Аргентина: Крабат
Шрифт:
Двое из черного авто уже успели вытащить третьего, сидевшего за рулем. Открылась задняя дверца, впуская внутрь недвижное тяжелое тело. Фары «Родстера» вновь подмигнули, намекая и поторапливая.
Мир —Взревел мотор. Черный автомобиль подал назад, выбираясь на дорогу. Отъехал подальше, развернулся, вновь рыкнул двигателем, набирая скорость. «Альпийский гонщик», не слишком торопясь, поехал следом. Возле коричневой машины притормозил. Тот, кто сидел рядом с шофером, вежливо приподнял шляпу.
И ночь нежна, И счастье светит нам...[71]***
— Только позавчера голову мыла... Щетку надо достать, она в перчаточнице, слева от пистолета. То есть была слева... Не обнимай меня, Кай, не надо! Я грязная, ты грязный. В термосе есть вода, я умоюсь. Хорошо? А потом твой костюм почищу. А потом...
— А потом, Герда, ты будешь менять колесо. Не умеешь? Ничего, я помогу... Чего-то школа вспомнилась, уроки катехизиса. Изгоняет он бесов не иначе, как силою Вельзевула, князя бесовского... Кому-то очень надо, чтобы мы доехали до отеля. Кому-то... Не буду вслух поминать... Держи платок! Нос вытри — и слезы.
— А я не плачу, Кай! Не плачу! Не плачу!..
5
По темной, вытертой ткани рюкзака — белые готические литеры. «Хинтерштойсер. Курц» — красиво и четко, хоть сразу в музейную витрину. На втором рюкзаке, что уже оформлен и в угол отставлен, все наоборот, сначала Тони помянут, Андреас же следом. Ради пущего творческого разнообразия.
Баронесса Ингрид фон Ашберг слегка поправила кистью последнюю букву. Теперь — точка, и...
— Готово!
Отошла назад, поставила баночку с краской на ящик с консервами.
— Красота! — честно отрапортовал Хинтерштойсер. — Вы, Ингрид, ну прямо художник. И цвет приметный, даже в темноте найдем.
Хвалить выпало ему. Курц, не соизволив выдумать причину, исчез сразу, как только девушка вошла в палатку. Андреас даже вздыхать не стал — привык. Втроем им и вправду как-то неуютно.
Работали при включенном фонаре, а по брезенту палатки нудно и неостановимо лупил дождь. Как зарядил с полудня, так и лил себе до самого вечера.
— Андреас! — Девушка замялась, взглянула неуверенно. — Может, я вам с загрузкой помогу? Это невысоко, а у меня и обувь есть, и куртка.
Хинтерштойсер задумался. Будь это просто тренировочный поход, и не будь Ингрид — Ингрид фон Ашберг... Впрочем, нет, он уже понял, что виной всему их
Заброска же — дело нетрудное, хотя и хлопотное. Часть груза, самую тяжелую, следует заранее поднять повыше, лучше всего — к месту будущей первой ночевки и пристроить на склоне между приметными камнями. В изукрашенных готическими литерами рюкзаках — стальные «кошки», спальники, каски и прочие неудобства. Лишний человек, конечно, не помешает...
Андреас откинул полог, подставляя лицо дождю. Зажмурился, помотал головой.
— Взяли бы — если б не погода. Камни мокрые, скользкие, еще и сверху сыпаться станут. Мы же о вас будем думать, Ингрид, а не о проблеме. Придется страховать, все время на вас оглядываться.
— Меня не надо страховать!
За палаткой дождь, в ее голосе — лед.
— Но почему? Я же вам не мешаю, хочу только помочь. Я что — маленькая?
Андреас обреченно вздохнул. Тони, ну где же ты?
— Мы тоже не маленькие, Ингрид. Но вы же к нам целого секретного агента приставили.
— Что-о-о?!
***
— Еще раз, Андреас. И поподробнее, пожалуйста.
— Ну... Лет под сорок, зовут Лекс. Не имя, понятно, кличка. Одет прилично, даже богато... О! На японца чем-то похож. А то, что шпион, без всякой таблички ясно. Сказал, что у нас с Тони есть друзья, а мы — его клиенты.
— Секретный агент... Их только не хватало! Этот отель — настоящее шпионское гнездо, еще с Великой войны. Швейцарский нейтралитет — и нашим, и вашим, и тем, которые сбоку... Я никого не нанимала, Андреас, мне бы и в голову такое не пришло. Говорите, он в баре постоянно бывает?
— Да, Лекс предупредил. Столик возле стены, от стойки слева.
— Пойдемте!
***
Двое очень похожих, одного роста, разве что в плечах заметна разница — подходят к стеклянным дверям отеля «Des Alpes». Швейцар на посту — бдит, пронзает взглядом. Влажные куртки, капюшоны на головах, грязная тренировочная обувь, сигареты в мокрых пальцах. Сразу видно — бродяги-скалолазы, чужаки из разноцветных палаток. Таким тут не место!
Но это если сразу. У швейцара — глаз-алмаз.
— Добро пожаловать, госпожа баронесса! Добро пожаловать, господин Хинтерштойсер!..
Двое входят в огромное фойе, почти пустое в этот вечерний час. Девушка сразу же устремляется к зеркалу. Капюшон сброшен. Расческа... помада... Молодой человек терпеливо ждет, переминаясь с ноги на ногу. Наконец порядок наведен, зеркало за спиной, можно возвращаться.
— Добрый день! Ой, добрый вечер! Вы не подскажите, где здесь можно умыться? А то мы колесо меняли, меняли...
Девочка лет десяти. Мятое платьице, светлые волосы в беспорядке. Руки прячет за спиной, на лице — полосы, словно у зебры. Тут чисто, а тут совсем даже наоборот.