Архангельские поморы
Шрифт:
Облизьяна – обезьяна.
Снасти – все приспособления, относящиеся к парусному вооружению судна.
Ют – корма, задняя часть корабля.
Выше всех взлез Первушка Макеев, боцман, Арсением поставленный. Ему-то надлежало в первый черед за исполнением приказов следить и панику строго пресекать. А он вместо этого растолкал локтями всех и сам на грот-мачту взобрался. Пришлось Арсению с Яковом и Бергом, да Олафом самим за штаны матросиков наших, насмерть перепуганных, снимать, порядок наводить. Народец темный, облепил ванты, словно мухи коровьи лепешки, и слезать ни в какую не хочет. Тогда из мушкетов палить Арсений с Яковом принялись и
После, как очухались, Арсений велел наказать тех, кто смуту пустил, а Первушку в каюте капитанской отдельно спрос взяли. Чтоб команда остальная не видела, а не то он грозный вид потеряет и матросики его слушать перестанут. Поначалу пешком по волнам до дому отпустить хотели, да Арсений сердцем мягок был, пожалел Первушку. Высекли его, да кол в темное место вставили, дабы не свербило более. Но об этой экзекуции все равно догадаться можно было. Он неделю после этого сидеть не мог и часто в отхожем месте подолгу засиживался.
Пока команду Арсений успокаивал, корабли купцов из виду потеряли. Ночь в права вступила – и вовсе путь не найти. Так кидало их трое суток; кряхтел, скрипел корабль-фрегат, а все ж бурю выдержал. Правда, пятеро за борт вывалились, один раз голова показалась между волн – и все, не видать паренька больше.
Где были, куда шли, никто не знал. Как небо подобрело и синевой заулыбалось, начали править на юг. Ночью ориентир взяли, на третий день пять кораблей увидели. Это Яков в трубу, за горизонт смотреть предназначенную, узрел, как они паруса закатали и кучкой стоят, прохлаждаются. Присмотрелся Арсений и узнал: на водной глади среди пяти судов два флейта наших обретаются, а к ним три корабля заморских с флагами французскими, на юте вывешенными, прикрепились.
Вроде, земля Людовика далече лежит, что ж они здесь делают? Немного времени прошло, и загадка разрешение сама принесла. От кучки отделился одни корабль-корвет и в сторону нашего «Петра I» пошел. А на флагах сигнальных просемафорил, чтобы Арсений в дрейф судно свое положил.
По-французски никто разобрать не мог. Как разговоры вести? Вот вопрос, который застрял в голове у Арсения. Делать нечего – стали у борта дожидаться, когда иноземный гость подойдет. А корвет приблизился на два кабельтова, да и тоже паруса убавил и шлюпку спустил. Спустя час на борт поднимается свита во главе с высоким, даже стройным, как кипарис, если по-тамошнему выражаться, и представительным капитаном ван Стабелем. Усищи у него, как у кота, сам лицом приятный, духами весь пропах – значит, не мужик, а сплошной падеж женского пола. Арсений растерялся немного перед таким франтом и глаза в палубу зарыл. А тот напротив, осмотрел фрегат-корабль наш, да и говорит:
Проездная грамота в наличии имеется?
Арсений на всех языках европейских лопотать ученый, а вот французского не вытвердил в свое время, только несколько слов знал. Вот он и давай банжуриться, вуаля туда-сюда, мол, знать не знаем, в буре потерялись. Чтобы подоходчивей получалось и пробел, в словах нехватку восполнить, он еще пальцами себе помогать стал. А промеж приветствий спросил на голландском, почему суда наши купеческие в задержке стоят?
Француз понял, что никто на этом корабле на его выговоре понять не может, совет стал держать среди своих подчиненных. Перекинулись словами непонятными, да один из них на первый план вышел и на голландском заговорил.
Вы задержаны французским капитаном-капером на проведение досмотра, а те суда торговые, – он показал на два флейта наших, – конфискованы за провоз контрабанды в пользу короны французской.
Кака тока контрабанда, господин хороший? Мы товары мирные везем, а наш фрегат охрану ведет, – возмутился Арсений.
Корвет – легкий трехмачтовый корабль, предназначенный для разведки
Дрейф – отклонение движущегося корабля от намеченного пути под влиянием ветра.
Кабельтов – одна десятая часть морской мили, равняется 185,3 метра; в море небольшие расстояния измеряют кабельтовыми.
Каперство – в военное время преследование и захват частными судами коммерческих неприятельских кораблей и судов нейтральных стран, занимающихся перевозкой грузов в пользу воюющей страны.
Эфес – рукоятка шпаги.
На провоз товаров разрешение положено, – ответил человек, видимо, казенный, который на голландском говорить умел.
Там, у купцов наших и разрешение, верно, имеется, спросить надоть, – сказал Арсений.
Не обнаружено.
У них грамота государя нашего Петра Алексеевича в сундуках заложена… и товары мы не во Францию везем, а на аглицкий остров и отбор вести, значит, они должны, а не вы, господин француз, – сказал Арсений, немало разволновавшись.
Здесь территория ничейная и досмотр любой волен проводить, – отвечает ему капитан-капер, а сам руку на эфес шпаги заложил. Почувствовал Арсений, что время горячее подступать начало, переговоры в наглость французскую уперлись, и средство, чтоб разрешение найти здесь только в крепком кулаке заключается.
Значит, грабеж получается, и законом все это вы прикрыть собираетесь? – смекнул Яков.
Конфискация по согласию обеих сторон, – ответил казенный человек.
Како тако согласие? Потому ли, что ваших кораблей, способных к бою, три, а у нас только один?
Да. И в этом следствии предложение наше на мирное расхождение нацелено.
Хотите даром получить то, что по праву нам принадлежит, находальники французские? – уже по нашему не стерпел Арсений и как приложился кулаком к лику капитанскому, французскими духами вонявшему. Тут его светлый образ потускнел и покосился, ноги у него как-то подогнулись, и он пал без чувств прямо перед стоявшими. Что потом было, описывать тяжело. Конфуз страшный, переговоры честные были, а Арсений страстям волю дал. Правилами этикета европейского этого недопустимо делать. На Арсения Берг и Олаф с Яковом накинулись, успокаивать давай. А Первушка стоял невдалеке; как драку увидел, тут же подбежал и свой кулак-кувалду на голову человеку казенному опустил.
Тот рухнул сразу в бессознание, его даже потом к жизни привести не смогли. Так бревном недвижимым в шлюпку и спустили. Отчалили французские переговорщики, а Арсений стрелой к пушкам усвистал. Паруса размотали, крутой бейдевинд дали, а к корвету в помощь бриг французский пошел. Скоролучно бой приближался: люди мирного уклада дела оного не сыскали, теперь корабли беседу поведут и из пушки изъяснения весомые посылать начнут. У кого первым дерево треснет, тот и к согласию скоро заспешит. Сила железа всегда убедительно звучала, правда не всегда на стороне совести оказывалась.