Архимед Вовки Грушина
Шрифт:
Больше поварихи не разговаривали. Ира схватила клячу под уздцы, повернула ее и повела назад по просеке.
— Ира, куда вы? — крикнул я, еле поспевая за ними.
Ира не ответила.
— Если бы мы были одни, — сказала Зюлейка и обернулась, — тогда другое дело, но ведь с нами… Ой! Ира!
Она так посмотрела на коров, что я невольно тоже оглянулся. Тут и мне стало не по себе. Черная очкастая корова уже не шла, а бежала, как видно, испугавшись грома, и за ней, мыча, мотая хвостами, бежало все стадо.
Мы
— Ира! Вот! Поворачивай! — крикнула Зюлейка.
Влево от просеки мы увидели дорогу. Ира свернула на всем бегу и потянула за собой лошадь.
— Эй!.. Эй, ты! Осторожней!.. — завопил я.
Но было поздно. Телегу занесло, она качнулась, подпрыгнула раза два боком; с одной стороны колеса поднялись, и она завалилась со всеми корзинами, мешками, ведрами и посудой.
Мы сразу забыли про коров. Они бежали мимо совсем близко, а мы стояли под дождем, разинув рты, глядя то друг на друга, то на рассыпанный груз.
Вслед за стадом, волоча длинные бичи, пробежали двое мальчишек, пастухи. Не останавливаясь, они что-то крикнули нам и захохотали. Тут только мы опомнились. Прежде всего мы сложили под деревом и накрыли брезентом буханки хлеба да мешки с крупой и солью, чтобы спасти их от дождя, потом поправили хомут и дугу на лошади; измучились, пока подымали телегу и втаскивали на нее тяжеленный куль с картошкой. Хорошо, что посуда алюминиевая, а то бы одни черепки остались.
Когда все наконец было уложено и связано, наступила такая темень, что я собственных ног не видел.
Медленно, осторожно побрели мы по просеке. Воз то и дело попадал колесами то в колеи и выбоины, то на бугры. Дождь не переставал, а наоборот, лил теперь еще сильнее. Все мы промокли до нитки, устали. Я был зол, но зато у поварих настроение исправилось.
— Вот! — кричала в потемках Зушка. — Что бы Таська Лапина сделала, если бы попала в такое приключение?
— Спятила бы, — отвечала Ирина откуда-то из-за телеги.
— Ира, все теперь нас ждут и волнуются. Правда?
— Ага. Небось, голодные, как волки.
— И никто не знает, какое мы приключение переживаем!
— Если мы сегодня не приедем, без ужина спать лягут. А сегодня на ужин печеная картошка с маслом.
— Ира, теперь у нас боевая задача: несмотря ни на какие трудности, привезти… Ой!
Что-то шлепнулось рядом со мной.
— Зушка! Ты где?
— Здесь, — ответила та откуда-то сзади. — Тут какая-то яма… И вот, несмотря ни на какие трудности, мы идем все вперед и вперед и везем картошку и…
Лошадь неожиданно стала.
— Но! — сказал я.
Кляча не двинулась. Ира зашлепала по лужам вперед, чтобы узнать, в чем дело.
— Митя!
— Ну?
— Тут деревья.
— Где деревья?
— Прямо перед нами деревья.
Долго мы не понимали, в чем дело. Хорошо еще, что время от времени сверкала молния. Она помогла нам разглядеть, что просека окончилась и уперлась в узкую лесную дорогу, которая шла в обе стороны от нее.
— Куда же теперь? Направо? Налево? — спросил я.
— Ира, заблудились! Да? — проговорила Зушка.
Мне показалось, что она довольна этим.
— Ничего не заблудились! — сказала Ира. — Здесь должен быть дорожный знак. Давайте спички.
Спички у меня были, да только они совсем размокли.
— Станьте в разных местах и смотрите на дорогу, — сказала Ирина: — молния сверкнет — может быть, увидим…
Мы нагнулись и стали ждать молнию. Как назло, ее очень долго не было. Дождь, и тот начал ослабевать. У меня заболела спина. Вдруг все осветилось кругом, и над нашими головами так треснуло, что я подпрыгнул. Ничего мы не увидели. Только лужи, покрытые пупырышками.
— Хватит дурака валять! — сказал я. — Давайте сделаем бутерброды, закусим и подождем, когда станет светлее.
Но поварихи в один голос закричали, что мы не имеем права закусывать, когда нас ждут шестьдесят голодных ребят.
Мы наугад свернули вправо. Дождь совсем перестал, сделалось светлее, но мы еле тащились, потому что телега вязла в грязи.
Вдруг Зюлейка остановилась.
— Слышите? — спросила она тихо.
Мы прислушались. Кто-то быстро шлепал впереди, хныкал и что-то причитал тоненьким голоском. Потом мы увидели маленького мальчишку. Он бежал рысцой нам навстречу и был такой же мокрый, как мы. Поровнявшись с нами, он перестал хныкать и осторожно, боком, обошел телегу. Потом снова пустился бежать.
— Эй! — крикнула Ира. — Где Пустая сторожка? (Так называлось место, где мы должны были ночевать).
Мальчишка не ответил.
— Слышишь? Пустая сторожка где?
— Прямо! — крикнул мальчишка и скороговоркой добавил: — Дойдете до коряжки, так влево свернете и орешником, а как мочажину перейдете, так сбоку у вас будет луг, из просеки выйдете — и через, брод.
— Ничего не понимаю! До какой коряжки? Эй, проводи до Пустой сторожки!
— Не!..
Ирина что-то буркнула себе под нос и побежала вслед за мальчишкой. Скоро мы услышали крики:
— Пусти! Чего лезешь! Ну! Пусти, говорю!
Ира вернулась к нам, волоча за собой мальчишку, который упирался, лягался ногами и ревел на весь лес.
— Пока не доведешь до Пустой сторожки, не видать тебе дома, как своих ушей, — сказала Ирина.
— Там шестьдесят человек голодные сидят, а мы будем с тобой церемониться, — добавила Зюлейка.
Но мальчишка еще громче закричал и укусил повариху за руку. Та взвизгнула. Я бросился к Ирине на помощь, но тут где-то совсем близко чей-то грубый голос спросил: