Аргонавты 98-го года
Шрифт:
– Хорошо, - говорю я.
– Мне просто до смерти хочется яиц, и я отправляюсь в молочную.
– Я пошла домой с Биллем.
Она грустно покачала головой, и я еще раз наполнил ее стакан.
Из соседней ложи доносился визгливый смех Генри Звонкой-Кастрюли и назойливые взвизгивания его возлюбленной. Визиты Черного Принца в их ложу были часты и стремительны; но вдруг я услышал, как женщина закричала ноющим голосом:
– Послушай, мне надоел этот черный человек, который так часто входит сюда. Почему ты не закажешь сразу ящик вина?
В ответ раздался старческий хохот.
– Прекрасно, Лулу. Все что ты хочешь, будет исполнено. Послушайте. Принц, тащите сюда ящик.
«Несомненно, подумал я, нет дурака, равного старому дураку».
На эстраде пела маленькая девочка, милая девчурка с прелестным детским голоском и невинным лицом. Как мало подходила она к этому дворцу греха. Она пела простую старинную песенку, полную непосредственной нежности. Во время пения она смотрела вниз на морщинистые лица, и я видел, что много глаз затуманились слезами. Грубые люди внимали в восторженном молчании звукам детского дисканта.
Дорогая, становлюсь я стариком.Перевилось золото мое серебром.Светом будь моим на склоне дней;Жизнь уходит все быстрей, быстрей…Затем из-за сцены присоединился чистый альт, и оба голоса, сливаясь в превосходную гармонию, продолжали:
Об одном, любимая, прошу —Оставайся ласкова со мной!Лишь об этом, милая, прошу —Оставайся ласкова со мной!Когда замер последний отзвук, вся публика поднялась, как один человек, и дождь самородков посыпался на сцену. В этом было что-то трогавшее их сердца, оживлявшее в них странные воспоминания о нежности, вызывавшее в памяти полузабытые картины счастья у очага.
– Какой срам позволять этому ребенку работать в шантанах, - сказала мисс Лабелль. В ее глазах тоже стояли слезы и она поспешно старалась вытереть их.
Занавес опустился, мужчины очищали паркет для танцев. Поэтому, попрощавшись со своей леди, я спустился вниз.
Глава IV
Юноша ждал меня.
– Знаете, товарищ, - сказал он.
– Я начал уже немного беспокоиться, не поймала ли эта красавица вас на удочку, чтобы высосать. Я намерен остаться с вами, и вы не заставите меня уйти. Вот!
– Прекрасно, - сказал я, - пойдем смотреть на танцы.
Мы пробрались в первый ряд зрителей, тогда как позади нас люди теснились как спички в коробке. Шампанское, которое я выпил, снова оживило во мне чувство радости, силы, яркости. Снова огни казались лучезарными, музыка чарующей, женщины божественными. Так как я немного покачивался, мне приходилось слегка цепляться за юношу. Он с любопытством смотрел на меня.
– Подтянитесь, старина, - сказал он.
– Должно быть, вы не часто бываете в городе. Вы не слишком-то привыкли к треску шантанов.
– Нет, - подтвердил я.
– Ладно, - продолжал он, - это самая гнилая штука. Я встречал гораздо больше бедняков, выбитых из строя шантанами, чем всеми салунами и игорными домами вместе. Штука здесь в том, чтобы выжать сок, когда плод вполне созреет, а это не удается только в очень редких случаях.
Он заметил, что я слушаю внимательно, и снова вернулся к этому предмету.
– Видите ли, ребята приходят сюда после шести месяцев, проведенных кряду на участке, и город кажется им очень привлекательным. Музыка звучит, необыкновенно хорошо, а женщины, ну, они кажутся просто ангелами. Парни в полном порядке, но в них сидит сумасшедшая тоска по женскому образу, какая бывает в человеке, после жизни в пустыне, а эти женщины довели искусство закабаления мужчин до тонкости. Если какая-нибудь из них примется за вас, со своими глазами, которые так и въедаются в душу, белыми ручками и милыми ласковыми ужимками, тут уж трудно удержаться. Мужчины глупы, что приближаются к таким местам с мешочками… исключая таких как я, которые знают в чем штука, и уверены в себе.
Юноша излагал все это с чрезвычайно самодовольным видом. Он продолжал:
– Эти девочки работают на процентах. Вы можете заметить, что каждый раз, как вы угощаете их вином, лакей дает вам чек. Это означает, что, когда ночь пройдет, они предъявят их и получат двадцать пять процентов. Вот почему они прибегают к всевозможным хитростям, чтобы заставить вас заказать вино. При расплате вы, обыкновенно, швыряете ваш мешочек, а они зарабатывают и на этом. Вы думаете, что они станут церемониться из-за четверти унции или чего-нибудь в этом роде? Нет, сэр, и вам всегда достается меньшая часть. Протестовать против этого еще хуже.
Юноша посмотрел на меня, как бы гордясь превосходством своих суждений. Паркет был очищен. Девицы теперь начинали выходить из-за кулис, прихорашиваясь и болтая с толпой. Оркестр играл какой-то ликующий рэгтайм, от которого плясало сердце, а каблуки сами собой начинали притоптывать в такт. Свет в зале казался ярче, чем всегда. Белизна и позолота стен еще ослепительнее. Некоторые из девиц слегка покачивались в ритм вальса. Движения их были полны обворожительной грации, и юноша не спускал с них глаз. Он смотрел вниз на свои ноги, обутые в мокасины.
– Ги! Мне хотелось бы повертеться разок, - сказал он, - только раз, прежде чем я покину эту проклятую старую страну навсегда. Я всегда был помешан на танцах и готов проскакать тридцать миль, чтобы попасть на бал.
Глаза его приняли очень задумчивое выражение. Вдруг музыка остановилась и дирижер танцев выступил вперед. Это был высокий брюнет с богатым вибрирующим баритональным голосом.
– Это лучший дирижер во всем Юконе, - сказал Юноша.
– Начинайте, ребята, - возгласил дирижер, - поворачивайтесь живее! Не заставляйте дам ждать! Выньте руки из карманов и приступите к делу! Сейчас начнем мечтательный вальс или славный, смачный тустеп, - что вы предпочитаете. Гей, профессор, жарьте-ка вальс!
Снова раздалась музыка.
– Как вам это понравится, ребята? Неужели ваши ноги еще не превратились в перья? Вперед, ребята! Перед вами славный лощеный паркет, прелестные пушинки - барышни. Так! Так! Правильно, выбирайте себе дам. Закружите ваших возлюбленных! Потарапливайтесь-ка. Сейчас начнем. Что с вами, молодцы? Проснитесь, не стойте, как стадо баранов. Девочки красивы, грациозны, как феи, музыка гремит, зал сияет. Начинайте, ребята!
В его голосе была принудительная сила, и множество пар уже кружилось в вальсе. Женщины были восхитительны в своей грации и упругой легкости. Они болтали, танцуя, бросая своему минутному кавалеру томные взгляды и улыбки сирен. Те из них, которые не успели еще заполучить кавалера, выуживали себе индивидуумов из толпы, ласково маня их выйти вперед. Какой-то пьяный молодец вышел, шатаясь, на середину и облапил девицу. Она была молода, нежна и красива, но не проявила при этом никакого отвращения. Он топтался по кругу, орал и пел, напоминая какое-то дикое заколдованное существо. Но вдруг он споткнулся и упал, увлекая ее за собой. Толпа загоготала. Но девица добродушно подняла его и повела в бар.