Аргентина: Крабат
Шрифт:
— Это значит, пока я не состарюсь, — резюмировала Герда.
В городе обошлось, на шоссе тоже. Черное авто словно кануло в воду. Теперь же, когда половина дороги осталась позади, Марек Шадов и вовсе успокоился. «Антилопа Канна» шла на приличной скорости, с каждой секундой удаляясь от Берна, крылья же на автомобиле конструкцией не предусмотрены. Даже на черном.
— Ух ты-ы-ы!.. Ну, помчал!..
Мужчина поглядел в зеркальце и внес поправку. Черному авто крылья не положены, а вот красному... Торпеда!
— Ж-ж-ж-жух-х-х! — и только ветер ударил в открытое окно.
«Антилопа
Герда, спрятав блокнот, раскрыла маленький дорожный атлас.
— И что у нас впереди?
Впереди было Тунское озеро — длинная неровная капля, протянувшаяся вдоль шоссе. На карте оно замыкалось маленьким кружком с точкой посередине. Дерлиген — причал для «Антилопы». Лежавший в кармане документ предписывал оставить авто именно там. Однако инструкцией следовало пренебречь и ехать дальше — до поворота на юг, на узкую грунтовку, ведущую к Эйгеру. Случайно встреченный полицейский патруль, буде проявит любопытство, легко поверит в то, что владелец авто переехал из Дерлигена в близкие альпийские предгорья. Угонять машину некуда, грунтовка упирается прямиком в подножие Юнгфрау-Великанши.
Шоссе, сосновый лес слева и справа, вдали, серой неясной тенью, зубчатая горная цепь. Машин почти что и нет, сзади одна, спереди тоже — и красная капелька у горизонта. Можно не волноваться, никуда не спешить, не жать до упора на газ...
— Где они нас встретят? — спросила Герда. Не «могут», не «встретят ли», просто.
Марек Шадов ответил честно, как думал:
— На шоссе мы от них уйдем, у «Лоррен Дитриха» мотор помощнее. Возле озера, в городе и у отеля много людей — и наверняка полиция. Что у нас остается?
— У них, — поправила девочка, глядя в атлас. — Остается грунтовка, Кай. На ней не разгонишься и не развернешься.
Задумалась, подперла подбородок сжатым кулачком.
— И чего мы с ними сделаем? Перестреляем? Ты зря, Кай, патроны из пистолета вынул. Ничего, я новые зарядила.
— Перестрелять не сможем, — не без сожаления констатировал Марек Шадов. — А вот обмануть попытаемся. Передай-ка мне атлас!.. И почему сразу — перестрелять, Герда? Они ведь тоже люди. Достаточно вышибить коленную чашечку.
Учите детей добру!
Глава 6. Отель у подножия
1
Она никак не могла сосредоточиться на разговоре. Мешало все — полутемная комната, тихая, едва различимая речь того, кто сидел в самой глубине огромного «вольтеровского кресла», а главное — цветочный дух. Слишком сладкий, слишком густой, словно в старом склепе через неделю после похорон. Запах был очень знаком, памятен, как и сами цветы, но женщина никак не могла ухватить исчезающее название.
Густые лиловые грозди заглядывали прямо в открытое окно, в узкую щель между тяжелыми шторами. Потому и света мало, хотя на дворе ясный день.
— ...Обеспечьте капиталу 10 процентов прибыли, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову...
Белая бородка клинышком, белые усы, большой ноздреватый нос. Глаза утонули в темных впадинах под редкими, почти незаметными бровями. На голове — большая белая панама, совершенно нелепая в четырех стенах, огражденных от Солнца.
— ...При 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы пойти, хотя бы под страхом виселицы. Знаете, кто это сказал, госпожа Веспер?
Надо было ответить, но женщина никак не могла забыть о цветах. Памятные, приметные, и запах известный, только здесь его слишком много...
..Глицинии!
— Это сказал Карл Маркс, сэр!
Сидящий в «вольтеровском» кресле и в самом деле был «сэром», британским баронетом. Всего лишь один титул из огромной коллекции орденов и наград. У него было много имен и еще больше прозвищ. Женщине запомнилось одно — Европейский Призрак. Очень подходит, особенно сейчас. Погребальный дух глициний, полумрак — и еле различимая тень среди теней.
— Вы ошиблись, уважаемая госпожа Веспер, — губы под белой полоской усов дрогнули в еле заметной улыбке. — Но не вы одна. Я хорошо знал Маркса. Сей господин никогда не отличался остроумием, зато был умелым вором. Эти слова, к примеру, он позаимствовал у Томаса Даннинга, обычного лондонского переплетчика. Написал — и забыл упомянуть автора. Цитату можно встретить всюду, некоторые даже принимают ее за руководство к действию. А это, госпожа Веспер, куда более серьезная ошибка.
Год назад она съездила в Монте-Карло. Знакомым и конечно же боссу сказала, что хочет наконец-то посетить знаменитые казино, детище всесильного и всемогущего «Общества Морских Купаний». Не столько себя показать, сколько взглянуть в глаза безумцам, тратящим все ради смутного призрака.
— В Монте-Карло? — О’Хара недоуменно пожал плечами. — Съезди, если хочешь!
Женщина солгала. Ее тоже позвал Призрак — тот, кто и основал «Societe des Bains de Mer». В казино она и вправду заглянула. Смело шагнула к ближайшему столу, выложив горсть фишек, выиграла, проиграла, снова проиграла. Равнодушно выслушав излияния лощеного хлыща, ловца залетных бабочек в бриллиантах, объяснила ему, в чем смысл жизни — на портовом шанхайском жаргоне. И села в такси.
— Господин О’Хара уверен, что деньги могут все. Всевластие капитала, как изъясняются последователи Маркса. Вы понимаете по-русски?