Аргентина: Кейдж
Шрифт:
— Доброе утро!
Анна Фогель улыбнулась в ответ:
— Доброе!.. Пусть таким и останется.
Покосилась на одного, после на другого.
— А я вот сижу и думаю, кто из вас двоих — зеркало? Когда вы вместе, ребята, у вас все на лицах написано. Ссориться вы не будете, ясно?
Харальд взглянул на свое отражение и увидел в нем все то, что хотел сказать сам. Много лет каждый честно пытался не переступать черту. Но и это уже позади.
Отражение кивнуло, словно он подумал вслух.
— Не бу-де-те! — негромко, но
Несколько секунд все трое — Мельник, Крабат и Смерть — молчали. Наконец заговорил старший.
— У одного народа есть обычай. Даже смертные враги отложат поединок, если девушка бросит между ними платок.
— У одного народа, говорящего на лужицком диалекте, — уточнил младший и повернулся к девушке. — Фройляйн, отыщите что-нибудь подходящее.
Анна кивнула в сторону чемодана.
— Попробуйте это. По-моему, в самый раз.
Когда крышку открыли, гауптштурмфюрер, не удержившись, присвистнул.
— Ночь чудес плавно переходит в утро. Неужели это он — летающий ранец с планеты Аргентина?
Отомар Шадовиц ответил неожиданно мирно:
— Некоторые грешат на 61-ю Лебедя. Не пользовался еще?
Младший рассмеялся.
— Не всем же так везет! Ну что, коллеги, объявляем большую охоту на Козла?
— Я объявляю, — уточнила секретный агент Мухоловка.
11
Однажды осенью, в час небывало жаркого сентябрьского заката на Солнечной палубе лайнера «Нормандия», только что покинувшего Нью-Йоркский порт и пересекшего границу Бухты, двое очень непохожих смотрели на исчезающий вдали город, уже подернутый серой вечерней дымкой. «Нормандия», «Юная француженка в бальном платье»[58], набирала ход, пробуя недавно установленные четырхлопастные винты. Корабль провожала пара гидропланов, один летел впереди, указывая путь, второй кружил за кормой. Двое на Солнечной палубе прощались с Большим Яблоком без слов, стоя плечом к плечу и время от времени переглядываясь.
Первый, похожий на спортсмена, был еще молод, не старше двадцати пяти, крепок, худ и откровенно ушаст. Одет не по возрасту богато: костюм из дорогой темно-коричневой ткани «с искрой», шляпа в тон, туфли крокодиловой кожи, а ко всему бриллиантовые запонки и тяжелый перстень на указательном пальце. Подобный наряд был для него явно непривычен, пару раз молодой человек снимал шляпу и рассматривал, словно не веря собственным глазам. Надев снова, еле заметно пожимал плечами, как будто смирялся с неизбежным.
Вторая, женщина под сорок, вызывающе красивая, несмотря на возраст, была в скромном сером платье и маленькой шляпке. Из всех украшений имела лишь тонкое обручальное кольцо, надетое поверх белой перчатки. В отличие от спутника-спортсмена
Эти двое смотрели на Нью-Йорк и на уходящее от них солнце, словно предчувствуя, что вновь увидят Порт и Город очень нескоро, если тому вообще суждено случиться. Но это лишь казалось: думали, а после и говорили они совсем о другом.
Нью-Йорк исчезал вдали, черный нос «Нормандии» разрезал невысокие волны, впереди же океан, а за ним — Европа.
Гудок! Лайнер прощался с гидропланами, совершившими уже совместный финальный пролет над тремя огромными трубами, выкрашенными в горчичный цвет, под черным верхом. Женщина поглядела в темнеющее вечернее небо и троеперстно, по-православному, перекрестилась. Молодой человек, заметив, положил ей руку на плечо, затем обнял и прижался щекой к щеке.
— Выходит, мы их всех обманули, — негромко проговорил Уолтер Квентин Перри. — Вроде как сбежали с собственной свадьбы. Но, знаешь, Марг, мне это нравится.
Женщина улыбнулась, и сразу же стали заметны ямочки на щеках, делавшие ее на много лет моложе.
— Мне тоже. Обожаю скандалы! Если что, свалим все на Кирию — и на мистера Ла Гуардия[59]. Не захотел идти к нам на свадьбу, если моей сестры не будет, а мы с тобой обиделись — и забежали в Риверсайдскую церковь.
Вытянув руку, она взглянула на тонкий золоток ободок и внезапно, резко повернувшись, коснулась губами губ.
— А я рада, Уолтер! Четверть часа — и я снова могу расстегнуть на тебе рубашку. Отпразднуем через два месяца, сделаем всем приятное. Не жалко!
Усмехнулась лукаво и, сняв с мужа шляпу, помахала Городу, прощаясь. Вернув на место, достала из сумочки портсигар, щелкнула замочком, но в последний миг передумала.
— Нет, пожалуй, хватит на сегодня! Ты и так, сержант, по моей милости, регулярно целуешь пепельницу. Извини, волнуюсь что-то.
Спрятав портсигар, положила левую руку на поручень. Сжала пальцы.
— А еще мне стыдно. Нельзя быть таким идеальным мужем, Уолтер. Я сказала тебе: поехали...
— И я ответил: поехали, — улыбнулся он. — Почему бы нет? Я в отпуске, младший сам захотел остаться в Пэлл Мэлле до Рождества, там как раз новую школу открыли...
Княгиня Марг покачала головой.
— Ты не такой наивный, сержант. Просто ты меня очень любишь... Слушай! Это я попросила Кирию не слишком торопиться в Нью-Йорк. Нужен повод, чтобы уехать именно сейчас. Ты это прекрасно понял, Уолтер, — как и то, что мы едем не в свадебное путешествие.