Аргентина: Кейдж
Шрифт:
После полудня пошел мелкий дождь, вновь завыл ветер, срывая верхушки сосен, но в четвертом измерении — глубокой щели, рассекшей каменный панцирь башни, было тихо и сухо. Мари-Апрель принесла два одеяла, а запасливый Кейдж извлек из глубин чемодана чудо начала века — спиртовую горелку фирмы New York coppersmith, память о далеком Сен-Пьере. Бледно-синее пламя, высветив неровный круг, сгустило тени, но даже мрак казался теплым и уютным. Девушка достала знакомую флягу, а репортер — бутылку сливовой наливки от мадам Кабис.
Пока не пили, увлеклись разговором.
— Я ничего не понимаю в истории,
В неярком свете лицо Мари-Апрель потеряло краски, став неожиданно старше. И голос звучал иначе.
— Есть много легенд, в которых призраки приходят, чтобы им даровали покой. Те, что посмелее, находят рядом с костями сундук с золотом. Но у графини нет ничего, даже савана... Знаешь, Кретьен, иногда кажется, что я сама — Тень. Мне смотрят в лицо и не узнают. Не могут узнать! Мы здесь, рядом, но между нами по-прежнему — твой дурацкий фотоаппарат. Это тоже несправедливо и очень грустно.
«Contax II» покоился в чемодане, но Кейдж и не подумал возразить. Достал из кармана куртки глиняные стаканчики, плеснул наливки. Слива попалась горькая...
— Я спою, можно? — внезапно попросил он. — Настоящая черная песня из Big Easy. Только тоже... очень грустная.
Дождался ее кивка, поглядел на синий огонек.
В лазарете Святого Джеймса Я увидел малышку свою, На столе, что белее снега, И спокойную, как в раю. Отпусти ее душу, Боже, Проводи ее в те края, Где счастливой она быть сможет, Только пусть не забудет меня.Мотнул головой, выдохнул резко.
— Что бы ни случилось, я буду всегда помнить трех женщин: маму, мою первую девушку и тебя. И это останется со мной навсегда.
— Ты забыл о четвертом измерении, — внезапно улыбнулась рыжеволосая. — Представь, что мы уже там. Что ты сделаешь, Кретьен?
Потомок кажунов ответил даже не думая:
— Возьму тебя за руку — и отведу в ближайшую церковь. И да помогут нам Иисус Христос и генерал Джексон!
Ее лицо дрогнуло, словно от удара.
— Ты... Ты хоть понял, Кретьен, что сказал?
— Неважно. Я это сказал, Мари!
— Хочу сыграть тебе джаз, — молвил парень
Рыжая девушка поглядела в его близорукие глаза.
— С тебя станется, сумасшедший дикси. Поступим иначе. Получится ли здесь, в Авалане, не знаю, но ты сыграешь после того, как мы вернемся из церкви. Обещаешь?
8
Свет в мансарде горел, и Мухоловка констатировала, что капитан деревянного корабля оказался прав, хоть это и не к лучшему. Марек отправился в Пасси, к родственникам малявки, чтобы там, если все пойдет нормально, и переночевать. Намечалось нечто официальное, с гостями при полном параде и чуть ли не броненосцами в линейном строю. Парень нервничал, хоть старался не подать виду. Значит, пришлось вернуться — вероятно, в очередной раз не сошлись характерами. С monsieur contre-amiral Анна уже познакомилась во время его кратковременного и весьма официального визита на корабль-мансарду, более напоминающего инспекцию из адмиралтейства.
Бедняга Марек!
Открывая дверь, вдохнула знакомый запах бесподобного капитанского кофе. Повесила трость на крючок рядом с плащом и внезапно замерла. Плащ другой, не Марека, хотя и очень похожий. Пуговицы не те.
Обернулась, все еще не чуя беды. Плащ? Мало ли что могло случиться с плащом?
...Незнакомый портфель, и рубашка на парне совсем другая, и пиджак, который на стуле. Посреди стола — альбом...
— Добрый вечер!
Пока говорила, успела расстегнуть сумочку. Ладонь легла на рукоять «номера один», но тут сидевший за столом резко дернул плечом. Каучуковый шарик — черная молния — врезался точно в локоть, и рука, перестав слушаться, повисла бесчувственной плетью.
— Прошу не двигаться, — очень вежливо попросил Не-Марек, вынимая из-под газеты «парабеллум». — Потом, если будете живы, обязательно извинюсь.
Встал, шагнул ближе, всмотрелся в лицо. Взгляд чужой, незнакомый и очень недобрый, словно в тело капитана вселился подкарауливший его бес.
— Минуточку... Фройляйн, произнесите какую-нибудь фразу. Можете меня обругать.
Отчего «фройляйн», ясно, она поздоровалась по-немецки. Все прочее тоже, к сожалению, не загадка.
— Почему не по форме одеты, гауптштурмфюрер? Неужели стесняетесь?
Не-Марек отшатнулся.
— Вот и не верь в гаитянских зомби. Сестра-Смерть!..
Пистолет не опустил, напротив, прицелился получше, точно в лоб. Закусил губу (один в один Марек!), подумал немного.
— Пытать не в моих привычках, госпожа Анна Фогель. Я не добр, но, знаете, брезглив. Поэтому буду спрашивать, а вы — отвечать. Пойму, что лжете, — выстрелю. Увижу, что лжете, — выстрелю. Вы меня поняли?
Секретный агент Мухоловка не испугалась и не слишком удивилась. Ситуация штатная, инструкциями предусмотренная. Провал — и потрошение. Рекомендуемый образ действий — в зависимости от того, кто перед тобой. А перед нею Марек, такой же умный, только успевший послужить в СС и выжечь все лишнее из души. Так чего тянуть?