсальным ключом», во дворе, пока не добрался до нужного подъезда, честно здоровался, не забывая улыбаться. Хоть и по делу, но все равно негоже, чтобы младший к старшему — словно вор.
— Hej, dobri ludi! Gosti su dolazili, na tabeli je set![55]
И только не дождавшись ответа, прислонил портфель к ножке стола, повесил плащ на крючок и надел перчатки. Ничего личного, брат старший. Работа у нас с тобой такая!
Осмотр начал по инструкции, с дальнего левого угла, чтобы потом идти строго по часовой стрелке.
Когда
«Отдайте приказ, товарищ Эйгер. Я найду армию».
Что делает сам Отомар в славном городе Париже, младший уже понял. Корнер на дегенератах! Скупает всякую еврейскую мазню — и ждет, пока Ефрейтор в очередной раз потопчется по избранному народу. Покойный доктор Геббельс начал готовить что-то грандиозное по травле «дегенеративного искусства», его преемники наверняка продолжат, а значит, и цены на испачканный холст взлетят до небес. Умен старший, не откажешь.
А для того чтобы понять, чем еще занят брат, и требовалось как следует осмотреться. Bole sprechiti nego lechiti![56] А если учесть, что за перегородкой свила гнездо некая девица... Ох, брат, брат!..
Наконец он смог снять перчатки, и, уже не скрываясь, занялся семейным делом — решил сварить настоящий кофе, кофе Шадовицев. Нашел все нужное, включил газ, настроил синий огонек в маленькой конфорке, сосредоточился... За кофе они с Отомаром и поговорят по душам. Припоздает брат, не беда, заварим по новой.
Девушка из-за перегородки Харальду очень понравилась. И что балерина, и что рисует красиво, и что не бездельничает при брате, а работает. Наверняка симпатичная, Отомар иных при себе не держит. А еще гибкая, сильная, с характером. И — зеркало во всю стену! Не хочешь, а позавидуешь. Одно лишь цепляло, не давая покоя, только вот что? Ни в вещах, ни в рисунках, которые по столу разбросаны, ничего опасного нет. И в альбоме, что посреди стола, — тоже рисунки. Правда, какие-то иные, вроде не танцы...
Сын колдуна замер, а затем осторожно поставил разогретую джезву на подоконник. Не танцы... Зато под первым рисунком дата — 1848-й. Он еще подумал, что альбом театральный, такие он видел, но рядом с датой была и надпись...
Пистолет вынул, достал из портфеля тяжелый каучуковый мячик. Положив все на стол, прикрыл газетой, затем сходил за альбомом. Сел, пристроил перед собой, раскрыл. Первая страница, вторая... пятая...
— Gospode, Bozhe moj!
И принялся изучать каждую черточку.
7
— Одного боюсь, они Монстра бросили. То есть, Джо, который у мисс Лорен помощник. Оставили парня палатки сторожить, а сами в Тулузе б-б... бока греют... Мне, знаешь, все равно, чем она там с этим толстозадым занимается, но Джо в чем провинился? Я, конечно, телеграмму отбил, что мог, высказал... Нет, все равно придется самому съездить, иначе неправильно будет.
— Бросать друзей — подло, — согласилась Мари-Апрель. — Наш мир и вправду несправедлив, Кретьен. Иногда думаешь, что катары были в чем-то правы. Если их души еще здесь, пусть слышат.