Архангельские поморы
Шрифт:
Галиот – длинная, обтекаемой формы галера небольших размеров с довольно высокой скоростью, с одним косым парусом. Вооружен от 2 до 10 пушек. Так же корабль снабжен веслами, расположенными в один – три яруса.
На Маркове острове – новый дом Петра выстроили на соседнем острове с Линским прилуком. Чтобы из окон была видна строящаяся Новодвинская цатадель.
Отделились три корабля: один – шнява, а другие – два галиота, для разведки. Шняву Иван ведет, а галиот его сподручник Дмитрий Борисов.
Как только подошли суда шведские и встали аккурат напротив пушек
Вот к весне и сподобил Господь в третий раз царю Петруше засобираться и ехать до Архангельского города. В апреле месяце, какого числа не скажу, выехал самодержец из столичных ворот целою процессией. Народу набрал великое множество, всю придворную знать собрал вокруг себя и еще пять гвардейских батальонов прихватил. Получалось так, что вся Россия ехала защищать наш Архангельский город. Вот до чего дорого сердцу Петрову оказалось поселение северное.
Путь не близок был, хоть частично и водой преодолевался. Прибыл в земли Двинские государь аккурат только к 18 мая. Воевода Ржевский вместе с гостями иноземными вышед на шлюпках встречать Петра. Когда же в город входил караван с царем, дали залп тройной из мелкого оружия, а затем и из пушек всякого калибра отсалютовали. Хоромы теперь не позорные ждали Петра, а, как полагается, – светлица, хоть и не просторна, но все же для жилья пригодна. На Маркове острове домик о четырех комнатах отстроили для него.
Город укрепляли, батареи артиллерийские по берегам реки устраивали, засорением устьев Мурманского и Пудожемского занимались, крепость Новодвинскую строили. На Троицу два фрегата малых в воду запустили и большой корабль заложили. Во время, для отдыха предназначенного, царь развлекался с народом простым.
Бывало, соберет человек сорок народу простого, напоит так, что они еле ноги волочат, а затем как загонит всех в воду и туда живых моржей запустит. Пьяные мужики давай спасаться от зверя свирепого, только ноги-то не слушаются. Вот где потеха разгулялась, а Петр, несмотря что государь, в самую гущу так и лезет. За то Петра Алексеевича всякий простой люд и уважал, что не гнушался хлеб с ними разделить.
Увлеклись царскими россказнями и об Арсении забыли. А он в обозе государевом ехал и, как только караван в город прибыл, тут же птицею острокрылою полетел в деревню родную, где тятька и мамка находились. Мамка-то, как его увидевши в голландских костюмах разодетого, при дверях стоящего, так от счастья нежданного чуть в обморок не попадала, а отец во дворе копался, так словно и не замечат. Только, когда Ефросиния окрикнула его: «Что ж ты, ирод окаянный, сын на пороге, а ты пнем сидишь!» – так и не признает,
Вся деревня собралась вечером в доме у Коржавиных слушать приключения Арсения заморские. Только слушали-то одни бабы, а мужики больше на водку налегали и особо его вопросами бестолковыми не беспокоили.
К исходу июля месяца призывает Петр Алексеевич Арсения к себе. Тот ни ухом, ни бровью не ведет, зачем он занадобился царю. Занят тогда он был работою заветной: постройкой фрегата большого о пятидесяти пушках, задуманного им и воплощенного в чертежах еще в Голландии, на что он в Москве истребовал дозволения царева на его осуществление в древе сосновом, о натуральных размерах.
Ну, Арсений Парфенов, настал черед распрощаться с тобой, – говорит ему Петр. – Вначале мысль имел с собой тебя взять, да уж ты больно чудной корабль затеял. Лишать дела тебя не буду, но зато и наказ даю тебе строгий… Нет, позже об этом. Хочу сначала сказать тебе, что мне сейчас люди образованные смерть как нужны.
Куда путь изволите держать? Что в планах задумано, государь? – спросил Арсений.
Интересуешься?
Каролуса – так русские люди называли Карла XII.
Стекольне – так русские люди называли Стокгольм.
Зело – очень.
Паче – больше.
Не без этого.
Не в планах Арсений, само собой просится. В заграницах побывал, аль не слышал, какие разговоры про нас ведутся?
Что заграница, мне ясно видеть потребно, какие вопросы у государя моего волнительны.
Вопрос один, Арсений. Выйдем к Балтике или нет. Побьем короля Каролуса, поставим печать сапога нашего в их Стекольне или нет. Отторгнем у шведов ливонскую вотчину к твердому русскому основанию или нет. Соединим три моря единою водой или нет. Что, довольно али еще подбавить?
Довольно будет, минхерц.
То-то, Арсений, государство в запустении, дел по макушку, не разгрести мне одному, вот подсобников башковитых и ищу. Ты мне попался думал, вместе дело государственное потянем, думал впряжешься, в одной упряжке пойдем. Видно дороги у нас с тобой разные.
Да я…
Молчи, молчи, знаю, все знаю. Сам к морю не ровно дышу, поэтому и отпускаю. И корабль дал добро сооружать… . Ты, вот что, команду через адмиралтейство набирай, там деньги на твое имя оставлены, я уж и указ на сей счет подписал. И следующей осенью, сукин ты сын, возьмешь с собой купцов архангельских и на остров аглицкий дуй. Понял ли?
Так.
После этого купцы в Лондоне перезимуют и назад домой пойдут, а ты на Балтику иди, на Ладоге ждать тебя, стервеца, буду. Сейчас дело лихо завернется, до этого все шутки были: там стрельнем, там пальнем – баловство одно. Теперь шведа теснить всерьез начнем. Столица без моря не столица, вот что я думаю, Арсений, зело меня, паче всех мыслей, мучит. Хочу на заливе город основать на европейский манер, чтоб знали все о России, что не лес у нас один и мы не звери лютые, а и города не хуже западных имеются и люди не челядь одна. Корабли весной из Голландии, видел, приходили?